Зеленые глаза, которые, казалось, замерли навсегда в чужом, безрадостном мире теперь светились настоящим счастьем и замирали лишь тогда, когда в сознание закрадывалась предательская мысль о том, что происходящее вокруг лишь сон.

В палату зашел Ллойд, он выглядел хмурым из-за упрямства Эммы и решил по-своему поторопить события.

— Ларсон, у меня тут проблема возникла, надо посоветоваться. Вот видишь, эту дамочку, родственницу свою, как ты сам говоришь, маньячку!

Старик едва повернул голову и скосил глаза на Эмму, силясь хитро улыбнуться.

— Ллойд, не надо! — Эмма попыталась вмешаться, но увидев, как недвусмысленно на нее посмотрел, сочла за благо промолчать. И кустистые брови старика поползли от удивления вверх.

— Нет, не удивляйся. У нас скидка на чудеса у нас на этой неделе, поэтому и ловлю момент… Так вот, эта, нездоровая на голову женщина, наотрез отказывается лететь со мной в Израиль, где я меня грандиозные планы лично на нее, а у нее не менее грандиозные намерения пройти курс лечения у очень хорошего доктора. Видишь ли, она за тебя переживает…

Брови старика теперь недовольно сошлись на переносице.

— Отпустишь ее? А то она думает, что без особого надзора ты тут с физиотерапевтами халтурить будешь.

Ларсон иронично скривился и после короткой паузы осторожно и медленно проговаривая слова тихо прошептал:

— Диски с Шерлоком, телевизор и….валите куда хотите.

Получив своеобразное благословение Ллойд и Эмма почти с чистой совестью исчезли из поля зрения дотошных журналистов, знакомых, друзей, семьи, полностью отдавшись друг другу.

Эмма не возлагала особых надежд на инновационные методы лечение, но впредь пообещала самой себе не пренебрегать собственным здоровьем, потому что ее жизнь приобрела ценность для нескольких человек, которых она не могла подвести.

Количество приступов в разы сократилось, но все же когда они случались, Ллойд всегда был рядом и его участие и забота сводили на нет ужасные муки, стирая их почти бесследно. Им обоим было неизвестно, как поведет себя болезнь Эммы и необходимость в этом знании отошла на второй план, ведь куда более важным было принимать невзгоды и разделять их без страха.

Они остались жить в Нью-Йорке, отрываясь друг от друга лишь для того, чтобы вернуться к работе, но каждый вечер проводили вместе, долго рассматривая чудесный вид, открывавшийся из окна гостиной Ллойда. Сидя в кресле, сбоку которого красовался ярлычок «Петрикор», не редко Эмма украдкой переводила взгляд на Ллойда и их взгляды частенько встречались, безмолвно перебирая воспоминания и события, позволившие им находится здесь вместе.

Сколько раз Эмма жаловалась, что ее задумка совершенно не вписывается в интерьер и режет глаз, но это кресло простояло здесь долгие годы.

Идея с мастерской воплотилась в жизнь и Ллойду не раз приходилось выуживать свою зазнобу из гор древесной стружки, оттирать от искусственной смолы и краски, и каждый раз это походило на достаточно грубое похищение, но персонал умельцев закрывал глаза на подобные выходки, хитро улыбаясь своей работодательнице в след, Эмма не всегда могла разглядеть добродушные, с оттенком ехидства лица, потому что попросту свисала с плеча Ллойда ничего не имея против такого обращения и сопротивляясь лишь для приличия. Она не изменяла себе и совершенно не походила на стереотипное начальство, совала нос в каждый процесс, познавая тонкости сгибания дерева под паром, или особый состав красок, цвета которых не выгорали на обивочных тканях, расписанных вручную, с упоением рассказывая о своих открытиях за ужином Ллойду.

Как оказалось, он готовил в разы лучше Эммы, хотя, она не оставляла попыток научиться стряпать и притворялась, что не замечает, как он втихаря выбрасывает половину содержимого тарелки в мусорное ведро, а Ллойд упорно не замечая, что иногда от нее пахнет сигаретным дымом, догадываясь, что она клятвенно обещала самой себе, что это «последняя».

Ларсона поставили на ноги и не смотря на его жестокое сопротивление, Эмма наняла домработницу, которая, как оказалась разделяла большинство его увлечений, в частности пристрастие к книгам и небезызвестному сериалу про английского детектива.

Частенько Эмма на пару с Ллойдом заявлялась с ночевкой в квартиру на Фултон-стрит, под предлогом попить чая и честно уничтожали львиную долю запасов Ларсона, который все хуже изображал недовольство на лиц.

Старик с каждым разом все больше убеждался, что Эмма наконец обрела свое счастье, даже если судить по ее трясущимся по утрам коленям, когда она буквально выползала из спальни с кругам под глазами и широкой улыбке на лице, какая бывает только у очень довольных женщин. На балкон она теперь выходила редко и почти перестала видеться с Дебби Сандерс, которая при виде девушки только иронично хмыкала и вздергивала брови, добавляя свою коронную фразу:

— Вот видишь, всего-то и надо было хорошего мужика тебе, чтобы и туда, и сюда, и раза по три за ночь…

Как обычно, спорить с ней было трудно.

Дорого заплатив за свое счастье, Эмма была уверена, что больше сюрпризов жизнь ей не подкинет.

Она не догадывалась, что ее не никогда не вылечат, не догадывалась, что это станет ей совершенно безразлично, потому что боль уравновесит неземное блаженство с любимым мужчиной.

Эмма не догадывалась тогда, когда собиралась на открытие дорогого клуба, чтобы поесть омаров, что ее ждут самые страшные испытания в жизни, но и самая невероятная встреча, о которой она никогда не пожалеет, как и не догадывалась о том, что Ларсон не доживет до четвертого сезона Шерлока и уйдет тихо, во сне, и что его найдут утром с улыбкой на застывшем лице, словно умирая он знал, что его шансы на то, чтобы увидеть свою семью, на самом деле, оказались чуть больше, чем пятьдесят на пятьдесят.

Больше книг на сайте - Knigoed.net