Я в порядке, насколько это возможно, после случившегося. Продолжаю курс физиотерапии У меня хороший врач. Да, я могу себе это позволить. Я нашла очень хорошую работу. Как все интересно получилось…

Сейчас я полностью поглощена делом и это чистое спасение для меня. Не успеваю тратить то, что зарабатываю, хотя мне сейчас не так много и хочется.

Я далеко. Очень далеко… Впервые летала на самолете. Жуть непереносимая! Думала, меня уже не просто напугать, но турбулентность это нечто!

Я скучаю. Мне трудно все это писать, раньше ведь не приходилось. Мы с тобой, практически без слов друг друга понимали. Ты посмотришь на меня, я на тебя и на лицах было написано куда более понятное и разборчиво, чем я вот здесь что-то хочу достать изнутри своего сознания. Потому долго и откладывала это письмо.

Я ничего не забыла, но обманывать себя так просто и так удобно. Я могла бы сделать вид, что в моей жизни никогда не было ни Арти, ни Фло, они ведь тоже могут обойтись без меня, а я без них. Это, если уж совсем на чистоту. У каждого из них своя жизнь и интересы, хотя мы были близкими друзьями и я их любила настолько, насколько могла. Но ты…

У меня не совсем хорошо с головой. Во всех смыслах! Постоянно какие-то навязчивые идеи, нужно что-то делать, заполнять растущую внутри пустоту, но сколько бы с не работала, как бы не насыщала свои дни, мне не избавиться от этой тоски. Я тоскую за тобой и не надо думать, что я отношусь к тебе, с неким снисхождением и своди мое отношение к тебе к своего рода благотворительности. Ты моя семья. Отец, или дедушка… Сравнивать не с чем, но мне так думается, что это схоже. Я люблю тебя. Очень, очень сильно и я жалею, что не сказала это тебе лично. Но обязательно вернусь. Не так скоро, но вернусь! Придушу своих демонов, потом они опять оживут и мне придется научиться ладить с ними. Я учусь жить заново и я меняюсь, но обещаю, что ты этого не заметишь. Потому что только ты знал меня настоящую и никогда не пытался переделывать, только поддерживал и крепко привязал к этой жизни. Хотя насколько она отвратительна, настолько она бывает и прекрасно.

Там, где я сейчас живу просто потрясающе готовят. Я набрала уже шесть килограмм и это не предел.

Мистер Аклеус будет выдавать тебе деньги или снабдит тебя карточкой, если пожелаешь. Будь добр, тратить их, а не собирать…

И врач обязателен! Клиника самая лучшая в городе.

Прости, но ты должен дожить до того момента, когда я вернусь и мы заживем беззаботно и мирно, как семья. Это мое самое огромное желание. Не грызи себя переживаниями и сомнениями. Наслаждайся уединением, своими любимыми шахматами и книгами, хоть каждый день покупай себе новые.

Хотя, соседство с Дебби Сандерс ставит уединение под большой вопрос, но все же…

В этом мире, пропитанном ложными идеалами, главную роль всегда играли деньги. Те у кого они есть обретают настоящую свободу, которая, в основном, имеет достаточно уродливую форму.

Теперь и мы с тобой вполне свободны, хотя не испорчена настолько, чтобы вкусить ее в полной мере. Ох, уж эта мораль, как трудно от нее избавиться!

Пожалуйста, о письме никому не говори. Оно только для тебя, если мне нужно будет, я сама свяжусь и с Фло, и с Акри.

А кроме них меня больше совесть ни о ком не мучает.

Позволь себе все то, что хотел. Во все тяжкие мы с тобой не кинемся, но, если честно, от омаров у меня уже пошла сыпь. Ем их каждый день! Может, скоро надоест?

Постараюсь писать тебе чаще. Прости меня еще раз.»

С любовью Эмма.

''P.S. Ну и фамилия у тебя!''

Ларсон во всю шмыгал носом и вытирал катившиеся слезы краем рубашки. Он еще пару раз перечитал письмо, после чего долго сидел неподвижно. Слезы высохли на морщинистом лице, а сердце стало биться спокойнее и ровнее.

Старик аккуратно сложил письмо и засунул его обратно в конверт, после чего подошел к полкам с книгами и достав самую крайнюю книжку, вложил его между страниц. Невероятное облегчение накрыло его с ног до головы и Ларсон покосился на оставленные Аклеусом бумаги.

С широкой улыбкой на лице, он подошел к притихшей кофемашине, на которой уже горела зеленая лампочка и сделал себе большую кружку кофе. Прекрасный аромат освежил запахи витавшие в гостиной.

Ларсон присел на диван, с удовольствием отхлебнул горячий, горьковатый напиток и вернув очки на нос стал читать мелкий шрифт.

Помереть спокойно не дадут…. Мотайся тут теперь по врачам. Жди, когда приедет…

Слышалось тихое довольное бурчание, в тот момент, когда старик ставил размашистые подписи испытывая радость, на которую была так скупа его жизнь.

Люди неспешно прогуливались по аллеям Центрального парка наслаждаясь не по сезону теплыми деньками.

Отсиживаться в квартире, какой бы уютной она не была, Ларсон больше не мог. Пристрастие к свежему воздуху на время угасло, его вытеснили четыре стены, тишина и книги. Жадно поглощая эти нехитрые удовольствия, Ларсон окончательно обрел душевное равновесие, после письма Эммы и отдал себя в руки врачей, которые таскали его в зубах целых две недели.

Но и тут не обошлось без любопытного носа. Вездесущая Дебби Сандерс только и занималась тем, что караулила жильцов дома, выведывая добровольно или не очень их секреты, привычки, наблюдала за распорядком дня и словно, добротный индикатор, эта женщина реагировала на малейшие перемены в жизни десятка человек, которые по сути были ей чужими.

Она заметила, что Ларсон стал на долго отлучаться, его цвет лица приобрел более здоровый оттенок, одышка не терзала старика после подъема по лестнице, но он по прежнему игнорировал любые ее вопросы, строя из себя глухого, чем окончательно нанес оскорбление лучшим чувствам мисс Сандерс.

Деньги, о которых теперь не нужно было беспокоиться, озадачили Ларсона не на шутку. Мнительность не позволяла сорить ими, чтобы ни у кого не возникло желания выяснять откуда у бывшего бездомного есть средства на съемную квартиру и возможность приобретать излишества.

Ларсон баловал себя редко и фантазии хватало только на гастрономию. Поначалу в супермаркете его пробирал ступор. Он мог по пятнадцать минут стоять напротив прилавка с колбасой, читая ценники и прекрасно понимая, что может позволить себе все что, здесь представлено, но ловил себя на противной мысли, что к хорошему быстро привыкают.

Дорогая колбаса быстро перекочевывала обратно на прилавок, чтобы через пару минут, снова оказаться в тележке. Больше не нужно было покупать дрянь, в состав которой входили перемолотые в муку копыта, кишки и бумага. Натуральные мясные сосиски по восемнадцать долларов за фунт Ларсон полюбил с первого кусочка и молоко можно было выбирать теперь не то, что шло вдвое дешевле, потому что завтра истекал его срок годности, а желтоватое, жирное, фермерское, разлитое по стеклянным бутылкам с красивыми ярлычками.

В магазинчик на Гейтс-авеню старик приходил, чтобы насладиться ароматом свежемолотого кофе и на месте выпивал чашечку, вприкуску с горьким шоколадом, который посоветовал для сердца врач.

После, он покупал небольшой пакет зерен, которого хватало ровно на три дня, чтобы снова прийти сюда, поддаваясь давней страсти человека к ритуалам и успокаивающему действию традиций.

Ларсон гулял много. Он не позволил себе ни одной новой вещи и донашивал то, что дарила Эмма. Внешний вид заботил его, как и раньше меньше всего. В то время как гигиена вышла на первый план и душ Ларсон принимал дважды в день, не жалея воды.

Запах немытых тел из ночлежки преследовал его. Память упорно не стирала воспоминания о том, где он жил год назад. Проваленный матрасы, шуршание лапок упитанных тараканов и крыс… Эти звуки преследовали порой во сне, будто вшитые в мозг.

Все труднее было возвращаться к старым друзьям, у которых недоумение по поводу визитов бывшего друга по несчастью переросло в негодование продиктованное последними остатками гордости. И к Ларсону теперь приросло новое прозвище — Благодетель. Это слово все чаще и чаще выплевывалось с презрительными усмешками.