Грасиэла вздохнула. Ну конечно, ее подруга будет на этом настаивать. Ведь она, Грасиэла, уже два вечера подряд избегала ее. Избегала, не давая никаких объяснений. Мэри-Ребекке, видимо, очень хочется выяснить, что происходит. Она наверняка считает, что Грасиэла должна ей все объяснить. Вздохнув, Грасиэла откинула покрывало:

— Очень хорошо. Позовите, пожалуйста, Минни.

Ей, Грасиэле, лучше привести себя в порядок.

— Как его зовут? — спросила Мэри-Ребекка.

— Что-что? — Грасиэла попыталась придать своему лицу холодное безразличие.

— У тебя есть мужчина. Я это чувствую. Как его зовут?

— Как… как ты это чувствуешь? — Грасиэла съежилась, заметив при этом, что ее голос слегка дрожит.

— У тебя такой вид, как будто ты целую неделю мучилась бессонницей. А еще причиной такого вида может быть мужчина. — Она со знающим видом кивнула. — Он либо не дает спать ночью, доставляя тебе плотские удовольствия… либо так занимает собой твои мысли, что ты не можешь заснуть.

Грасиэла на несколько секунд уставилась на подругу пристальным взглядом. Какими бы нелепыми ни казались эти ее рассуждения, в них имеется здравый смысл. Возможно, пришло время для откровений. Ей наверняка станет легче, если она с кем-то поговорит.

Она прокашлялась и сказала:

— Помнишь тот вечер в «Содоме»? Когда я исчезла…

— Я это знала! Я это знала! — Мэри-Ребекка аж подпрыгнула в кресле, так что локоны по бокам ее головы вздрогнули. — Кто он?

— Ничего не было, — выразительно произнесла Грасиэла. — Точнее, мы просто поцеловались, да и то лишь потому, что он был вынужден это сделать.

— Вынужден? О чем ты, черт возьми, говоришь? Мужчина не целует женщину, потому что он вынужден…

Мэри-Ребекка тихонько фыркнула.

— Ну, наверное, будет правильнее сказать, что он меня тем самым спасал. — Грасиэла стала теребить бархатную отделку своего платья. — Понимаешь, там в тот вечер находился мой пасынок.

— Отенберри!.. — Глаза у Мэри-Ребекки едва не повылазили из орбит. — Нет! Вот ведь неловкая ситуация!.. Я вообще-то видела его там пару раз. — На ее лице появилось выражение раскаяния. — Мне следовало предупредить тебя.

Да уж, было бы неплохо узнать об этом еще до того, как она, Грасиэла, согласилась составить компанию Мэри-Ребекке. Но теперь уже ничего не исправить.

— Он едва меня не увидел. — Грасиэла шумно вздохнула. — Но лорд Стрикленд этому помешал.

— Как ему это удалось?

— Не так-то просто. Ему пришлось поцеловать меня… и вообще вести себя так, как будто мы собираемся переспать. Благодаря таким уловкам ему удалось вытащить меня из той комнаты еще до того, как Маркус успел понять, что на самом деле это я.

Мэри-Ребекка присвистнула.

— Как великодушно с его стороны!.. Я имею в виду, что это для него, наверное, было мучительным. — В ее голосе прозвучала издевка. — Целоваться с тобой — это ему точно было противно.

Она легонько похлопала свою подругу по руке.

И тут, благодаря изменившемуся выражению глаз Мэри-Ребекки, до нее кое-что дошло.

— Ты вчера вечером исчезла с ним! Вот почему вы оба куда-то запропастились во время того ужасного музыкального представления. Ты завела себе любовника в лице галантного лорда Стрикленда! — Она шлепнула Грасиэлу по руке. — А ты еще та штучка… Спать с мужчиной, который моложе тебя! Я, честно говоря, ревную. Я хочу, чтобы ты мне все про это рассказала! Не упускай ничего. Я хочу за тебя порадоваться.

Грасиэла покачала головой, и ее лицо залилось краской:

— Я с ним не сплю.

Мэри-Ребекка внимательно посмотрела на нее:

— Значит, пока еще не спишь.

Грасиэла снова покачала головой:

— Нет. Этого не произойдет. Никогда. Этого не может произойти.

Мэри-Ребекку, судя по ее виду, эти слова просто позабавили.

Раздался громкий стук в дверь, и в гостиную зашла миссис Уэйкфилд.

— Прошу прощения, ваша милость. Вам тут кое-что принесли. — Она с торжественным видом распахнула дверь, и в гостиную зашли несколько лакеев, несущих вазы с тепличными цветами. Грасиэла уставилась на заходящих в гостиную лакеев широко раскрытыми глазами. Несколько лакеев. Много ваз. Слишком много для того, чтобы их считать. — Все это — для вас.

Экономка, расплывшись в улыбке, подошла к Грасиэле и протянула ей маленький конвертик.

— Розы! — воскликнула Мэри-Ребекка, тоже таращась на лакеев и цветы. — В это время года? За них, должно быть, пришлось заплатить целую кучу денег.

Грасиэла дрожащими пальцами взяла конверт:

— Спасибо, миссис Уэйкфилд.

Все еще широко улыбаясь, экономка вышла из комнаты вслед за толпой лакеев.

Плотно сжав губы, Мэри-Ребекка напряженно и нетерпеливо ждала, когда наконец закроется дверь. Как только это произошло, она выпалила:

— Открой его! Открой конверт!

Грасиэла почувствовала у себя в груди страх, смешанный с чувством, которое показалось ей подозрительно похожим на радостное волнение. Ей не следовало бы испытывать подобное чувство. Если, как она подозревала, цветы и конверт прислал ей Колин, то это никак не соответствовало той скрытности, которую он обещал.

Широко раскрыв глаза, она окинула взглядом свою гостиную. Почти весь пол этого помещения был заставлен цветами — яркими и благоухающими.

— Он обещал, что никто ни о чем не узнает, — пробормотала она.

— Открой наконец этот чертов конверт! — Мэри-Ребекка заерзала в кресле. — Я едва не задыхаюсь от нетерпения.

Грасиэла, вздохнув, открыла конверт, достала записку и стала ее читать.

— Прочти вслух! — потребовала Мэри-Ребекка.

Грасиэла подчинилась и, прокашлявшись, начала читать вслух: «Неизменно надеюсь, что мы можем прийти к взаимоприемлемому соглашению».

Взаимоприемлемому. Как будто это было деловое соглашение, а не что-то из личной жизни. Она подняла глаза и встретилась взглядом с подругой:

— Он подписал это одной буквой — «К».

Мэри-Ребекка с полминуты сидела неподвижно, а затем захлопала в ладоши и снова заерзала в кресле:

— О-о, у тебя есть лю-бов-ник, Эла. Как интересно!

— Мэри-Ребекка, — зашипела Грасиэла, бросая опасливый взгляд на дверь. — У меня ничего такого нет, и я попросила бы тебя перестать вести себя как ребенок. Хорошо?

Мэри-Ребекка показала подруге язык, а затем выпалила:

— Пока еще ничего такого нет. Вы пока еще не любовники, и то, что произошло, — это чистая случайность.

— Нет, не случайность, — уверенно заявила Грасиэла. — Он обещал, что никто ничего не узнает, если мы станем… — Она махнула рукой на то, что их сейчас окружало. — А вот это не очень-то увязывается с его обещанием.

— А-а… Чепуха! Ты выдумываешь уж слишком много трудностей. Он не написал своего имени. А еще он не написал в этой своей записке ничего пылкого.

— Все равно он поступил неправильно, — пробурчала Грасиэла, а затем приподнялась и понюхала один из крупных цветов в ближайшем к ней букете. От него исходила приятная свежесть… как и от ее отношений с Колином.

Грасиэла как бы неохотно погладила лепестки. Ей раньше никто никогда не присылал цветы. Даже ее покойный муж. Период его ухаживания за ней прошел чрезвычайно быстро. Папа был уж слишком горд тем, что ей сделал предложение такой знатный и респектабельный мужчина. После того как она и герцог поженились, никакого ухаживания за ней с его стороны уже, конечно же, не было. Начиная с того момента она просто стала собственностью Отенберри — купленной и уже оплаченной собственностью. Никакого ухаживания. Никаких цветов. Единственными драгоценностями, которые он ей подарил, были те, которые принадлежали герцогиням из его старинного рода Отенберри, жившим на белом свете до нее.

— Ты заслуживаешь того, чтобы быть хоть немножко счастливой, Эла. И чтобы иметь возможность поразвлечься, — ласково произнесла Мэри-Ребекка.

Грасиэла слегка пожала плечами:

— Если бы он был кем-нибудь другим. Не другом семьи. И если бы он был постарше, более зрелым джентльменом…