— Это заметно, — сказала Мэри-Ребекка.
Грасиэла в ответ хрипло засмеялась.
— Ну что ж, спасибо, — пробурчала затем она. — У меня, возможно, начинается лихорадка, так что тебе, наверное, следует держаться от меня на расстоянии. И, пожалуй, тебе придется увезти отсюда своих девочек домой…
Если в голосе Грасиэлы и прозвучала надежда на то, что ее подруга так и поступит, то Мэри-Ребекка этого, похоже, не заметила. Во всяком случае, она проигнорировала это предложение.
— Значит, тебе не надо спешить с отъездом. Вряд ли тебя устроит, если ты заболеешь в пути и застрянешь из-за этого на каком-нибудь придорожном постоялом дворе вместе со своими девочками.
Грасиэла слегка кивнула, признавая, что подруга права:
— Да, конечно. Не будет никакого вреда в том, что я проведу здесь еще несколько дней… пока снова не почувствую себя здоровой.
— Интересно, а не болен ли сейчас и лорд Стрикленд? — Мэри-Ребекка скривила губы в усмешке. — Вы ведь с ним находились в непосредственной близости. Надеюсь, что он не заболел.
Грасиэла покачала головой и, игнорируя ехидное замечание подруги, сказала:
— Вряд ли он заболел. Прошло уже больше недели с того момента, как мы с ним расстались…
Она запнулась и замолчала.
Клара, одолев в игре Энид, восторженно завизжала и затанцевала на месте. Энид покачала головой, снисходительно улыбаясь такому бурному проявлению радости ее сводной сестры.
Грасиэла на некоторое время задумалась, наблюдая за девушками, размахивающими своими молотками для игры в крокет, и вспоминая о ночи, проведенной с Колином. Прошло уже больше недели после той ночи, когда они становились единым целым. Три раза за одну ночь. А потом еще и утром… Она до этого не знала, что такое вообще возможно. Она не знала, что мужчина может быть на такое способен.
Она стала подробно вспоминать, как это происходило, снова принялась считать, сколько раз он в нее входил…
Тишина закончилась, когда Мэри-Ребекка вдруг шумно вздохнула, тем самым заставив Грасиэлу вздрогнуть.
— А может, он тебя… чем-то заразил? — Она описала рукой маленький круг, показывая туда, где Грасиэла держалась рукой за свой живот. Похоже, ей не хотелось говорить открыто, произносить эти слова вслух… Она как будто боялась, что если произнесет их, то они станут реальностью.
— Заразил? — переспросила Грасиэла.
Учитывая ситуацию, она с неприязнью восприняла это слово.
— Да, — решительно кивнула Мэри-Ребекка.
Грасиэла настороженно уставилась на подругу:
— Что ты имеешь в виду?
— Ты знаешь, о чем я говорю. Я вижу на твоем лице страх.
Мэри-Ребекка аккуратно поставила свою тарелку на столик и наклонилась вперед. Оглядевшись по сторонам с таким видом, как будто она осознавала значительность слов, которые собиралась произнести, и опасалась, что их могут услышать притаившиеся где-нибудь поблизости слуги, Мэри-Ребекка прошептала:
— Может, он тебя обрюхатил?
Грасиэла вздрогнула. Ну вот они, эти слова. Произнесенные вслух, пусть даже и очень тихо. Грасиэла была уверена, что такая нелепая тема, как внебрачная беременность вдовствующей герцогини Отенберри, еще никогда не обсуждалась в городском особняке Отенберри.
— Я вижу, что у тебя в голове крутятся точно такие же мысли, Эла. Это возможно? Вы как-то предохранялись?
Мэри-Ребекка, более опытная и прямолинейная, чем Грасиэла, явно не стеснялась задавать в лоб трудные вопросы.
Грасиэла молча уставилась на подругу. В голове у нее зароились тревожные мысли.
Обрюхатил? В ее утробе ребенок?
Она на несколько секунд задумалась.
Затем в ее груди что-то как бы высвободилось и она начала смеяться.
Мэри-Ребекка откинулась назад и нахмурилась:
— Я рада, что ты считаешь такую вроде бы серьезную тему забавной. — И она с несвойственной ей мрачностью скрестила руки на груди.
— Да ладно тебе, Мэри-Ребекка, — покачала головой Грасиэла. — Это было всего лишь один раз. Точнее говоря, всего лишь одну ночь.
Мэри-Ребекка ухмыльнулась:
— Моя дорогая подруга, одного раза вполне достаточно. Вообще-то, именно так оно обычно и происходит.
Она подняла палец вверх.
Лицо Грасиэлы при таких — очень даже правдивых — словах подруги зарделось. То, что сказала перед этим она сама, было глупо, и Грасиэла осознавала это, однако имелись еще и другие убедительные факты.
— Я уже далеко не юная девушка, Мэри-Ребекка.
— Ну и что?
— Я слишком стара для того, чтобы зачать ребенка, — упрямо заявила Грасиэла, решив, что Мэри-Ребекка не поняла ее намека.
Она, Грасиэла, и в самом деле уже не была юной девушкой.
— Женщины твоего возраста и даже старше беременеют и рожают детей еще с незапамятных времен!
Грасиэла покачала головой, не веря тому, что такое может случиться с ней. Она в этом отношении не была абсолютно нормальной. Она не была такой даже в свои молодые годы.
Она не могла зачать ребенка. Ей приходилось полностью исключать такую возможность, а иначе она потеряла бы благоразумие и стала бы жертвой надежды. Надежды, которая уже когда-то в ее жизни катастрофически не оправдалась. Она не могла позволить такой надежде снова в нее вселиться. Потому что даже в этой — отнюдь не идеальной — ситуации она по-прежнему испытывала в глубине души желание родить еще одного ребенка.
Это было что-то вроде расплывчатой и почти забытой мечты. Что-то такое, что таилось на окраинах ее сознания. Что-то эфемерное, как дымка, но не забытое. В такие моменты, как этот, желание родить еще одного ребенка возвращалось к ней в стремительном порыве.
— Дело не только в моем возрасте. Я уже рассказывала тебе, как трудно мне было забеременеть. Я в этом отношении стала для Отенберри превеликим разочарованием. Одним из многих разочарований, связанных в его жизни со мной. У меня был выкидыш до того, как я родила Клару, и еще два выкидыша после того, как она родилась. Врач заявил мне, что моя утроба… дефективная.
Мэри-Ребекка насторожилась:
— Дефективная?
Грасиэла помнила это слово очень хорошо, потому что в то далекое время она знала английский еще слабовато и не поняла его значения. Она нуждалась в том, чтобы кто-то ей это значение объяснил, и ее покойный муж сделал это очень даже жестоким образом.
«От тебя нет никакого толку. Ты в постели похожа на безжизненную тряпичную куклу, да еще и не способна выполнить то, ради чего вы, женщины, существуете на этом свете».
Дефективная. Сейчас значение этого слова ей было очень даже понятно. Она не смогла родить Отенберри сына, в котором он нуждался… Отенберри, как и многим другим мужчинам с таким же положением в обществе, как у него, хотелось иметь еще одного наследника — «запасного».
— Мужчины… — Мэри-Ребекка насмешливо фыркнула. — Ну что они знают о таких делах? А может, причина заключалась не в тебе, а в Отенберри? Такой вариант тебе на ум не приходил?
Грасиэла медленно покачала головой:
— Нет, от него ведь родились Маркус и Энид. А я родила от него Клару.
Мэри-Ребекка всплеснула руками:
— В нашей жизни бывает нечто такое, чему невозможно найти объяснение. Возможно, вы с ним… не подходили друг другу.
— Не подходили? Я не уверена, что понимаю то, что ты имеешь в виду.
— Я, моя дорогая, имею в виду, что ваши тела не были идеально подходящими друг другу с точки зрения произведения потомства.
Грасиэла невольно съежилась. «Не подходили друг другу» — такая формулировка была вполне адекватной для описания ее отношений с покойным мужем, причем не только в смысле несоответствия их тел.
Мэри-Ребекка покачала головой и тихо вздохнула:
— Не верю, чтобы ты была настолько наивной, что полагать, будто ты неспособна зачать еще одного ребенка.
Хотя эти слова и были произнесены тихим голосом, Грасиэла все же невольно бросила взгляд в ту сторону, где резвились Клара и Энид, опасаясь, а не услышали ли они эту реплику Мэри-Ребекки.
К ее лицу прихлынула кровь при одной только мысли о том, как они с Колином совокуплялись. Очень даже естественным образом — так, как в дикой природе. И ей, Грасиэле, даже не пришло в голову, что нужно предохраняться.