Положив трубку, он помолчал, потом сказал:

— Вот какие новости, Михаил Васильевич. Принято решение о составлении семилетнего народнохозяйственного плана. Совнархозам поручено готовить предложения Госплану.

— Я уверен, что наши предложения по резкому увеличению объемов строительства Госплан не примет, — материальные ресурсы страны-то остались теми же, какими они были месяц назад. Вот проект я твой утвердил быстро, тебе даже поправилась моя оперативность, а как его осуществить еще не знаю: где возьму капиталовложения, материальные ресурсы, всякие железо, цемент, аппаратуру, оборудование. Раньше на Москву кивали, а теперь на кого? — Яблоков подошел к журнальному столику, стал листать кучу газет, которых он не читал за несколько дней своих скитаний по предприятиям. — Вот пишут о наступлении новой хозяйственной эры, экономического ренессанса! Конечно от многих старых ведомственных болезней будем избавляться, но уже наживаем новые, например, местничество. Секретарь обкома рассказал мне в конце, что поступила жалоба на наш металлургический завод: прекратил отгрузку металла в другие области! Раздает его только нашим потребителям… Мой квартирный телефон не заказывай. Придется лететь прямо на завод. Получил поручение от обкома — разобраться и наказать… районных «патриотов»!

— Знакомая картина: еще такой знаток земных недр, как Мефистофель, в своем всем известном выступлении разъяснил, что люди гибнут за металл… — пошутил Северцев.

— Да!.. Чуть не забыл очень важное: собирайся! — поднимаясь со стула, сказал Яблоков. — Тебя вызывают в ЦК.

Михаил Васильевич обрадовался до крайности. Вот как все удачно складывается! Теперь можно и не заводить неприятного разговора о своем отпуске…

— Зачем вызывают?

— Скажут в Москве. Думаю, возьмут и тебя куда-нибудь в совнархоз.

— С предприятия не возьмут. Из аппарата людей девать некуда, — улыбаясь, возразил Северцев.

Машинально раскрыв лежащую на столе папку, он увидел телеграмму: «Вам выехал постоянную работу геолог Стеклов должность главного геолога комбината». Подписал телеграмму Шахов.

Что это могло значить?

Михаил Васильевич растерянно взглянул в окно. Оно было пугающе черным. Внезапно в комнату ворвался ветер, высоко задрал занавески. С силой хлопнула ставня. По железной крыше вразнобой застучали крупные капли. И сразу хлынул холодный дождь. Михаил Васильевич с тревогой прислушивался к шуму воды, лившейся на землю. За горами вспыхивали зарницы, гуляли глухие раскаты.

Вокруг знакомого здания царило необычайное оживление: у главного и боковых входов стояли грузовые автомобили, горластые грузчики втаскивали на машины мебель, тяжелые железные сейфы, медные люстры и прочую утварь. Вестибюль, коридоры были заставлены мебелью. Во всех комнатах сквозь настежь раскрытые двери виднелись возвышающиеся на полу пирамиды пухлых картонных папок. Девушки укладывали папки в деревянные ящики.

На втором этаже та же картина. Поднявшись на третий, Северцев прошел в то крыло, где раньше помещался его главк и был кабинет Шахова. И здесь — распахнутые в коридор двери, тот же сумбур переезда или выселения. На пороге бывшей приемной ворвавшийся с балкона ветер кружил какие-то бумажки. В бухгалтерии главка, за одиноким столом, Михаил Васильевич застал Николаева. Старик, согнувшись над толстой книгой, углубился в записи.

— Здравствуйте, Евгений Сидорович! Что вы делаете в несуществующем главке?

— Отбираю и приходую имущество для шаховского совнархоза. Николай Федорович утвержден председателем, — сообщил Евгений Сидорович.

— А где он сейчас?

— В парткоме. Там разбирают дело Птицына.

Северцев тут же направился в партком.

В приемной партийного комитета было пусто — стены ободраны, потолок без люстры, ни одного стола, ни стула. Северцев подошел к открытому окну, не зная, что ему делать, облокотился на подоконник. За окном голубела Москва-река, золотом отливали на солнце купола кремлевских церквей, крепостная стена еле приметно краснела за буйной зеленью парка. В кабинете секретаря парткома раздавались голоса. Это была, наверно, единственная обитаемая еще комната в огромном опустевшем здании. Постояв у окна, Михаил Васильевич решил открыть дверь и показаться Шахову. Николай Федорович сразу увидел его и вышел из комнаты.

— Здравствуй, дорогой Михаил. Очень рад тебя видеть.

Они обнялись. Шахов взглядом показал Северцеву на пустую комнату, на забитый мебелью коридор, на давно не метенный пол:

— Закругляемся. А как у вас? Совнархоз подает признаки жизни?

— Подает, к примеру, проект по Сосновке утвержден наконец. Контактироваться с совнархозом предприятиям проще, чем с министерством, но материальных возможностей не прибавилось. Сразу же заболели местничеством: наш совнархоз не грузит соседу металл со своего металлургического завода, а сосед прекратил нам отгрузку кабельной продукции и оборудования со своего электротехнического предприятия, — махнув рукой, ответил Северцев.

— Значит, удельные княжества уже народились, впереди малоприятная междоусобная война и другие сюрпризы.

— И даже очень. Хозяин он молодой, а решает дела куда более зрело, чем решал старый, не в обиду вам будь сказано, — улыбнулся Северцев.

— Плохо было бы, если б получилось иначе. Подожди меня, мы скоро закончим наше последнее заседание.

Прислушиваясь к разговору в соседней комнате, Шахов подошел к двери и приоткрыл ее. Теперь Северцев различил голос Птицына. Шахов взял под руку Михаила Васильевича, подвел к двери:

— Послушай, что говорит подлец.

— Как хотите судите, — услышал Северцев, — но с неруководящей работой я не справлюсь. Честно говоря, я и в министерстве случайный человек был. Виноват отдел кадров: подобрали не того. Теперь я все забыл… Какой же из меня заместитель начальника технического отдела совнархоза?

— Но вы же были начальником главка, — перебил его кто-то.

— Был, верно… Но я уже сказал, что это была ошибка кадровиков. Зачем же все повторять? Это я вам — как на духу. А главное — я же пенсионер…

Шахов шепнул:

— Дожидайся в моем кабинете. Там еще есть стулья, — Он вернулся на заседание.

Кабинет Шахова был тоже пуст, если не считать стоявшего у окна канцелярского столика и двух стульев. На голой стене косо висела геологическая карта с разноцветными кружками, которыми были отмечены предприятия бывшего министерства. На столике Михаил Васильевич нашел справочную книгу и стал обзванивать гостиницы. Он задавал один и тот же вопрос: «Остановилась ли у вас Малинина? Валерия Сергеевна. Из Сибири…» И через полминуты слышал один и тот же ответ: «Не проживает».

Он ничего не мог понять: Валерия после отъезда из Сосновки не писала, адреса не сообщила, в московских гостиницах не останавливалась — где же она, что с ней стряслось?.. Прошло много времени, пока он звонил во все столичные гостиницы. Шахов все не появлялся. Михаил Васильевич позвонил в ЦК. Сведения оказались малоутешительны: товарищ Сашин в течение нескольких дней не сможет его принять. Надеждина рекомендовала позвонить через пять дней: к этому времени, может быть, товарищ Сашин освободится. Опять начались звонки по гостиницам, сопровождаемые настоятельными просьбами проверить тщательно списки всех постояльцев. В ответ слышалось все то же: «Не проживает».

Он тяжело задумался. Теперь ему показались очень странными и вызов Валерии в Москву и само ее исчезновение… Она от него что-то скрывала!

Часы пробили четыре раза. Уже три часа он ждал Николая Федоровича… Решил справиться о своем разводе. После отказа в народном суде, о чем Михаил Васильевич в свое время получил уведомление, городской суд, наверное, уже разбирал дело. Михаил Васильевич позвонил туда. Ему ответили, что дело слушалось, результат сообщат при личной явке заявителя. Северцев решил съездить сегодня же.

Послышались быстрые, легкие шаги, и в комнату вошел Шахов.