— На тот случай, если я ноги протяну! — Ларсон выпучил глаза и говорил вполне серьезно.

— Это уже не смешно, Вам пора менять тему для шуток.

— Какие шутки, мне семьдесят! Тут каждый день, как последний.

— Положа руку на сердце, скажу так… У меня с последним днем ассоциируется больше Эмма, чем Вы, — выдав неприглядную правду, которая долго терзала Арти, парень помрачнел. — Неужели только я заметил?

— Ты, что такое говоришь? — не желая слушать глупости, старик порыскал глазами по снующим на дороге машинам в поисках такси.

— Все Вы понимаете, просто не хотите вмешиваться и выяснять правду, а Эмма выглядит не так, как прежде. Раньше она всех смешила, подбадривала, устраивала стихийные праздники, которые буквально могли вернуть любое настроение с другого света, а сейчас… Мне кажется, вместо нее вернулся кто-то другой, неживой… Мы виделись с ней несколько раз и ощущение того, что это последняя встреча, меня не покидает. Разве не так?

Грустно покосившись на красиво упакованную коробку, старик видел свою отчаянную попытку, заслонить тревогу, примять ее рукой, чтобы не вылезала, заставить скупо улыбнуться Эмму и хоть на миг вернуть в ее глаза жизнь. Сердце забилось чаще, а потом пропустило удар — тахикардия только и ждала удобного случая, чтобы о себе напомнить.

Громкий свист зазвенел в ушах и Арти поморщился. Его вопрос повис в воздухе, а не последовавший на него ответ, подчеркнул дважды каждое слово.

— Ты едешь? — Ларсон забрался в такси и позвал Арти.

— Нет, я немного пройдусь, — парень благодарно кивнул и съежившись влился в непрекращающийся поток людей.

Вернувшись домой, старик почувствовал, что силы его покинули, он медленно доковылял до своей комнаты, схватился по старчески крепко за край тумбочки и встал на колени, чтобы спрятать подарок под кровать. Одышка на мгновение сбила ритм дыхания и колени протестующе взвыли.

В квартире стояла гнетущая тишина, не законченная партия в шахматы больше не вызывала интереса, кофе-машина покрылась едва заметным слоем пыли и хотя Ларсон не чувствовал голода, он сейчас многое бы отдал за тарелку слипшихся макарон с подгоревшим сливочным соусом, которые Эмма готовила с завидным упорством сетуя на то, что это элементарное блюдо когда-нибудь ей поддастся.

---

Кабинет Эммы напоминал детскую комнату, где гиперактивные обитатели складировали новые игрушки, теряя к ним интерес уже через несколько минут. Широкий, овальный стол напоминал свалку патологических собирателей, а всклокоченный вид четырех женщин с карандашами за ухом, был далек от красивой фотосессии, в которой Эмма Кейтенберг представала скорее в качестве голливудской дивы, нежели в роли дизайнера.

— Они хотят кокобоа, но пока мы дождемся партии, сроки по договору затянутся минимум на две недели, — озадаченный вид Стеллы Броудс, мгновенно передался остальным присутствующим и самые пытливые лбы, призванные Эмме в помощь над проектом Гринбергов, незамедлительно взмокли от того, как она недовольно поджала губы.

Десять дней подряд, их день начинался с этого кабинета и заканчивался, когда за окном темнело.

Горы образцов, килограммы бумаги исписанные орнаментами, бесчисленные каталоги и самые натуральные деревянные спилы, захламили немаленький кабинет Эммы. Женщины, то умолкали, сидя за ноутбуками, прорисовывая утвержденные детали, то собирались, когда черед доходил до очередного спорного момента, пили кофе, без энтузиазма ждали заказанный обед, чтобы пол часа отдохнуть и проветрить голову.

К удивлению и вопреки слухам, мисс Кейтенберг оказалась весьма тихим и трудолюбивым начальником, который тем не менее, требовал не просто отличного результата, она заставляла жаждать совершенства. Она не любила, когда ей подсовывали шаблоны и буквально вырывала новые идеи, пусть те были ничтожными.

Гринберги желали совместить столь популярный этнический стиль с ультра современным. Специально для них были воссозданы копии традиционных масок нескольких редких африканских племен, но не из традиционных природных материалов, а из латуни и титана, с необычной фактурой и синтетическими перьями, которые невозможно было отличить от настоящих — у Альберты Гринберг была аллергия, почти на всех животных и птиц.

— Может заменить на маккасар? Выйдет дороже и придется переделывать пол на кухне, — голос испуганно подала скромная женщина в широких очках, со стрижкой под Эдит Пиаф — Шерил Перкис.

Интерком щелкнул и Джесси уведомила, что у мисс Кейтенберг посетитель.

— Попробую их уговорить, — Эмма устало потерла переносицу. — Отличная идея, Шерил. Давайте прервемся на сегодня, у меня если честно голова раскалывается. Подумайте, как обыграть маккасар и завтра жду ваши предложения. Домой можете уйти пораньше, я предупрежу ваше начальство.

— Спасибо, мисс Кейтенберг, — нестройное трио голос выдохнуло с облегчением.

Наведя, сомнительный порядок, женщины подхватили каждая свой ноутбук и далеко не бодро покинули кабинет. Эмма чувствовала, как болит не только голова, между лопаток, позвоночник горел огнем, она сняла туфли и от наслаждения даже слегка изогнулась, погрузившись в свое кресло, после чего она попросила Джесси пригласить посетителя, положив на видное место серебристый брелок с тревожной кнопкой.

Это был трудный, изнуряющий день и единственным желанием Эммы, было вернуться домой, благо, что внезапные наскоки Ллойда уже прекратились. Единственно странным было то, что ни разу он не заявился сюда, в офис, но рыться в причинах, хотелось меньше всего. Ларсон, наверняка, за очередной партией довел до него информацию о несокрушимом Руди, да и устраивать сцены в угоду офисным работникам, тоже было «муве тон».

Но стоило только помянуть Грэнсонов…

Перед Эммой на стол, с грохотом приземлилась пачка перевязанных брошюр с рекламой благотворительного вечера Хьюго. Она подняла глаза и вопросительно посмотрела на Стивена, который по состоянию немного напоминал ее саму — усталый, задерганный вид и признаки неврастении. Вот только причины у них были временно разные.

Эмма хотела убежать от собственных желаний и Ллойда, а Стивен жаждал избавиться от ежедневной пытки, которая отвлекала его от работы над самым важным проектом в его жизни. Помимо вездесущих листовок, он каждый день получал одну новую фотографию, из коллекции полицейских снимков, запечатлевших изломанное и окровавленное женское тело. Разумеется, он рвал их сразу же, но и одного взгляда на кровь и отрытые переломы, врезались в память и стояли перед глазами дни напролет.

Стивен уперся руками в стол и молчал с минуту, опустив голову.

— Это должно прекратиться, — его обманчиво тихий голос, таил угрозу.

— Что именно? — переспросила Эмма часто заморгав.

— Ты прекрасно знаешь! — слова прозвучали чуть громче.

— Тебе не нравится? Глупости! Там же ничего серьезного! — Эмма улыбнулась с издевкой. — К тому эта красочная фотосессия, попадает тебе в руки по нарастающей. Самое интересное впереди. Разве ты не хочешь узнать, чем все закончится? Может быть там хэппи энд!

Стивен закивал головой и странно рассмеялся, после чего ударил кулаком по столу.

— Можешь строить из себя железную стерву, но у тебя все же есть слабые места. Немногочисленные…

— Удиви, — улыбка мгновенно исчезла с губ и Эмма напряглась, чувствуя, как дрожит от ненависти, практически, каждый нерв.

Стивен самодовольно улыбнулся и выпрямился.

— Арти, старик Ларсон, на худой конец и до твоей подружки-наркоманки добраться не проблема.

Эмма ждала подобных угроз, но знала, что Стивен Грэнсон не будет дальше марать свои руки.

— То есть теперь твоей мамочке отсылать фотографии? — сдерживая злость, Эмма с ужасом поняла, что ее левая рука начинает едва подрагивать.

Стивен замер и сцепил зубы, от чего его лицо перекосила отвратительная гримаса, он в два шага подошел к Эмме и схватил ее за руку, поставив на ноги.

— Мне уже терять нечего, так что смирись и будь добр проваливай отсюда, — ее лицо приобрело обманчиво ласковое выражение, но глаза окатили злостью едкой и густой, которая уже не могла быть подавлена.