Чтобы поднять доходы, Гилипп применил следующую стратегию. Боясь, что прямые поборы могут настроить против него аристократию, он заставил Народное собрание Сиракуз потребовать от каждого гражданина выступить в определённый день и дать полный отчёт о своём состоянии. Теперь каждый собственными глазами мог увидеть, какие богатства накопили его сограждане. Привилегированным стало стыдно, что они внесли в общее дело так мало, а неимущие, которые служили честно, поднялись в общественном мнении выше богатых. Вклады полились рекой. Кавалерия получила лошадей, хранилища наполнились.

Гилипп ввёл новые термины. Тяжеловооружённые пехотинцы теперь назывались homoioi — «равные», отряды — lochoi, крупные соединения — moral. Следуя спартанскому обычаю, Гилипп заставил весь воинский состав прекратить обедать дома или с друзьями. Отныне все трапезничают вместе, каждый в своём отряде. Таким способом воспитывался дух подразделения, и все почувствовали себя равными и едиными.

Пьянство Гилипп объявил вне закона. Он объявил, что будут преданы порке те, кто пренебрегает состоянием своей обуви. Он заявил, что большой живот и сгорбленные плечи — преступление для мужчины. Он ввёл гимны осмеяния, как в Спарте, и нанял городских ребятишек, чтобы те роем ходили за неряхой и вышучивали его песенкой. Но главной реформой Гилиппа был он сам. Тот факт, что он прибыл лично, чтобы разделить участь своих товарищей и дать им всё, чтобы сохранить их свободу.

Однажды утром, поздней зимой, Гилипп построил свои войска в боевой порядок. Мы поспешили сделать то же самое. Я заметил, что Лион что-то быстро записывает.

— Ты заметил, как дисциплинированно сиракузцы занимают свои места теперь, когда Гилипп перелепил их по собственному подобию?

Я посмотрел на наших союзников, что стояли рядом с нами, — афинян, аргивян, керкирян. Многие опустились на колени или на корточки, Нагрудные пластины лежат на земле, щиты опрокинуты или служат подпорками для задниц своих владельцев. Оруженосцы служат уже по второму, третьему сроку; многие их товарищи давно наняты и работают на стройке. А прямо напротив нас каждый сиракузец стоит в полном снаряжении, щит у колена, оруженосец — слева, со шлемом и кирасой, как заведено у спартанцев.

В тот день они побили нас. К концу лета их контрстена отрезала нашу. С этим надежда окружить Сиракузы рухнула. Во время ночной атаки Гилипп занял Лабдал, форт и склад на вершине Эпипол, что не только прорвало нашу осаду, но и лишило нашего казначея денег. Гилипп укрепил Эвриал — единственную уязвимую дорогу на высоты, и продолжил стену, полностью перегородив подъём на Эпиполы. Даже в море, где нашим морякам не было равных, Гилипп нацелил свой новый флот на нападение. Узнав, что сражение состоится не в открытом море, а в пределах Большой гавани, он укрепил носы и кран-балки своих трирем и выстроил их в три ряда, чтобы таранить в лоб, а не сбоку, как предпочитали умелые афиняне. Мы узнали от него новое слово — букефал, голова быка. Этими «животными» он колотил наши лёгкие пустотелые корабли, отгоняя нас назад, за волнорезы, к внутренней гавани. Теперь уже мы стали топить сваи для равелинов и водили драгу, чтобы поставить «ежи» и таранные орудия.

К концу осени таранные суда Гилиппа потопили или вывели из строя сорок три наших корабля, а его войска изгнали нас с Эпипол. За нами остался только Круг — форт на Сике. Сиракузский флот очень пострадал — повреждено было более семидесяти кораблей. Однако Гилипп быстро восстановил эти потери, доставив в город свежую древесину по суше и через Малую гавань, защищённую теперь контрстеной.

И вот Гилипп заблокировал нас, причём довольно прочно. Сиракузцы могли позволить себе потерять двух своих за одного нашего, два корабля, две стены. С каждым днём их позиция становилась всё более сильной, поскольку всё больше сицилийских городов, почуяв нашу кровь, присоединялись к своим соотечественникам.

Никий приказал оставить верхние стены. Мы потеряли возможность атаковать через город и гавань. Что ещё хуже, мы лишились мельницы, которая снабжала нас хлебом. Маркитанты, вольнонаёмные рабочие и многие женщины куда-то исчезли. Мы кружили, как крысы, южнее Лихорадки — болота в узком проходе гавани. И когда в другую ночь войска Гилиппа изгнали нас из Олимпия, мы потеряли и эту точку опоры.

Мой старый корабль «Пандора» всё лето отгонял врага от Племмирия. Противник атаковал непрерывно, так что корабль нельзя было вытащить на берег и просушить. Когда наконец он пристал для ремонта, я поднялся на борт, желая навестить старое местечко, где я, бывало, любил вздремнуть перед кран-балкой. Но когда я ступил на центральный бимс, дерево подалось как губка.

Наши корабли сгнили.

Резервы казначея были исчерпаны. Жалованье не выдавалось уже три месяца, пошёл четвёртый. Иностранные моряки начали дезертировать, а слуги и рабы, которыми заменили их, сбегали после первой же порки.

Никий стал ещё более немощным. Моральный дух людей пал до нуля. Наёмные офицеры не могли больше удерживать своих. Теламон потерял пятую часть состава, которая перешла к противнику.

В начале второй зимы пришло письмо от Симона. Он сообщал, что бывшая жена Лиона, Теоноя, снова вышла замуж — за хорошего человека, инвалида войны. Наш кузен повидал моих детей и Эвнику — у них всё хорошо, но Эвника всё ещё злится на меня.

«Мы получаем многочисленные сообщения о Гилиппе и ущербе, который он нам наносит. Афинам некого в этом винить, кроме самих себя. Чего они ожидали от Алкивиада? Благодарности за смертный приговор?

Наш друг не ограничился тем, что отправил к вам Гилиппа. Он убедил спартанцев удвоить усилия против нас. Таким образом, царь Агис стоит со своей армией под нашими стенами. Уходить они не собираются. Они укрепили Декелею — ещё один совет Алкивиада. Двадцать тысяч рабов уже отправлено туда. Каждую ночь уходят по триста человек. Катастрофически не хватает мастеров. Пшеница и ячмень больше не поступают по суше через остров Эвбея. Все припасы приходится переправлять морем, вокруг Суния. Буханка стоит дневное жалованье. Я отнёс в ссудную кассу последний нарядный плащ. Мелеагр вычеркнул моё имя из списка всадников. Не могу его винить, ведь у меня больше нет лошади.

К вам на помощь направляется второй флот под командованием героя Демосфена. Расставшись с моей последней голубкой, чтобы задобрить вербовщика, я проник в кавалерийское подразделение безлошадников. Лошадей придётся добывать уже в Сицилии. Так уверили нас командиры. Поэтому соберитесь с силами, братцы! Я скачу (точнее, иду) спасать вас!»

Мы получили это письмо через четыре месяца после того, как оно было написано. К тому времени флот Демосфена уже достиг Керкиры. Ещё десять дней — и на нашем горизонте показались первые корабли. Ещё семь — и явилась вся армада: семьдесят шесть судов, десять тысяч человек, оружие, деньги, припасы. Войска Гилиппа отошли к Жирной Заднице и Хламиде Учителя — их третьей и четвёртой контрстенам. Их флот перебрался в Малую гавань и укрылся за полуостровом Ортигия.

Военная удача опять повернулась к нам. Когда свежие корабли из Афин вошли в Большую гавань, братья и товарищи вновь прибывших ринулись им навстречу. Моряки прыгали с палуб и, стоя по пояс в воде, обнимались с друзьями. Люди на берегу сбрасывали с себя одежду и плыли к кораблям, они поднимались на палубы, хватаясь за вёсельные отверстия. Лион и я встретили Симона на прибрежной полосе, отыскав его среди безлошадных кавалеристов. Мы обнялись и расплакались.

Две мучительные зимы минуло с того дня, как экспедиция отплыла из Афин, полная блистательных надежд; два лета тягомотины и деградации прошли с тех пор, как мы видели своих любимых и братьев, узнавали новости о родном доме, имели возможность прижать к сердцу тех, кто нам дорог. Да и подкрепление не слишком к нам торопилось.

И каждый из нас, повстречавшись с друзьями и родственниками, хотел своими глазами увидеть Демосфена. Командир шёл к берегу по воде, со шлемом под рукой, плащ намок и стлался за ним. Над частоколом его до хрипоты приветствовали войска. Вон он, братцы! Его лицо не желтовато-бледное, как у Никия, истомлённого болезнями и заботами, но загорелое, полное силы и решимости. Он не прикажет сразу возвести алтарь и вопросить богов о совете. Нет, он тотчас пошёл осмотреться и оценить положение вещей. Это Демосфен, ребята! Теперь наконец у нас есть победитель, тот, кого чествовали за Этолию, Акарнанию, Залив, тот, кто пленил спартанцев при Сфактерии!