— Ну же, мальчик, Адриан, смелее, — сказала она ласково и одновременно с провокацией.

Я притронулся к её груди, неуверенно и, как оказалось слишком грубо. Кати поморщилась.

— Нежнее, мальчик, нежнее, вот так, — она направила мои руки ниже к своему животу, еще ниже. Потом стянула с меня штаны и… И я вошел в нее.

Я чувствовал себя словно брошенный в воду щенок, который не умея плавать, инстинктивно греб лапами. Это было незабываемо, приятно и ужасно волнительно…

…Да это было как будто давно, в другой жизни, другой вселенной.

— Бетти, — разбудил я подругу. Она вздрогнула и посмотрела на меня сонным взглядом. Свеча на столе почти догорела, а за окном просветлело.

— Да, Адриана

— Скоро начнут просыпаться сестры и могут обнаружить, что моя комната открыта. Иди к себе, закрой меня и ложись спать, — попросил я.

— Ты сердишься на меня, Адриана?

— Почему ты так думаешь, Бетти?

— Ты грустная и у тебя слезы…

Я вытерл лицо тыльной стороной ладони. Ах, ты как неудобно вышло! Надо же, какой я стал чувствительный.

— Да что ты, глупости, просто спать хочу, вот и глаза слезятся.

— Я зря интересовалась с кем ты… — она с тревогой смотрела на меня.

Ох уж эти девчонки… А, да, я теперь тоже девчонка.

— Опять, перестань Бетти, я же говорю, все прекрасно, — я склонился и поцеловал ее в лоб.

Она улыбнулась и спросила:

— Скажи, ты была когда-нибудь счастлива, Адриана?

Я почувствовал, как к горлу подступил ком и ничего не ответил. Только помог подруге подняться с моей кровати и настойчиво проводил до двери. Бетти, похоже огорчилась.

Видела бы она, как я потом рыдал в тишине и полном одиночестве.

Монастырская жизнь продолжалась. Мне было не легко, иногда больно осознавать, что я девушка.

Что есть физическая боль по сравнению с болью душевной. Когда тебя грызут изнутри тысячи сомнений, старых воспоминаний и осознание того, что ты не такой как прежде. Еще больнее осознавать, то что ты не нужен никому. Даже родным. Почти никому, кроме милой Бетти.

Сегодня был редкий теплый осенний день. По монастырской толстой стене ходили стражники и девочки непременно старались строить глазки бравым воинам, охранявшим их спокойствие. Те же старались не смотреть на девушек дабы не поддаваться их коварным чарам. Какие-то беспокойные птицы шумели, прыгая неподалеку на ветвях садовых деревьях. После занятий и обеда воспитанницы вышли подышать свежим воздухом в сад за спальным корпусом. Бетти и меня сманила на улицу. И мы устроились на одной из скамеек.

Я соорудил себе небольшую трубочку из сухого полого ствола растения, похожего чем-то на тростник и начал охотиться на девушек. Незаметно стрелял горохом по тем, что проходили мимо моей скамейки и потом прятал своё “оружие”, в складки подола синего платья. Девушки вскрикивали, почувствовав, как им в затылок или шею неожиданно что-то врезалось, осматривались по сторонам с удивленным и в то же время смешным выражением лица. Почему-то ни одна из них не догадалась, а возможно и не подозревала даже, что этот выстрел сделал я. Некоторые горошины попадали как раз в сгибы крыльев девичьих чепчиков и оставались там, иногда перекатываясь по сгибу из стороны в сторону, когда девушки шли или чуть склоняли головы.

Моя подружка сидела рядом на скамейке и вязала что-то на спицах.

Издалека я приметил как по центральной дорожке сада к нам шла одна из жриц монастыря. Они жили вместе с монахинями в настоятельском корпусе и с нами особо не общались. Вообще, жрицы помешаны были на оккультизме и разных обрядах. Делали все по определенным канонам. Считалось, Луноликая Олди одаривала их особыми способностями. Арк-Горанда носили синие плащи с капюшонами поверх черных платьев. Волосы ничем не покрывали и делали на щеках татуировки с изображением древа познания. Девушки, гулявшие в саду по соседству с нами, увидев жрицу, почтительно здоровались с ней и провожали любопытными взглядами.

Девушка в синем плаще направилась в нашу сторону и Бетти, увидев ее, сильно заволновалась, отложила свое рукоделие и встала с лавки. Я спрятал трубочку за спину и тоже нехотя поднялся с лавки. Кто знает, за непочтение жрицы сестра Анкила или Люцила могли и наказать. Заставить мести дорожки или еще чего.

— Добрый день, — поздоровалась девушка и откинула капюшон с лица, татуировка дерева на ее щеке сразу стала заметна. Это оказалась совсем молоденькая служительница культа в возрасте не более чем за двадцать лет. Она словно не заметила Бетти, уставилась сразу на меня колким взглядом серых, почти бесцветных глаз. — Давно ты такой?

Трубочка сама выпала у меня из пальцев прямо на дорожку.

— Я не понимаю вас, — ответил я, не веря своим ушам.

Жрица кажется рассердилась на мой нелепый ответ.

— Ты прекрасно понял меня, юноша!

— Вы не считаете меня сумасшедшей? — осторожно спросил я. Вдруг она специально проверяла меня.

Жрица улыбнулась на мои слова, но вышло это у нее как— то язвительно.

— Перед тобой та, которая видит людей такими, какие они есть.

Я почувствовал озноб от ее улыбки. Бетти похоже не верила своим ушам, но влезть в наш разговор не смела.

— Это случилось неожиданно, я стал таким, какой я сейчас однажды утром, — мне стало вдруг не по себе и нахлынули воспоминания о том роковом дне.

Жрица накинула капюшон на голову и сказала:

— Идем за мной! Ну же…

— Куда? — я почувствовал, как у меня кольнуло в животе.

Но ответа не последовало, только снова на устах жрицы промелькнула циничная улыбка. Она молча поманила пальцем, развернулась и пошла по дорожке к выходу из сада. Ее синий плащ развевался на прохладном ветру. Шла она легко, непринужденно, словно парила. Я приметил насколько у нее маленькие ступни, как у ребенка лет десяти. Не знаю, но мне почему-то запомнился не цвет ее глаз и даже не ее надменная улыбка, а именно маленькие ступни.

Девушка шла быстро и не оборачивалась. Похоже, ее не заботило успеваю я за ней идти или нет, потому как она ни разу не обернулась на меня.

Так мы миновали сад и жилой корпус. И пошли прямиком к настоятельскому.

Я старался не отстать от ее и почему-то сильно волновался. Куда ведет меня эта странная девушка, зачем? Несколько раз возникало плохое предчувствие и желание остановиться, но любопытство оказалось сильнее. Оно всегда меня подводило!

Мы вошли в настоятельский корпус и повернули в северное крыло. Я притормозил, рассматривая каменные стены.

Настоятельский корпус — это белое каменное здание с высокими окнами и изнутри выглядел внушительно. Даже очень. Сюда разрешалось входить только жрицам, монахиням и особым гостям. Или, в исключительных случаях. Внутри все стены корпуса украшала руническая резьба по камню, главная тема которой — изображение Луноликой Олди и древа жизни. Как я понял, это особые ритуальные рисунки. И сделаны они были на удивление четко и без помарок, интересно что за чудо-мастер трудился над этим. Лестницы, их в корпусе было две, с витиеватыми узорами, ажурные, словно кружева, только из металла.

— Поживее, мальчик! — проворчала девушка-жрица, притормозив у лестницы на второй этаж. — Я не собираюсь нянчиться с тобой.

— Яне в том возрасте, в котором мне нужны няньки, — огрызнулся я. Не очень-то мне нравилась ее манера разговаривать со мной. Да и вообще, что за моду взяли указывать мне. Если я теперь девушка — все можно?!

Мы поднялись на второй этаж, прошли до конца довольно светлого коридора и остановились у двери из черного, каменного дерева. Я почувствовал острый запах каких-то дурманных трав.

Жрица отворила дверь.

— Заходи, — сказала она холодным приказным тоном и снова как— то язвительно усмехнулась.

Из открытой двери в лицо повеяло теплым и прокуренным дымом от трав и послышался голос еще одной жрицы:

— Мафета, это ты?

— Да, старшая, — ответила девушка с маленькими ступнями и протолкнула меня в комнату.