Подумав ещё, она сделала пренебрежительный жест одной рукой.
«И да, телекинез его немного встревожил».
В ответ на моё молчание её веселье возвращается.
«Скорее всего, он также не ожидал оказаться женатым на тебе через неделю после твоего пробуждения».
Она усмехается, и её веселье рябью прокатывается через Барьерное пространство.
«…Полагаю, большая часть его внимания была сосредоточена на решении, как донести до тебя именно эту часть информации, Мост Элисон».
Все ещё улыбаясь, она всматривается в мои глаза.
Однако я чувствую под её весельем беспокойство. Как и Чандрэ, она волнуется, что навредила моему восприятию Ревика. Это тоже раздражает меня по причинам, которые я поначалу не могу объяснить даже самой себе. Я осознаю, что мне немного кажется, будто все объединились против меня.
«Элисон, — посылает она прежде, чем я успеваю что-то сказать. — Мы просто понимаем, что учитывая твоё текущее состояние, вполне вероятно, что ты остро отреагируешь на любую новую информацию о твоём супруге. В данном случае это совершенно недопустимо. Он действовал по строгим приказам в отношении приближения и раскрытия информации. Он просил у нас — много раз просил — разрешения установить прямой контакт, чтобы он мог начать твоё обучение. И он много раз получал отказ. В основном потому, что мы не знали, насколько резким будет твоё пробуждение. Будучи слепой, ты находилась в безопасности. Говоря относительно».
Здесь я делаю паузу.
«Так почему Вэш не сказал мне? — спрашиваю я. — Как только я попала сюда?»
«Я говорю тебе теперь», — отвечает она.
Стараясь держать свой нрав в узде, я проделываю детский трюк, который я использовала, когда злилась на свою мать.
Поднимая ладонь, я утыкаюсь взглядом в реконструированную плоть.
Отчасти это работает. Я восхищена деталями — вплоть до пореза, который я заработала прошлым утром от двери вертолёта, а также до синяков на костяшках пальцев после драки с Мэйгаром.
Я гадаю, кто добавил эти детали — я или она.
«Это сделала ты, — посылает она. — Видишь? Это один из твоих даров… становиться как те, кто тебя окружает. В человеческом мире ты лишь отчасти преуспела в этом».
И вновь я вспоминаю слова Ревика.
«Как кровь на белой простыне. Они замечают тебя, а потом придумывают причину, почему».
Заметив улыбку Тарси, я поднимаю взгляд на картину на каменной стене, сосредоточившись на поразительно прорисованных фигурах. Я насчитываю двадцать пять, может, тридцать фигур на картине, помимо тех двух, которые по её словам являлись Мостом.
«Они все создания-посредники? — говорю я. — Все Элерианцы?»
Она показывает на отдельные образы.
Первый стоит под рисунком меча, пересекающего солнце. Он мальчик, держащий синее солнце в руках и смеющийся. Его глаза добры, поразительно невинны.
«Смерть, — говорит она. — Тебе он известен как «Меч» или «Меч Богов»… Syrimne d’ gaos»[5].
Её палец перемещается к другому силуэту — фигуре женщины в красном, которая вплетается и стоит за изображением меча и солнца.
«Война, — говорит она. — Также катаклизм». Её палец вновь перемещается к фигуре, сделанной из костей, но в форме похожей на ворону птицы.
«Шулер[6], - говорит она. — Его также называют голодом. Пожиратель душ, — она мельком смотрит на меня. — Это несовершенные переводы, конечно. Но твоё знание прекси в данный момент недостаточно, так что я перевожу на английский. Это лишь примерный эквивалент…»
«Я знаю эти имена», — говорю я, перебивая её.
Немного нервно осматриваясь по сторонам, я вспоминаю разговор с Ревиком, который состоялся как будто миллион лет назад — о Четырёх Всадниках Апокалипсиса и Мосте.
В то время я отмахнулась от него, думая, что он просто объясняет религию видящих.
Теперь, однако, я не без оснований уверена, что Тарси только что перечислила три их имени, одно за другим: Смерть, Война, Голод. Четвёртый — их лидер, скачущий на белой лошади. Тот самый, о ком вечно спорят, должен ли он быть злом или силой добра.
В первый раз, когда мы играли в шахматы, Ревик сказал мне, что я должна играть белыми. Это его версия шутки. Он сказал, что Мост всегда белый; он даже называл меня «белой всадницей».
Я смотрю на изображения Моста.
В обоих случаях фигура одета в белое.
«Все не так просто, как это изображают люди, — ласково посылает мне Тарси. — Давай пока что просто скажем, что многое потеряно при переводе, — она жестом руки показывает на картину. — Что ещё ты видишь, Элисон?»
Я вновь сосредотачиваюсь на образах перед собой.
«Это как шахматы, — признаю я и показываю на изображение кентавра в шлеме, вооружённого мечом. Он одет в кольчугу, лицо выражает свирепость. — Конь?» — спрашиваю я.
Она кивает. «Конь. Воин. Рыцарь[7] — тоже хороший вариант».
Я показываю на изображение пожилого мужчины в короне, похожего на Николая Чудотворца.
«Король? — спрашиваю я. Когда Тарси жестом отвечает «более-менее», я показываю на его двойника женского пола. — Королева?»
И вновь она делает рукой жест «более-менее».
«Мы называем Короля «Щитом», — говорит она. — Королева — «Стрела». Но по сути ты права. Они — стабилизирующие силы. Они обеспечивают структуру, когда она нужна».
«Щит? — я смотрю на королевский силуэт. — То есть, Галейт, верно?»
Она показывает согласие. «Верно».
«То есть, он был хорошим?»
Она делает небрежный жест. «Хороший, плохой… изначально он не был ни тем, ни другим. Он заключил союз с Дренгами, Элисон, так что нет, он не был хорошим».
Её световые глаза сосредотачиваются на моих, и их сложность заставляет меня уставиться на неё.
«Как и с Сайримном, — добавляет она. — Все необязательно должно было произойти таким образом. И он все же послужит своей цели… более или менее. Мрачные последствия вытекли из стабильности, которую создал Галейт — и их было намного больше, чем необходимо, строго говоря. Но он помог предотвратить ту раннюю попытку вызвать Смещение перед тем, как его завербовали Дренги».
Я смотрю на лицо этого существа.
Я представляю и почти могу видеть в нем Галейта.
«Он тоже твой брат, Мост Элисон, — говорит она. — Отчасти поэтому тебе было поручено обуздать его крайности».
Я одаряю её сухой улыбкой. «Если под «обузданием его крайностей» ты подразумеваешь провоцирование его смерти, что ж, полагаю, я достаточно хорошо выполнила свою задачу».
Пожилая видящая лишь пожимает плечами, её световые глаза вновь сосредотачиваются на фреске.
«Не все твои братья и сестры выбрались на человеческую шахматную доску, — говорит она. — Но многие проявились в других местах».
Она показывает на изображение танцующего кролика.
«Шут[8], - говорит она. — Трикстер[9]».
Я показываю на изображение черепахи под Землёй. «Это тоже выглядит знакомым. Кто он?»
«Мудрость, — говорит Тарси. — И по традиции это «она», — она показывает на создание, которое я до сих пор не видела. Оно вплетено в материю океана. — «Дракон» — достаточно близкое слово в английском. Но не совсем то. Не совсем рыба. Возможно, точнее будет назвать его «Рождение». Он и Мудрость — созидание, мужчина и женщина. Ближе к китайскому значению дракона, нежели к тому, как его видят европейские люди»[10].
