Меня почти никто не заметил. Кому сейчас, когда наследник так неожиданно вернулся, интересна какая-то незаконнорожденная дочь берта.

Подошел ближе к столу своей семьи.

— Доброе утро, — сделал легкий реверанс. Обратился к своему брату-самозванцу. — Братец, Адриан, я пришла выразить свою радость по поводу твоего возращения, и свою скорбь, потому как с тобой обошлись наши враги. На твоем месте, я бы предпочла смерть.

— Адриана, — обратилась ко мне бабушка Дарита. — Твоя привязанность к брату похвальна. Именно так должна себя вести настоящая сестра. Даже если она сводная.

Бабушка не постеснялась, как бы, между прочим, напомнить мне моё место. Наконец, ко мне устремились взгляды родственников.

— Братец, она похожа на тебя, — приметил мой дядюшка Гротер. — Сколько тебе лет, дитя?

— Семнадцать и я уже не дитя, — ответил я дядюшке.

— Она сверстница Адрину? Ну, братец! — как-то ехидно захихикал дядя Гротер, — когда ты только все успеваешь!

— У всех свои слабости, брат. Лучше иметь многих, чем никого, — ответил Люциус и посмеялся. Некоторые лорды тоже оценили его колкость.

Мне отвели стул на самом краю семейного стола. И тут я догадался: я совсем не первый, как раньше. Слева от меня сидели младшие сыновья дяди Мирл и Берл.

Мирл младше меня на год, но гордости у него было настолько много, что я, даже раньше, когда был наследником берта, по сравнению с ним казался тихим и скромным. Средний сын Гротера — кузен Берл, младше меня на целых два года, но это совсем не мешало ему то и дело заглядывать мне в декольте. Я ощущал буквально физически, как он раздевал меня в своих фантазиях.

— Очень рад знакомству, кузина, — сказал Мирл и манерно откусил кусочек яблока. И, разжевывая его, стал неприлично чмокать.

Меня чуть передернуло от омерзения.

Самозванец Адриан чувствовал себя не в своей тарелке, вздрагивал, когда бабуля прикасалась к нему, или когда кто-то пытался с ним заговорить. Бедняга, что ему должно быть приходится переносить. Не думаю, что парень по своей воле согласился на это. Ему не повезло трижды. Во-первых, потому, что он похож на меня внешне, во-вторых, его схожесть со мной заметили, в третьих, он попал в мою семью. Парень нервно осматривался, особенно косился в мою сторону. Возможно, боялся, моей ненависти и мести — мне было его просто жаль. Отец внешне казался спокоен, иногда улыбался и хлопал самозванца по плечу.

— Ничего сын, пройдёт время, — говорил он ему, — и ты забудешь о всех кошмарах, возможно, снова начнешь говорить как и раньше.

Самозванец лишь неуверенно кивал в ответ. Его жесты раздражали. Это совсем не я! Разве мог я вести себя, словно баран?! Он занял моё место рядом с отцом-бертом, а я, как ублюдок, в женских юбках, терплю унижение.

Однако, придворные и остальные родственники, видели меня впервые, и поэтому я начал привлекать внимание не меньше самозванца. Некоторые наверняка гадали, какую роль играет в семье моего отца эта незаконнорожденная дочь. Да, незаконнорожденная, но все же мой отец — берт Сендарина!

— Я слышал, Адриана, ты воспитывалась при монастыре? — задал вопрос дядя Гротер.

— Не долго, — честно ответил я. — Большую часть своей жизни я провела в своём доме и воспитывалась в семье.

— Она на три года младше Догура, — вдруг настоятельно подметила бабушка и улыбнулась, своей змеиной улыбкой, которая ничего доброго не сулила. Дарита искренне любила меня, когда я был Адрианом. Сейчас перед ней сидела малознакомая пигалица.

— Я отправил её в монастырь Арг-Горанд, дабы там Адриана была в безопасности, — ввязался в разговор мой отец. — Да, мама, наши дети почти ровесники, но породнится настолько близко с семьёй моего брата, я не желаю.

Берт не притронулся к завтраку, а значит, озабочен, хоть и был внешне спокоен. Если бы не вся эта семейно-политическая чехарда, я бы с упоением предался чревоугодию: сегодня к столу подали клубнику. Осень, а у нас свежая клубника! Только семье берта доступна такая роскошь. И клубнику эту выращивали к нашему столу в теплицах, воздух в которых согревался теплой водой из терм Стеклянной долины и поступал туда по медным трубам.

Я осмотрелся, пытаясь понять о чем, возможно могли сейчас думать наши подданные. Все только делали вид, что рады “моему обретению”, поздравляли с этим моего отца, сочувствовали. Все понимали, что все это красивая игра в поддавки. Я заметил, как неодобрительно посматривали на моего двойника лорды из партии «Золотой десятки»[10]. Бортис Мюль расположился неподалеку компании однопартийцев. Наблюдал за ними, помалкивал, ел клубнику, не смотря на все происходящее. Вот чьей выдержке можно было только позавидовать. Бортис — уши и глаза отца, его решительная воля. Наверняка среди этой десятки был тот, кого он держал на коротком поводке и кто докладывал ему о всей подноготной.

Лорды из партии «Железный кулак», их было всего трое, молча и сурово поглядывали на меня. Пока я темная лошадка, что от меня ждать и как меня использовать никто не знал.

Мне стало не по себе от всех этих переглядок, я положила салфетку на столешницу, изобразил, что меня слегка поташнивает и попросила камергера отца проводить меня на открытую галерею, подышать свежим воздухом.

Это была плохая идея. Все же почти наступила зима, и северный промозглый ветер пронизывал практически до костей.

— Месьера, вы простудитесь и заболеете! Давайте зайдем внутрь, — пытался уговорить меня камергер. — Месьера, берту это не понравится!

Но я делал вид, что не слышу его. Наконец на мои плечи лег чей-то теплый сюртук, а у со спины послышался знакомый голос.

— Адриана, ты как всегда непослушна.

Я резко обернулся и увидел того, кого я совершенно не ожидал здесь увидеть — Оскара Боха. Он, похоже, был рад видеть меня. Я же испытал противоречивые чувства: сначала сильно удивился, потом обрадовался, потом, вспомнив, о поцелуях в шкафу и бессовестной лжи, почувствовал что краснею.

— Оскар, как ты здесь оказался? — я бросился его обнимать. Сам не ожидал от себя такого поступка.

— Ты не поверишь, но теперь я твой наставник и здесь. Меня порекомендовал господин советник, Бортис Мюль.

— Я думала за помощь мне, тебя давно изгнали со службы в монастыре.

— Нет, — сдержанно улыбнулся он. Его лицо, как и прежде, было слегка покрыто колючей темной щетиной. Сняв сюртук, он остался в одной сорочке, которая, колыхалась от ветра, облегала его мускулистое крепкое тело. Казалось, холод ему совершенно безразличен.

Меня только при одном его виде в легкой одежде начало потряхивать.

— Все же зайдем внутрь, — Предложила я Боху.

Леор, камергер отца с облегчением вздохнул, он сам был одет не слишком тепло и давно продрог до нитки.

Мы зашли с галереи в коридор дворца. Я вернул Оскару сюртук и спросил:

— И все же что вы здесь делаете, господин Бох, вы ведь не просто так сюда заглянули?

— Верно, но причина моего присутствия в этих стенах именно вы Адриана. Я теперь отвечаю за охрану дочери берта. А вернее я теперь начальник вашей охраны.

— Охраны! Вы что следить за мной станете! — я был весьма неприятно удивлен. — То есть дворцовой охраны не хватает и отец решил приставить мне личных соглядатаев?

— Я, так же как и вы, Адриана, человек подневольный. Бывших военных, как известно, не бывает. Я давал присягу служить Сендарину и берту.

— Я солгала вам тогда в монастыре. Я действительно ребенок берта. По крайней мере, сейчас я его дочь.

— я не сомневался, — усмехнулся Оскар.

— Вам весело, вас это веселит? Я же солгала вам. Что вы вообще знаете?! — рассердился я на него за несерьёзное отношение.

Мы шли вдоль коридора. Камергер отца оставил нас и направился обратно в зал для приемов, где его ждали другие дела.

— Вы, Адриана, уж простите, избалованная девчонка с богатой фантазией, — Оскар шел чуть позади меня. У него на губах играла улыбка.

— Ты невыносим, Оскар, — сердился я и одновременно радовался, что именно его назначили начальником моей охраны.