— Ты только дёрнись, сволочь. Только дёрнись. Да я даже стрелять не буду, я просто шею тебе сверну. Ну давай… давай же… попробуй дёрнуться, ты только попробуй. Ты у нас не задержанная, ты пленная, а с пленными по закону военного времени мы что угодно можем делать без протоколов и адвокатов.

За стеной, в стороне морга, загрохотала стрельба из автоматов и пистолетов, на что задержанная выслушала совсем уж бредовые обвинения:

— А вот и за твоих дружков взялись. Хана всей вашей шайке. Недолго им осталось: кого-то кончат сейчас, кого-то потом, никого не пропустят. Такие твари в нашем городе долго не живут.

Тут уж она смолчать не смогла:

— Никакие они мне не дружки. Я даже не знаю, кто это, но они хотели меня убить. Меня и ещё двоих мужчин. Их, наверное, убили, а я убежать успела.

— Ты свои сказки для следователя прибереги. Красивые у тебя зубы, ровные. Ты с ними прямо сейчас прощаться начинай, тебе их там в первый же день вышибут. Сволочь, из-за таких, как ты, у моего брата невесту убило. А детей сколько перекалечило? Детей-то за что?!

— Вы о чём, вообще?!

— Ты дурочкой-то не прикидывайся. Я бы вас, корректировщиц, прилюдно вешал на главной площади, чтобы все видели. И не на верёвке, а на проволоке колючей, да помедленнее душил, помедленнее… Зря ты к нам в город пришла, ох и зря. Это не твой город, и тебе это сейчас конкретно объяснят. Так объяснят, что не забудешь.

Она, наконец, поняла о чём он, но не поняла, какое к этому имеет отношение. Полицейский, по неизвестной причине, решил, что она шпионка, лазутчица, человек, который наводит на цели вражескую артиллерию. Ну да, корректировщики действительно существуют, но их роль в войне, которую вот уже несколько лет ведет город, сильно преувеличена и обросла нелепейшими мифами. Вот этот полицейский почему-то железно уверен, что пушки наводят исключительно засланные люди, и обязательно не местные. Это по его последним словам получается.

— Ниоткуда я не приходила. Я здесь родилась и всю жизнь прожила.

— Да неужели? И где же ты родилась? Под каким забором?

— Может вас и под забором родили, а вот меня в роддоме номер четыре. В Рудничном.

— А неплохо вас, тварей, готовят, — хмыкнул второй полицейский. — Долго свою легенду зубрила?

В одной руке он продолжал держать пистолет, а другую, с зажатой в ней рацией, поднес к уху и кое-что успел наговорить невидимому собеседнику.

Всего этого ей хватило, чтобы начать давить лавиной цифр, которые вряд ли известны вражеским агентам (а о некоторых из них, скорее всего, неизвестно самим полицейским):

— Сейчас вы повезёте меня не в районный отдел, а в Министерство внутренних дел, бывшее городское управление МВД. Это старое здание на восточном краю площади Металлургов, оно построено в тысяча восемьсот восемьдесят девятом году, тем же подрядчиком, который за пять лет до этого построил гостиницу «Шотландия». В здании три этажа и большой закрытый двор, на главных воротах ваша машина, иногда, проезжает по крышке люка, и тот лязгает. Крышка очень старая, но на ней и сейчас можно различить слово «Химтехникум» и цифру сорок семь. Я могу назвать вам, сколько окон на каждой стороне здания и на каждом этаже. Могу сказать, сколько светофоров вы проедете по дороге к нему. Могу перечислить все номера домов по пути. Ещё я могу перечислить цвета и номера машин, которые врезались в стену вокруг морга и друг в дружку, только что. За этой стеной они, отсюда мне их никак не разглядеть, а вы можете посмотреть и сравнить.

— Что за бред ты несёшь? — не выдержал полицейский.

— Это не бред. Я та самая ненормальная девушка, которая всегда запоминает всё, что видит. Особенно, цифры. Вы должны были обо мне слышать, сотрудники полиции иногда обращаются, если что-то случилось в тех местах, где я бываю. Я у ваших, будто передвижная камера слежения. Камера ходячая и всё замечающая. Ну так что? Слышали обо мне?

Полицейские неуверенно переглянулись, один, едва заметно кивнув, с сомнением произнёс:

— Что-то такое кто-то мне рассказывал. Но не помню, кто. Хоть убей, не помню, из головы вылетело.

— Это он обо мне говорил, — очень даже уверенно заявила девушка.

Вообще-то, уверенности у неё не было. Непонятно, куда её угораздило попасть, что здесь, вообще, происходит, но если голос из телефона говорил правду, эти люди не настоящие, они всего лишь очень похожи на реальных людей. Но тот же голос, что-то рассказывал о памяти, взятой от тех самых реальных людей. Она, может и не великая знаменитость, но достаточно известна в полицейских кругах. Шанс, что кто-то из их прототипов что-то о ней знает, немаленький, следовательно, это знание могло передаться его копии.

Если честно, не верится в слова про копии. И в другие высказанные из телефона слова не верится. То, что непонятный голос ей помог, ещё ничего не означает. Здесь всё выглядит абсолютно настоящим. И люди тоже выглядят настоящими. Да, говорят, временами, не слишком естественно, но для таких обстоятельств это почти нормальная манера речи.

Если это всего лишь причудливый сон, может и к лучшему, что она никогда не запоминает сны. Этот сон ей очень не нравится, хочется побыстрее проснуться и тут же его забыть.

Внимание! Случайная команда зачистки проиграла схватку. Отключение зоны абсолютного агрорежима. Выбор сценария повышения уровня сложности. Старт процедуры генерации первой волны ботов.

Надпись, безо всякого предупреждения загоревшаяся перед глазами, заставила вздрогнуть. Слишком неожиданно, в момент, когда всё внимание было поглощено другим. Глядя в окна машины, ни за что задержанная девушка смотрела на то, что выглядело точь-в-точь, как её родной город. Те же дома, с теми же номерами, те же улицы, даже граффити на автобусной остановке было неотличимо от прежнего.

И люди выглядели такими же. Абсолютно прежними. Она не заметила ни малейшей разницы с тем, что наблюдала уже много-много раз до этого. Даже авария на перекрестке не казалась чем-то выбивающимся из обычных рамок. Светофор сейчас не работает, а на этом месте, даже в самые тяжелые периоды войны, когда город почти полностью вымирал, движение всё равно не прекращалось. Одно из самых узких здешних мест, если нужно проскочить с севера на юг, или обратно, его непросто миновать.

Проезжая через перекрёсток, она непроизвольно покосилась право. Там, вдали, в просвете между домов, на секунду промелькнули два длинных промышленных здания, сходящихся друг к дружке под углом восемьдесят пять градусов. С такого расстояния они казались одинаковыми по высоте, но ей известно, что левое ниже на один метр сорок сантиметров. Благодаря этому, если сильно разогнаться, при должной тренированности можно на него перепрыгнуть.

Ну а если не получится, разобьёшься об асфальт внизу. Она каждую трещинку на этом асфальте знает, как следует, насмотрелась.

Ну, блин, нашла о чём думать, прям, мания какая-то нездоровая. Как будто у неё других бед и проблем нет, чтобы старое вспоминать. Прочь неуместные мысли из головы, сейчас мозг надо другим занимать. Смотреть по сторонам, всё замечать и думать-думать-думать.

По поведению некоторых прохожих, даже без обмолвок полицейских, можно догадаться, что в городе отсутствует мобильная связь. Такое в его недавней истории случалось неоднократно, в первое время после отключения очень многие не могут с этим смириться. Такие рабы гаджетов чуть ли не каждые десять секунд лезут за телефонами, чтобы проверить, не появился ли вожделенный значок сигнала. В этом поведении она тоже не видела ничего противоестественного. Всякое случается, издержки войны и зависимость от современных технологий, что уж тут поделаешь.

А вот красных надписей, вспыхивающих перед глазами, раньше не наблюдалось ни при каких обстоятельствах. Это явно ненормально. Это то, о чём даже задумываться не хочется. Но думать придётся. Никак нельзя не думать. Вот, допустим, сумеет она доказать в управлении свою невиновность. И что дальше? Ни планов, ни идей, вообще ничего. У неё нет никакой информации, кроме той, что нужно достать полицейскую рацию. И где она её найдёт? Вон, рядом целых две, но кто их ей даст? Мило улыбнуться и попытаться выпросить? Ну да, конечно, с таким же успехом можно начать клянчить личное оружие и ключи от квартир.