— Примерно двенадцать карат…. Что ж, здесь получится замечательный перстень, — утвердительно заявил Юсеф и глянул на девушку.

— Да.

— Какие-нибудь пожелания?

— Нет. Полностью полагаюсь на Ваш вкус и опыт.

— Вы мне льстите, — но ювелир услышал именно то, что хотел.

Эмма с любопытством обернулась и посмотрела на развешанные на стенах эскизы. Она поднялась с кресла и подошла ближе, чтобы рассмотреть их.

— Какая прелесть? И Вы еще скромничаете, мистер Риттеррайт!

— Это старые эскизы, такими украшениями уже никто, практически, не интересуется. Лаконичность заполонила этот мир и все еще удивляются, откуда столько вокруг уныния, — мечтательно вздохнул Юсеф.

— Мне всегда была интересна работа золотых дел мастеров. Ведь чистое золото, на самом деле мягкое? — Эмма переключила свое внимание на стол, где были разложены готовые детали украшения — ожерелья из бирюзы и бриллиантов, рядом с изумительными камнями были расставлены множество баночек и самые разнообразные инструменты, некоторые были весьма причудливыми. Помимо прочего на столе лежали пара резиновых и текстильных перчаток, респиратор и защитные пластиковые очки. Склонившись чтобы внимательнее рассмотреть, Эмма почувствовала, как вздрогнул мужчина.

— Вы правы! О, простите, мисс Кейтенберг, прошу, осторожнее, здесь очень опасные химикаты! Не приведи Господь еще вдохнете, если так низко наклоняетесь.

— Химикаты? — Эмма испуганно отпрянула, наблюдая за тем, как мужчина поспешно схватил крохотную баночку с белым зернистым веществом.

— Да. Это цианид. Он нужен для очистки ювелирных изделий и крайне токсичен, я пользуюсь респиратором и включаю мощную вытяжку, когда его использую.

Быстро убрав в ящик стола смертельный яд, Юсеф с извиняющимся видом взглянул на свою гостью.

— Итак, мне осталось уточнить какие у меня сроки?

Эмма с трудом отвела взгляд от стола мистера Риттерайта и ее лицо приняло задумчивое выражение.

— Две недели.

— О! — воскликнул мужчина и сцепил руки. — Неужели на благотворительном приеме собираете блеснуть изящной вещицей?

— Именно так, мистер Риттеррайт!

Лишняя реклама никому не повредит и Юсеф восторженно посмотрел на Эмму.

— Я, пожалуй, отложу даже пару заказов и займусь Вашим в первую очередь. Одну минуточку, я отмечу кое-что в органайзере.

Юсеф подошел к полкам и выудил толстую потрепанную книжицу в кожаном переплете, он нацепил очки и зашуршал страницами, что-от бубня себе под нос…Эмма вдруг выронила сумочку и улыбнувшись собственной неловкости присела, чтобы поднять ее с пола. Ювелир не обратил на это особого внимания и сделал пометку у себя в блокноте.

После, мистер Риттерайт с удовольствием показал каталог изделий и похвастался собственным разработанным и запатентованным дизайном. Испытывая гордость за свое дело, он позволил проницательности дать слабину и принял за чистую монету интерес мисс Кейтенберг, который на поверку был лишь ширмой для ее истинных намерений — Эмма проковырялась пол ночи, вынимая бриллиант одной из серег, которые подарил ей благодарный заказчик, не без задней мысли об ответной благодарности весьма нескромного характера, в которой, впрочем, ему было отказано. Доля правды была в том, что украшение действительно было подарено во Флоренции и Эмма не моргнув глазом распотрошила произведение искусства, без сожалений и малейшего желания увидеть результат работы Юсефа.

От ювелира ей нужна была только та самая баночка, которую он так поспешно спрятал в ящике стола и благо, что пропажа обнаружится только после ее ухода. Милой, красивой девушке вряд ли припишут исчезновение опасного яда.

Предвзятое отношение в паре с милыми улыбками и восторженно распахнутыми глазами, жестоко обманули доверие мистера Риттерайта и по возвращению домой, Эмма надежно спрятала цианид в глубине шкафа для одежды. По счастливой случайности Ларсона не было дома и она успела немного успокоить натянутые от опасной авантюры нервый, к его возвращению.

Эмма испытывала волнение далеко не из-за страха. Ее переполняло прямо противоположное чувство — радость и воодушевление от того, что скоро кошмар, творящийся в ее жизни прекратится. В точности, как дети с нетерпением ждут своего дня рождения, Эмма впервые за многие годы ощущала себя так, будто она возвращается в любимый дом, после долгого пребывания в больнице. Угрызения совести даже близко не могли подступиться, ведь главное мерило ее внутреннего «я» — справедливость — намертво закрепило в идеально ровном положении весы, на противоположной стороне которых лежало ее искалеченное тело и разум.

Входная дверь хлопнула и послышались шаркающие шаги, после чего грянул резкий натужный кашель и Ларсон гаркнул:

— Я дома!

— Чай будешь? — отозвалась Эмма, сидя за столом на кухне и с трудом скрывая мечтательную улыбку.

— Конечно! — красноватый нос, старика высунулся из-за угла и он пристально посмотрел на «внучку», которая выглядела странно.

Вроде на вид довольная, даже веселая и по кухне забегала, как раньше — легко и заразительно, словно собиралась приготовить очередной кулинарный «шедевр».

— Удачно прогулялась? — Ларсон водрузил пакет с яблоками на стол и проклиная одышку, тяжело присел.

— Весьма! Заказала себе к благотворительному вечеру кольцо. Так сказать, блесну на благотворительном вечере Хьюго! Кстати, ты хорошо подумал на счет моего приглашения?

— Только вшивых стариков там не хватало! Не пойду никуда! И жертвовать мне нечем, разве что своим временем, да набором клизм! Все деньги уйдут в карманы к другим мошенникам…

Эмма с укором посмотрела на старика и не стала ничего ему доказывать, а Ларсон, таким образом, пытался скрыть свое раздражение совершенно по другому поводу. Покупка яблок была только поводом, чтобы сделать звонок и поговорить без свидетелей с Ллойдом. Тот, как раз сегодня возвращался из своей поездки и Ларсон взял с него обещание встретиться незамедлительно, чтобы сообщить нечто важное.

Старик взвесил все «за» и «против» и решил, что с его стороны не будет предательством, все рассказать Ллойду, тем самым подтвердить его опасения, которые высказал и Арти — Эмма была на грани роковой ошибки и ей требовалась помощь.

Вечером старик по привычке сидел в любимом кресле за чтением книги, а Эмма не в пример своему обычному времяпрепровождению, делала зарисовки простым карандашом в небольшой тетради. Редкие минуты тишины и умиротворения сказывались на девушке благотворно, что нельзя было сказать о старике. Потому он и подскочил, как ужаленный, когда его телефон зазвонил и буркнув короткое «сейчас иду», Ларсон нахмурив брови, накинул куртку, и вышел из квартиры.

Плохое предчувствие шевельнулось у Эммы не сразу и она вернулась к рисунку, но внимание рассеялось и карандаш, то и дело, нерешительно замирал над бумагой. Из-за двери еле слышно доносились обрывки разговора.

Отложив тетрадь, она на цыпочках подошла к двери и припала к глазку. В узком, плохо освещенном коридоре Эмма увидела старика, который активно жестикулировал руками стоя на одном месте, а перед ним, словно зверь в клетке, из стороны в сторону, метался Ллойд.

Она не видела лица Ларсона, но ей хватило того, что читалось на лице Грэнсона — тревога, страх и решимость. Вдруг, он замер, словно понял, что за ними подсматривают и быстрыми шагами направился к двери. Эмма почувствовала, как в кровь, словно из прорвавшегося крана с напором, хлынул адреналин и шмыгнула в свою комнату, но не успела запереть дверь на ключ, прежде чем туда ворвался Ллойд.

— Только не начинай заново! — воскликнула Эмма взглянув на его лицо.

Заметавшись по комнате, Ллойд сдерживал огромное желание хорошенько встряхнуть Эмму, чтобы она пришла в себя. Поведав истинную причину страшного недуга, который так терзал эту женщину, Ларсон молил, чтобы Ллойд тут же не понесся к ней выяснять кто это сделал, но не успел взять обещание, потому что Грэнсон мгновенно вломился в квартиру, раздувая ноздри от ярости.