— О-о, вы прекрасно понимаете, что к самой этой собачке мне не к чему придраться. Она милая…

— Всего лишь милая?

Он вообще-то выбирал эту собачонку лично, и она была самой красивой и занятной из всего выводка.

— Ну хорошо, не просто милая, а восхитительная, — пробурчала Грасиэла. — Клара от нее в восторге, как вы на то, видимо, и рассчитывали.

Он пожал плечами, не соглашаясь и не опровергая.

— Но вам нельзя больше присылать мне никаких подарков. Маркус уже решил, что у меня есть поклонник…

— Поклонник? — Колин скрестил руки на груди и тихонько засмеялся. — Так я, значит, поклонник, да?

— Это его слова, а не мои.

— Вообще-то, более точным было бы слово «любовник», разве не так?

— Прекратите. Никакой вы мне не любовник. Мы друг для друга — не любовники.

— В самом деле? Может, мне напомнить вам значение этого термина, а?

— Пожалуйста, не надо. — Она выставила руку вперед. — Я знаю английский язык достаточно хорошо. Мне известно, что означает этот термин. Я знаю, чем мы занимались и кем мы были, но это уже в прошлом. Я не хочу быть с вами.

Он уставился на нее на несколько секунд, и в его глазах появился воинственный блеск. Она выдержала его взгляд и не стала отворачиваться.

«Я не хочу быть с вами». Эти ее слова были однозначными. Он и сам произносил такие слова раньше, когда разрывал свои отношения с той или иной женщиной. При этом его слова, возможно, были жестокими, но честными в том смысле, что он всегда чувствовал, что эта конкретная женщина заслуживает того, чтобы их услышать.

Однако по отношению к Эле он испытывал какие-то особенные чувства. К тому же Колин полагал, что и она к нему неравнодушна, но он ведь мог и ошибаться. Она вполне могла пресытиться им и захотеть расстаться с ним.

Признаться, Колин чувствовал себя не очень уверенно. Если человек сирота — пусть даже он обладает богатством и привилегиями, — в нем вырабатывается такая вот неуверенность в себе. Он не был достаточно хорошим даже для своего собственного отца. Память об этом таилась где-то в глубине его души, вызывая у него неуверенность в себе.

Что давало ему основания думать, что он достаточно хорош именно для этой женщины, в которой, возможно, по-настоящему нуждался?

Колин шумно вздохнул:

— Понятно. — Он почувствовал себя болваном из-за того, что смотрел на себя так, как, по его мнению, на него смотрела она. Как на слишком молодого и чрезмерно назойливого и прыткого. — Очень хорошо. Я перестану вас преследовать. Это была моя ошибка. Я думал, что вас, возможно, тянет ко мне так, как меня тянет к вам.

Он не спеша подошел к Грасиэле и остановился прямо перед женщиной, удерживаясь от того, чтобы прикоснуться к ней. Больше он не будет к ней прикасаться. Больше — никаких соблазнений и упрашиваний. У него ведь тоже есть своя гордость. Он еще никогда ни о чем не умолял ни одну женщину.

«Это потому, что ты раньше никогда не бывал с такими женщинами, как Эла», — вдруг мелькнула у него мысль.

Она подняла на него взгляд:

— Не трогайте меня.

Эти ее слова прозвучали как мольба.

— Я не трогаю вас. Я даю вам то, чего вы хотите. Обещаю это прекратить. Больше никаких подарков. Больше с моей стороны — вообще ничего.

Она кивнула, но при этом в выражении ее карих глаз было заметно то ли недоверие, то ли какое-то другое чувство. У него по какой-то причине появилось сомнение насчет того, к кому у нее возникло это недоверие, — по отношению к нему или по отношению к ней самой.

— Потому что это то, чего вы хотите, — напомнил он ей. — Вы только что дали мне это однозначно понять.

— Спасибо, именно так, — прошептала она, нерешительно двигаясь в сторону двери. Она, похоже, аж никак не ожидала, что он так легко сдастся и отпустит ее.

Подойдя к двери гостиной, Грасиэла оглянулась и вопросительно посмотрела на него. Она что, ожидала, что он будет сопротивляться? После таких ее слов?

Он кивнул ей.

— Ну же, уходите, — сказал он. — Вы уже сказали те слова, ради которых пришли сюда.

Однако она, уже взявшись за ручку двери, остановилась и больше не двигалась.

— Если, конечно, вы не хотите чего-то еще, — добавил он.

Он и в самом деле надеялся, что она вдруг передумает?

«Скажи „да“. Скажи это мне. Скажи, что ты хочешь меня».

Он говорил ей раньше, чтобы она ему не лгала. И чтобы была самой собой. Ему хотелось, чтобы она была собой по отношению к нему и в данный момент. Хватит уже притворяться! Если это не было тем, чего она на самом деле хотела, тогда пусть она начнет вести себя разумно и избавит их обоих от таких вот страданий.

Грасиэла слегка покачала головой — так, как будто вернулась к реальной действительности. Явно чему-то обрадовавшись, она повернулась и вышла из его гостиной. Дверь, закрываясь за ней, скрипнула.

Ну вот и все.

Он опустился на стул и сидел на нем в течение некоторого времени, не обращая никакого внимания на книгу, которую до ее прихода читал и которая лежала теперь на соседнем стуле. В комнате было слышно лишь его дыхание да потрескивание дров, горящих в камине. Все снова стало таким, каким оно было на протяжении большей части его жизни: он остался один. Вот только это ощущение одиночества сейчас было более острым, чем раньше.

И тут вдруг до него донеслись звуки быстрых шагов. Дверь распахнулась, и в гостиную зашла Грасиэла. Она поспешно закрыла за собой дверь и на пару секунд прислонилась к ней спиной. Ее грудь вздымалась и опускалась, она тяжело дышала. У нее было перепуганное лицо.

— Эла? Что случилось?

— Там Маркус. Он поднимается по лестнице.

— Быстро! — Колин схватил женщину за руку и завел ее в свою спальню. — Будьте здесь. Он в эту комнату не зайдет. Ему в ней нечего делать.

Колин закрыл дверь спальни как раз в тот момент, когда дверь его гостиной распахнулась и, как это не раз бывало, в нее стремительно зашел Маркус, за которым бежал, нервничая, мажордом, поспешно объявлявший на ходу имя посетителя.

— А-а, ты здесь!.. — сказал Маркус с таким видом, как будто не был уверен, застанет ли он Колина здесь, в его собственном доме.

— Да, я здесь. В своем доме. В котором я живу. — Колин развел руками. — Странное стечение обстоятельств, правда?

Маркус, проигнорировав сарказм своего друга, налил себе в бокал шотландского виски.

— Уже довольно поздно, — заметил Колин.

— Правда? — Маркус уселся перед камином. — Я только что от своей мачехи. Замечательно там поужинал. Фазан был великолепен. Жаль, что тебя там со мной не было.

— Может, составлю тебе компанию как-нибудь в другой раз. Как там поживают твои родственники?

Колин задал этот вопрос, потому что такой вопрос было принято задавать и он на протяжении прошедших лет делал это бесчисленное количество раз.

Маркус посмотрел вверх с таким видом, как будто он смотрит на небеса:

— Моей мачехе подарили щенка. Такой вот подарочек! Думаю, это подарок от того ее тайного поклонника. Нам во что бы то ни стало нужно найти этого типа и образумить его.

— В самом деле? — Колин украдкой покосился на дверь своей спальни.

— Да. Он купил ей щенка. Боюсь, что события набирают ход с этим Лотарио[8], и, поскольку дочь и падчерица Элы приехали сюда, она отнюдь не торопится вернуться в поместье, а потому трудно даже предположить, как далеко может зайти это дело. Меня, честно говоря, это очень сильно раздражает. Уж с чем-чем, а с этим я никак не хотел бы смириться. Я всегда думал, что мне придется оберегать Энид или Клару. Да, Клару-то еще и в самом деле придется, когда она выйдет в свет, в этом я уверен. Она хорошенькая и энергичная. А вот Энид, можно сказать, неплохо постаралась для того, чтобы отпугнуть от себя всех мужчин. Их теперь не заманишь и ее приданым. — Он с сердитым видом стукнул кулаком по ладони другой руки. — Мужчине вообще-то не пристало играть роль опекуна по отношению к своей мачехе!