Не удержавшись, заглянула в одиннадцатый холодильник. Труп какого-то бродяги в лохмотьях, в ногах лежит пластиковый пакет с аналогичным оружием. Она даже притрагиваться к нему не стала. Зачем? Вот куда ей третий пистолет девать? Достаточно, уже, жадничать. Но уже закрывая дверцу, остановилась. Да, увеличивать арсенал ни к чему, а вот прихватить магазин очень даже можно, ведь запасных не нашлось. Она собирается убегать, а не воевать, но кто знает, чем всё обернется. Вдруг, придется считать каждый патрон.

Наконец, подошла очередь электрического щита. И здесь её поджидало разочарование, дверца оказалась закрытой. Металл на ней тонкий, замочек, так себе, очень хлипкий на вид. Значит, можно попытаться вскрыть его какой-нибудь крепкой железкой, в помещении с кафельными столами их много. Но она не стала устраивать взлом, ведь нет уверенности, что это можно сделать, не нашумев. И ещё предчувствие подсказало, что ко всему, закрытому на замки, лучше не прикасаться. Непонятно, откуда взялся этот внутренней совет, но она подсказке доверилась.

Как там говорил голос из телефона? На шум могут раньше времени набежать противники? Вот и замки на двери и щите не просто так, тронув их, можно столкнуться с неприятностями раньше времени.

А время сейчас дорого стоит, ведь ей каждая выигранная минута дает чуточку форы. Удобно прислонившись поясницей к столу, она направила пистолеты на дверцу шкафчика, постояла в неподвижности несколько секунд, затем опустила руки. Всё — мускулатура запомнила положение, ведь для той, которая вслепую способна выполнять то, что мало кто из зрячих сможет, это несложно.

Достаточно близко, чтобы не промахнуться, но и не сказать, что сильно рискует пострадать от осколков пуль и выбиваемых ими обломков. Оптимальное расстояние.

Теперь нужно крепко зажмурить в глаза и ждать. Её глаза, оставшись без хорошего освещения, постепенно приспосабливаются ко мраку, и в этом им помогает только что принятая доза сахара. Вредное вещество, но иногда и от него бывает польза.

Человек не может видеть в темноте, но всё относительно. Дайте время, и когда дверь раскроется, она будет зрячей против слепых, в сравнении с теми, кто сюда войдут. Но это, конечно, только если речь идёт о полной темноте.

А темнота здесь будет. Обязательно будет, ведь её рукам сейчас не требуется освещение. Когда дверь отворится, они поднимутся, и оба пистолета уставятся туда, куда рассчитано — на дверцу электрического щита. Кабели от него расходятся по обоим помещениям и тянутся куда-то дальше, за несокрушимую дверь. Возможно, этот железный ящик отвечает за освещение во всём здании. В таком случае, стоит придавить спусковых крючки, и морг вновь погрузится во мрак.

Если её расчеты ошибочны, никакого мрака не получится, или свет погаснет лишь в некоторых помещениях. В таком случае, придется прорываться, не прикрываясь тьмой. Это гораздо сложнее, но тоже возможно. В теории. Проверять её практикой не хочется, но она начала просчитывать и такой вариант.

Ведь она всегда всё просчитывает.

Дверь лязгнула в тот момент, когда пришлось начать готовиться к постороннему вмешательству в её планы. А всё потому, что странно-заторможенным мужчинам в первом помещении надоело обсуждать по десятому кругу тему розыгрыша и каких-то непонятных проблем с памятью, они начали поговаривать, что не помешает осмотреться. Кто знает, как они отреагируют, когда увидят девушку, стоящую с закрытыми глазами и сжимающую в каждой руке по взведенному пистолету. Очень не хочется услышать над ухом «детка, это не игрушка», после чего кто-то глупый и сильный станет грубо отбирать оружие.

Дверь распахнулась с таким грохотом, будто весила тонну, после чего кто-то невидимый и неизвестный зычным, нервно-озлобленным голосом, воскликнул:

— Почему это мясо не спит?

Почти сразу после этого послышался непонятный звук. Похоже, что-то большое стремительно рассекло воздух, ударив во мокрое и хрустнувшее. В тот же миг заорали истошно, страшно, непонятно даже, мужчина или женщина, а может и вовсе не человек. Так не кричат в самых страшных фильмах ужасов, подобный звук способен издать только лишь тот, кто увидел что-то запредельно жуткое.

Изображать такое, по приказу режиссёра, невозможно.

Вновь звук удара по мокрому и хрустнувшему. Крик, как отрезало, а другой голос, тупой и равнодушный, без намека на эмоции произнёс:

— А теперь валяется.

— Да вы что здесь устроили, психи вы ненормальные?! — воскликнул уже третий голос, очень сильно раздраженный.

— Не кипятись, — миролюбиво ответил второй голос. — Всё чисто сработано, остаётся только потроха достать.

Но раздраженный тип не сдавался:

— А где третий?! Девка где?!

Пожалуй, пора начинать.

Руки поднялись, указательные пальцы напряглись, давя на спусковые крючки. В почти замкнутом помещении загрохотало оглушительно-страшно, жестоко давя на её многострадальные барабанные перепонки. Отдача вскидывала стволы кверху, но девушка каждый раз опускала их в правильное положение, продолжая стрелять снова и снова. По четыре раза из каждого пистолета, такую цифру изначально для себя определила. Почему именно четыре, а не, допустим, пять или шесть? Да потому что электрические контакты, провода и прочее не имеют ничего общего с танковой броней, пули и выбиваемые ими разлетающиеся обломки должны легко справиться с такой целью.

Если она ошиблась, всё зря, своими разрушительными действиями лишь предупредит врагов, что вооружена. Но вот зачем сводить в одном месте столько разных проводов и кабелей? Видится только одна причина, так поступать, — именно сюда подводится электричество и отсюда же распределяется к холодильникам, розеткам, светильникам и прочему.

Пули били в шкаф и стену, как пудовые молоты, кто-то что-то прокричал, и вроде бы, протрещал разряд короткого замыкания. Но ни в чём нельзя быть уверенным, уж очень сильное грохотание, на его фоне мало что можно различить. Ей показалось, что свет, пробивающийся сквозь веки, померк, но и об этом нельзя сказать наверняка, возможен самообман или воздействие вспышек от выстрелов.

Ну вот и всё, пора. Глаза открылись, но моральная готовность встретить световой удар зрительными рецепторами не пригодилась, свет и правда погас. Оглушенные уши отстраненно воспринимали крики из соседнего помещения, нос раздражали пороховой смрад и химическая вонь палёной изоляции, впереди, где-то на с трудом просматривающимся на светлом фоне стены щите, то вспыхивая, то погасая, мерцали синие огоньки. Пули или короткое замыкание вызвали возгорание, неизвестно, но оно слабенькое, изрешеченный металл дверцы почти ничего не пропускает.

Её глаза хоть как-то подготовлены к происходящему, а вот противники ни к чему подобному не готовились. Да, их много, слишком много, но сейчас они слепы, как кроты, или даже похуже. Человеческие глаза, внезапно оказавшись во тьме, приспосабливаются к ней очень неторопливо, поэтому, у неё есть преимущество. Так себе, если говорить начистоту, преимущество, ведь сама почти ничего не различает. Да и оно сойдёт на нет при первых же выстрелах, когда вспышки пороховых выхлопов засветят сетчатку.

Но зачем кому-то начинать стрелять, не видя цель и ничего не успев осознать? Она ведь обо всём этом размышляла, уже не оставаясь на прежнем месте, а двигаясь к выходу. Ей даже свет не требовался, чтобы его найти, ведь оба помещения хорошо осмотрены заранее, она помнила, где и что располагается, шаги её расчетливы, ведут именно туда, куда нужно, а не туда, где можно лбом в стену врезаться. И пройти ей придётся немножко, всего-то до двери.

А вот если за ней окажется настолько же темно, она окажется в невыгодном положении. Ей неизвестно, что и где там располагается, а вот противники это знают. Обычные люди во мраке теряются даже в знакомом месте, но она, на их фоне, будет выглядеть более потерянной. Однако, зачем голову забивать, об этом задумываться рано, все размышления на эту тему в данный момент лишь голая теория, ведь и половины пути до этой двери не преодолела.