Рука Грасиэлы скользнула к округлости ее живота. В нем росла уже какая-то новая жизнь, и она должна чувствовать себя счастливее, чем раньше. Возможно, она и смогла бы чувствовать себя счастливее, если бы этот брак не был вынужденным. Если бы Колин хотел на ней жениться, а не был вынужден это сделать.

Он скакал в Кентербери так, как будто за ним по пятам гнались собаки.

Он не хотел ждать в своем имении согласно установленной процедуре три недели, в течение которых объявление о предстоящем бракосочетании должно провисеть в приходской церкви. Не будет и большой свадебной церемонии в соборе Святого Павла. Это потребовало бы длительных приготовлений и времени, которого у них не было. Да им и не нужна была такая показуха. Все светское общество собралось бы в этом случае поглазеть на то, как вдовствующая герцогиня Отенберри снова выходит замуж, и эти люди стали бы осуждающе шушукаться и хихикать за спинами жениха и невесты. Нет, спасибо. Он не станет подвергать Грасиэлу таким мучениям. Специальное разрешение — вот единственно возможный вариант.

Что-то поторапливало его, когда он скакал ночью из Кентербери обратно, уже имея на руках специальное разрешение. Архиепископ снисходительно отнесся к его просьбе. За определенную плату, конечно же. Колин мог бы остаться на ночь в Кентербери, ведь один или даже два дня не стали бы сколько-нибудь серьезной задержкой в общем ходе событий. Тем не менее что-то подсказывало ему, что нужно вернуться к Эле как можно скорее.

Он прибыл в Лондон незадолго до рассвета. Зайдя в свой дом, он упал на кровать и проспал несколько часов, понимая, что не может явиться к Эле до того, как наступит день.

Он проснулся от запаха кофе из цикория. Возле его кровати стоял мажордом и протягивал ему чашку.

Колин с благодарностью взял эту чашку:

— Тебя прислали сами небеса, Дональд.

Вздохнув, он с наслаждением сделал первый глоток, позволяющий ему взбодриться.

Через час Колин был почти одет для того, чтобы выйти из дому и отправиться по делам. Дональд уже пошел принести ему верхнюю одежду, когда двери в спальню вдруг резко распахнулись и зашла его бабушка. Позади нее с виноватым выражением на лице шагал мажордом.

— Ми… милорд, — пролепетал Дональд, и его лицо, которое обычно было пепельного цвета, стало красным. Бедняга. Сначала Маркус, а теперь вот еще его, Колина, бабушка. Он, как мажордом, наверняка чувствовал себя униженным.

— Все в порядке, — сказал Колин, обращаясь к старому слуге, и затем переключил все свое внимание на бабушку.

Он не видел ее уже несколько лет, но за эти годы она почти не изменилась. Когда он был ребенком, она наводила на него немало страху. Будучи не очень крупной женщиной, она тем не менее казалась ему огромной со своими серебристыми волосами, собранными в высокую прическу, и скрипучим голосом.

Волосы у нее по-прежнему были серебристыми, и она по-прежнему ходила с такой прической, которая, наверное, пользовалась популярностью в светском обществе лет сорок тому назад.

Стуча по полу тростью с серебряным набалдашником, вдовствующая графиня направилась к единственному креслу, стоящему в этой комнате.

— Бабушка, — сказал Колин, жестом показывая слуге, чтобы тот удалился, — я очень рад тебя видеть.

— Хватит любезностей. — Она взмахнула рукой и уселась в кресло.

Колин еле заметно усмехнулся: поскольку они с бабушкой вообще-то не обменивались любезностями, ее фраза насмешила его и он с трудом заставил себя не засмеяться.

— До меня дошли слухи о твоей помолвке.

— Ну, это совсем не удивительно, если учесть, что объявление о своей помолвке я поместил в газете.

Она положила обе ладони на набалдашник своей трости.

— Вы друг для друга абсолютно не подходите.

Колин вздохнул:

— Мне жаль, что ты такого мнения.

— Это все нужно отменить. И тебе следует понимать, что бракосочетание состояться не должно. — Старуха вытянула шею и показалась ему похожей на журавля. — Она старше тебя на несколько лет, Колин. И она уже отнюдь не в цвете лет. Так что это нечто немыслимое. Тебе известно, какие пошли разговоры после того, как появилось твое объявление о помолвке? Я уже даже не могу высоко держать голову среди своих друзей.

— Тебе, возможно, нужны новые друзья.

— Не дерзи мне, юноша.

Он пожал плечами:

— Я знаю, что тебе очень трудно это понять, но мне наплевать на то, какие там пошли разговоры.

Ее губы искривились, и от их уголков побежали морщинки.

— Даже если не обращать внимания на всю скандальность этой истории, нужно учитывать тот факт, что герцогиня Отенберри — бесплодная. Она родила только одного ребенка… — Бабушка подняла вверх шишковатый палец. — И хотя тема эта весьма щепетильная, всем известно о ее выкидышах. А тебе нужны сыновья.

— Она сейчас беременна, — выпалил Колин.

Ему, возможно, не следовало бы сообщать бабушке об этом, но он попросту не смог удержаться. Тот факт, что она пришла сюда и возомнила себя имеющей право диктовать, что ему следует делать (на ком он должен жениться, а на ком — не должен), хотя до этого она почти не играла в его жизни никакой роли, вызвал у него раздражение.

Она никак не отреагировала на это известие и лишь покрепче сжала пальцами набалдашник своей трости.

— Сумеет ли она благополучно родить тебе сына, это мы еще посмотрим. Лично я думаю, что вряд ли.

— В таком случае, бабушка, очень даже хорошо то, что меня твое мнение по данному поводу не интересует, — сухо сказал он.

Она откинулась в кресле и расправила плечи, стараясь придать себе внушительный вид. От услышанного ею только что оскорбления ее ноздри раздулись.

— Ты, возможно, самый последний в нашем роду графов Стриклендов. Очень даже возможно.

Старая графиня медленно встала и выпрямилась, зашатавшись при этом, но когда он подошел к ней, чтобы помочь, она решительно отвела его руки в сторону. Даже будучи на несколько дюймов ниже внука ростом, она, казалось, смотрела на него сверху вниз.

— Ты сделал из меня посмешище. Ты — позор для нашей семьи. Я всегда это знала. — Она смерила его презрительным взглядом. — Я увидела это в тебе, когда ты был еще мальчиком. Твой отец… он тоже это видел. Это читалось в твоих глазах. Слабость характера.

Колин сделал вдох и не выдыхал, тем самым как бы стараясь заполнить вновь появившуюся внутри него мучительную пустоту.

— Ты должен расторгнуть эту помолвку.

— Ты думаешь, что можешь мной командовать? Тебя все эти годы в моей жизни почти не было…

— Какая дерзость! Я, что бы ты там ни говорил, твоя бабушка и глава этой семьи…

— Ты, пожалуй, очень сильно преувеличиваешь, когда называешь нас «семьей».

На ее пепельного цвета щеках появились красные пятна.

— Ты должен поступить так, как я велю тебе.

Он слегка отклонил голову назад с таким видом, как будто обдумывал эту возможность. Затем, снова взглянув на бабушку, сказал:

— Я поступлю так, как сам сочту нужным, но спасибо тебе за то, что проявила ко мне хоть какой-то интерес.

— Глупый и дерзкий грубиян!

В глазах графини появился стальной блеск.

Колин поцокал языком и примирительно произнес:

— Не надо так сильно волноваться. — И, глядя на то, как у нее на лбу начала пульсировать жилка, со слегка озабоченным видом добавил: — Это может быть вредным для здоровья.

— В данном случае я добьюсь своего, — пообещала старая графиня тихим, но весьма решительным голосом.

В ответ на эту угрозу Колин только фыркнул. Ну что его бабушка могла сделать? Он, Колин, уже взрослый человек. К тому же он от нее совсем не зависит.

Она повернулась вокруг своей оси, причем как-то так удивительно быстро для человека ее возраста, которому для ходьбы требовалась трость.

Почесывая затылок, Колин отступил назад и стал смотреть, как она выходит из его спальни, громко ударяя при ходьбе своей тростью в пол.

Хотя он отнюдь не жалел о своем решении жениться на Эле, слова его бабушки снова и снова звучали эхом у него в ушах. «Ты — позор для нашей семьи… Я всегда это знала. Я увидела это в тебе, когда ты был еще мальчиком. Твой отец… он тоже это видел. Это читалось в твоих глазах. Слабость характера».