— Ну, в том и фишка, верно? Я не стану прятаться за человеческим статусом.

Чандрэ отмахнулась от мужчин у стены, когда некоторые из них закивали и ответили на слова Касс одобрительным бормотанием.

— …Это глупость, — сказала Чан, снова поворачиваясь к ней. — Хуже того, это логика червяка. А не логика моих людей, — она наградила других видящих суровым взглядом, бросая им вызов поспорить. — Людей, которым приходится прятаться, всю жизнь оставаться невидимыми.

— Что ж, — сказала Касс, вскидывая руки. — Я не одна из «твоих» людей. Как ты постоянно мне напоминаешь.

Нахмурившись ещё сильнее, Чандрэ уставилась на неё. Её темно-красные глаза заметно расфокусировались, что говорило Касс о том, что она опять её читает. Прикусив губу, она подождала, когда видящая закончит, и постаралась напомнить себе, что так она демонстрирует заботу.

Отключившись, Чандрэ скрестила руки на груди и прочистила горло.

— Твоя подруга, — натянуто сказала она. — Элисон. Она и моя подруга тоже.

Касс фыркнула.

— Жалкая попытка, Чан. Серьёзно, жалкая.

— Ты бы хотела, чтобы она ненавидела меня? Она — Мост!

— Супер. И твой драгоценный Мост верит в свободу волеизъявления, если ты вдруг не заметила. Она никогда не пыталась отговорить меня от чего-то, что я хотела сделать. Ну, — поправилась она, крепче скрещивая руки на груди. — За исключением Джека. А там она оказалась права.

По углам комнаты раздался смех.

Чандрэ помедлила, чтобы сердитым взглядом заставить всех заткнуться.

Касс помнила, что они говорили на прекси, и даже немного загордилась, что её знание языка было достаточно хорошим, чтобы поддерживать разговор… и даже спор… перед кучкой разведчиков.

В последний раз наградив её пристальным взглядом, Чандрэ пожала плечами и жестом показала мужчине, стоявшему за ней, чтобы тот продолжал. Однако Касс уловила незаметный жест, которым она говорила мужчине-видящему не торопиться. Только тогда Касс осознала — разведчик думал, что она попросит его остановиться ещё до завершения метки, если будет слишком больно.

Прикусив губу, Касс упрямо плюхнулась на стул рядом со столиком тату-художника.

— Не жди, что я потом буду тебе сочувствовать, — сказала Чандрэ.

Касс с удивлением услышала в голосе видящей настоящие эмоции.

— Хочешь убить себя? — спросила она. — Валяй, червяк. Меня это устраивает. В этом мире и без того хватает червяков, — она сложила руки на груди. — Кому нужен ещё один… да ещё и тупой, к тому же.

Касс закатила глаза, но невольно слегка улыбнулась.

Мужчина с органической иглой для татуировок тоже, похоже, сомневался, но все-таки шагнул вперёд, когда Чандрэ во второй раз показала ему продолжать. Поверх поношенной чёрной футболки он носил кожаный фартук. На смуглом азиатском лице с грубыми чертами выделялись темно-синие глаза с бледно-розовым ободком. Слегка фыркнув, он сел на низкий стульчик рядом с потрёпанным кожаным креслом, за которым выстроились другие видящие, ожидавшие своей очереди на татуировку.

Касс старалась не смотреть на окровавленные тряпки, валявшиеся в грязи у его ног.

Она знала, что будет больно. Она видела, как молодые видящие плачут под иглой. Чандрэ заставила её наблюдать за процессом создания татуировок полудюжины видящих перед ней, чтобы она знала, как это больно.

Видящий с тату-иглой вновь посмотрел на Чандрэ.

— Ты возьмёшь на себя ответственность? — спросил он у охотницы.

Ну это уже слишком.

Касс закатила глаза.

— Нет. Мост сожрёт твою селезёнку. А я буду смотреть. Хохоча. Хохоча и напевая свою песенку «я ненавижу видящих»…

Другие видящие засмеялись громче, пока сердитый взгляд Чандрэ не заставил их утихнуть.

Касс поудобнее села на кресле, протягивая руку. Мужчина аккуратно наклонился над её кожей, занося иглу перед тем, как бросить на Чандрэ последний косой взгляд.

Приготовившись, Касс держала руку неподвижно — так, как на её глазах это делали другие видящие. Прежде чем иголка опустилась на её кожу, к Касс с другой стороны подошёл молодой парень-видящий.

Он уважительно поклонился, взглядом спрашивая разрешения.

Касс кивнула, ощутив прилив благодарности.

— Спасибо. Было бы здорово.

Он пристроился за креслом, чтобы удерживать её неподвижно, прижался своим плечом к её плечу и стиснул её руку. Видящий, державший иглу, бросил на Чандрэ последний беглый взгляд глаз странного цвета.

Затем он прижал кончик органической иглы к коже Касс.

Он начал работать, и все присутствующие видящие притихли.

Чандрэ не преувеличивала. Боль оказалась сильной.

Настолько сильной, что разум Касс опустел, и стало сложно не сопротивляться, не кричать. Она вообще не могла думать, пытаясь привыкнуть к ощущениям.

И все же она находила в этом что-то настолько знакомое, что это позволяло её разуму и телу привыкнуть к чувству, которое иначе оказалось бы агонией. Боль постепенно усиливалась по мере того, как больше этих кислотных чернил проникало под её кожу. Её рука как будто горела в огне, и в то же время её кто-то жрал.

И все же Касс испытывала странное удовлетворение от того, что она переживала кое-что похуже.

Намного хуже.

Хуже всего, с чем сталкивалось большинство наблюдавших видящих.

Касс прикусила губу, на её глаза навернулись слезы, но она не ёрзала в хватке мужчины-видящего. Она не издавала ни звука, даже когда татуировщик убрал иголку, вырвав частицу её плоти и кожи.

Она смотрела, как он меняет цвет чернил, наполняя органический держатель бледно-голубым.

Затем он начал снова. В этот раз было больнее.

Но опять-таки, не так больно как то, что она пережила в руках Териана.

Боль сама по себе не могла её сломить — уже не могла.

В итоге Касс стала смотреть с кресла на свет, лившийся через двери амбара, наблюдать за порхающими птичками, ощущая на своей руке мозолистые ладони видящего и обжигающий кончик органической иглы.

Примерно час спустя художник повесил иглу на металлической стойке концом вверх.

Промокнув её кожу антисептиком, он слегка вздрогнул, когда Касс застонала, стараясь не отпрянуть. Она так расслабилась под ровным жжением иглы, что пропитка раны спиртным застала её врасплох, потому что это была другая боль. Она заставила себя повернуться, когда он уронил очередную окровавленную тряпку на посыпанный опилками пол. Затем её взгляд опустился к руке, уставившись на сине-белую татуировку меча и солнца, выжженную на её коже.

Белое и синее пламя исходило от бледно-голубой орбиты в середине, и его пересекал белый меч, обрисованный черными чернилами.

Потрясающе.

Даже сейчас, в окружении покрасневшей кожи, татуировка буквально светилась.

Касс медленно поднялась на ноги, пошатнувшись, и молодой видящий поймал её за запястье, поддержав. Она немного натужно поклонилась татуировщику, но сложила руки в подобающей позиции.

Мужчины-видящие возликовали, топая по деревянному полу.

Когда Касс удивлённо повернулась, они завопили ещё громче, свистя и аплодируя.

Подойдя ближе, Чандрэ посмотрела на татуировку и нахмурилась.

Касс почти забыла, что она тоже здесь и ждёт. Теперь она увидела, что видящая все это время простояла здесь, не шевелясь, пока органическая игла оставляла свою метку.

Покосившись на искусные линии татуировки и цвет, уже видневшийся под покрасневшей плотью, Касс улыбнулась. Легонько подув на неё и вздрогнув, она снова поклонилась в знак благодарности пожилому видящему, а затем мужчине, который помогал и держал её руку.

Затем, широко улыбнувшись, Касс подняла обе руки, торжествующе салютуя всем остальным видящим в амбаре.

Расхохотавшись, мужчина завопили ещё громче, топая ногами по деревянному полу.

— Заткнитесь! — заорала Чандрэ.

Они послушались. Касс широко улыбнулась ей, но это не изменило выражения на лице Чандрэ — оно оставалось встревоженным и слегка расстроенным. Проигнорировав остальных, она принялась быстро говорить что-то Касс жестами, затем, похоже, вспомнила, что она человек, и тут же переключилась на вербальное выражение.