— Может, мне поговорить с нашей поварихой? Попросить ее приготовить особенный праздничный ужин? Ну, хотя бы торт. А может, еще и пирожные.

— Это было бы замечательно, — сказал Колин.

— Жаль, что здесь нет Маркуса, — с тоской в голосе добавила Клара. — Он не сможет вместе с нами попраздновать.

При упоминании о Маркусе Элу, судя по выражению ее лица, охватило чувство вины. Колину это очень сильно не понравилось. Ему не понравилось, что она чувствует себя виноватой из-за того, что между ними происходило. Он сам не сожалел в данном случае абсолютно ни о чем.

Колин протянул руку и легонько погладил Элу пальцем по щеке. Эта коротенькая ласка вполне вписывалась в рамки приличия применительно к будущим жениху и невесте, но при этом между ними как бы проскочила искра. Как всегда при общении с ней, ему захотелось чего-то большего, чем простое прикосновение. Ему всегда хотелось большего. И как только он мог подавлять в себе это желание в течение столь длительного времени?

— Да, жаль, — согласился он относительно Маркуса и, выдержав взгляд Элы, добавил: — Нам следует отпраздновать так, чтобы как-то компенсировать его отсутствие.

Остаток дня прошел довольно быстро. Колин отправил мажордому своего родового поместья весточку о том, что он вскоре прибудет туда с небольшой группой людей. Затем он выполнил кое-какие формальности, необходимые для получения специального разрешения от архиепископа, и, наконец, встретился со своим управляющим и адвокатом, чтобы сообщить им о предстоящем изменении в его семейном положении.

Когда он вернулся в городской особняк Отенберри, Клара и в самом деле организовала обещанный ею праздничный ужин. И на ужине этом был торт.

Энид, однако, на ужин не пришла. Эла пыталась выглядеть радостной, но Колин знал, что ее сильно угнетало поведение падчерицы, которая предпочла остаться в своей комнате, а не праздновать вместе с ними. Если учесть еще и исчезновение Маркуса, возникало ощущение, что ее семья распадается на части.

Клара после ужина стала играть для них в гостиной на фортепьяно и делала это, пока Грасиэла не остановила ее, сказав:

— Спасибо. Это было замечательно, но время уже позднее, Клара.

Девушка кивнула и поднялась со стула:

— Спокойной ночи, мама.

Она наклонилась и поцеловала Грасиэлу в щеку. Затем, выпрямившись, она улыбнулась Колину:

— Спокойной ночи, Колин.

— Спокойной ночи, Клара.

Клара вышла из комнаты. Колин, глядя ей вслед, вдруг с изумлением осознал, что она будет его падчерицей. И он должен будет позаботиться о ее будущем.

Как-то так получилось, что из человека, у которого практически нет близких родственников, он вдруг превратился в человека, у которого есть жена, падчерица и — в уже довольно близком будущем — собственный ребенок. Это было хорошим началом его жизни семьянина — жизни, о которой он всегда мечтал.

Ему вдруг показалось, что его грудь чем-то наполнилась. Он всегда чувствовал внутри себя какую-то пустоту. Пустоту, которая как бы глодала изнутри его оболочку. Раньше он думал, что это просто неотъемлемая часть его существования. Что-то такое, с чем ему необходимо смириться. Он никогда даже и не предполагал, что это ощущение пустоты может исчезнуть. Но вот теперь оно исчезло.

На каминной доске тикали часы. Только они теперь нарушали тишину вместе с потрескиванием дров, горящих в камине.

Он бросил взгляд на Элу. Она все еще выглядела встревоженной, а ее лицо по-прежнему было бледным. Во время ужина она почти ничего не ела.

Теперь она принадлежала ему. И ему следовало заботиться о ней. На нем лежала задача сделать так, чтобы ее щеки снова стали румяными. А еще — чтобы она поменьше переживала и побольше ела.

Он поднялся на ноги и дернул за шнур с колокольчиком, чтобы вызвать служанку.

— Что вы делаете? — спросила Грасиэла.

Не успел он что-то ответить, как вошла служанка. Она сделала легкий реверанс.

— Принеси нам на подносе какие-нибудь бутерброды и печенье.

Бросив взгляд на Грасиэлу, он добавил:

— И молока.

Молоко вроде бы придавало человеку сил. Его бабушка всегда давала ему молоко, прежде чем уложить спать, утверждая при этом, что от молока он станет сильнее.

Служанка исчезла еще до того, как Эла успела возразить:

— Я не нуждаюсь…

— Вы за ужином почти ничего не ели. Вам необходимо хорошо питаться. А иначе как вы сможете поддержать свое здоровье?

Она вздохнула и с явным недовольством кивнула:

— Ну ладно.

В течение нескольких секунд они молчали, а затем Колин сказал:

— Она вас простит.

— Откуда вы это знаете?

Ей было понятно, что он имеет в виду Энид.

Он задумался над тем, что же сказать, дабы успокоить ее. Он всегда относился к Энид как к сестре, ибо родных сестер у него не было. Ему даже и голову не приходило, что она испытывает к нему какие-то романтические чувства. Она всегда только и делала, что рылась в своих книгах. Теперь ему оставалось лишь надеяться, что он не был объектом ее грез все эти годы.

— А оттуда, что когда-нибудь наступит день, когда она так сильно влюбится в какого-нибудь мужчину, что осознает, что те чувства, которые, как ей кажется, она испытывает сейчас ко мне, — это всего лишь плод ее воображения.

Эла, нервничая, стала кусать губу. Похоже, слова Колина не очень-то успокоили ее.

Внезапно он опустился перед ней на корточки и обхватил ее ладони, лежащие на подлокотниках кресла:

— Вот увидите. Она осознает свою ошибку, и тогда ваши отношения обязательно наладятся.

— Я на это надеюсь.

В комнату снова зашла служанка, толкающая перед собой тележку. Колин встал и отступил в сторону, давая ей возможность поставить еду перед Элой.

— Спасибо, Алтея, — прошептала Грасиэла.

Служанка сделала реверанс и ушла.

Колин тут же начал накладывать Эле в тарелку еду.

— Это слишком много, — стала возражать она.

— Ешьте. Если не для самой себя, то, по крайней мере, для нашего ребенка.

Грасиэла взяла тарелку и, подчинившись, стала есть. Он внимательно наблюдал за ней. Она съела один бутерброд и печенье и выпила стакан молока. Затем, поставив пустой стакан на место, она посмотрела на Колина и спросила:

— Ну что, достаточно?

— Да. Спасибо.

— А Маркус? — с тревогой в голосе произнесла она. — Он тоже осознает свою ошибку, и наши с ним отношения наладятся? — Она покачала головой. — Вы не сможете убедить меня, что наш брак не испортит навсегда мои отношения с родственниками.

Колин вздохнул. Ему очень бы хотелось иметь основания заявить ей, что ее отношения с родственниками в конце концов снова станут нормальными.

— С Отенберри дело обстоит немного сложнее, — признал он.

Ее взгляд затуманился:

— Маркус всегда будет чувствовать, что мы оба поступили по отношению к нему очень плохо.

Колин задумался. С этим парнем, рядом с которым он, Колин, вырос, его очень многое связывало. Очень много. Однако тот факт, что он спал с его мачехой, наверняка задел Маркуса за живое, причем очень сильно. И то, что он женится на Грасиэле, в данном случае ничего не изменит: Маркус и дальше будет чувствовать, что его гнусно обманывали.

— Честно говоря, мы, возможно, потеряли его. — Колин не мог этого не признать. Эла кивнула. Вид у нее был таким печальным, что сердце Колина болезненно сжалось. — Но нет смысла из-за этого терзаться. Вам следует хотя бы немного отдохнуть. Тут уж ничего не поделаешь. Не унывайте. У вас родится ребенок. Наш ребенок.

Сделав паузу, он добавил:

— Завтра я поеду за специальным разрешением.

— Хорошо.

— Я вернусь послезавтра.

— Счастливого пути, милорд.

Она изобразила улыбку на своем миловидном лице, но Колин не мог избавиться от ощущения, что их брачный союз начинается как-то неправильно, но он не имел ни малейшего понятия, как сделать так, чтобы он начался правильно.

В эту ночь она спала урывками. Это был совсем не такой отдых, какой порекомендовал ей Колин. Он также посоветовал ей не унывать. Хотела бы она последовать этому совету! Хотела бы она вступить в этот брак, не впадая в уныние от осознания того, что ее ждет скандал! Хотела бы она выйти замуж за Колина, не причиняя этим никому вреда… И чтобы она сама не причиняла никому вреда — а особенно своим близким родственникам!