Вторая пуля ударила сзади, прошив стекло, верхнюю часть спинки водительского сиденья и плечо Криса, почти оторвав ему левую руку и забрызгав всё впереди кровью да крошевом из растерзанных мышц и раздробленных костей.

На этом она, естественно, не остановилась, ведь что ей человеческое тело — почти ничто. Полетев дальше, пуля разделалась с толстым пластиком приборной панели, за ним перерубила парочку шлейфов проводов и остановилась лишь в блоке двигателя, успев и в нём натворить дел.

Что-то заискрило, потянуло химическим дымком, мотор почти притих, заработав с совершенно иным звуком, скорость резко снизилась, а бесстрастный женский голос произнёс из динамиков:

— Основной двигатель выведен из строя кинетическим воздействием, задействован резервно-дополнительный электродвигатель. Заряд блока аккумуляторов: девяносто девять процентов. Блок управления системы радиоэлектронного подавления выведен из строя. Сканер радиочастот выведен из строя. Перебит шлейф блока датчиков газоанализатора. Приборная панель значительно повреждена, невозможно отображать полную текущую информацию в визуальном режиме.

Салон машины наполнился смесью не самых приятных запахов: вонь горелого железа и пластика, плюс от кровавой взвеси могло любого стошнить. Но Кира даже не поморщилась, она ещё до удара второй пули успела сбросить очки и обернуться влево, одновременно склоняясь к водительскому сиденью. Поэтому, её забрызгало сильнее, но зато, вовремя успев перехватить руль, она с силой, которую сама от себя не ожидала, заставила его крутануться туда, куда надо, несмотря на мешающие хаотичные действия непрерывно кричащего Криса.

Машина вылетела с дороги, промчалась через спортивную площадку, проломилась через кусты и ещё раз развернулась. Теперь она ехала по широкой аллее парка, Кира знала, что та тянется далеко, и где бы ни затаился оставшийся необнаруженным стрелок, ему непросто будет попадать в движущуюся цель через густую зелень.

Чудо, но Крис, несмотря на чудовищные раны, всё это время продолжал кричать, не теряя сознание. Помочь ему не было ни времени, не возможности. Вот как, прикажете, поступать с человеком, у которого левая рука держится на одних лишь сухожилиях, а из распоротого пулей живота вываливаются внутренности?!

Крис, убрав, наконец, правую руку с руля, перестал надрывать горло. Отвалившись на спинку кресла, он срывающимся голосом произнёс:

— Ошибка, я всё.

— Не тупи, — строго заявила Кира. — Скажи, что надо делать. У тебя же здесь есть волшебные лекарства, только объясни, где их брать.

— Не поможет, — протянул тот. — Ничего не поможет. У меня выносливость прокачана не сильно, долго не продержусь, а золота больше нет, на тебя потратил. Редкое это золото, не в каждой затылке найти получается, — раненый начал нести какой-то бред, но затем спросил вполне разумно: — Кристина, что там у нас по двигателю?

— Основной двигатель выведен из строя кинетическим воздействием, задействован электродвигатель, заряд блока аккумуляторов: девяносто четыре процента, из них семьдесят пять процентов — резерв для ремонтных работ.

— Отменяю лимит на резерв, увози нас отсюда, насколько хватит заряда.

— Посредник Шестьдесят Два, уровень вашего допуска не позволяет изменять текущий лимит.

— Допуска?! Блин, Кристи, да я же твой водитель! Отмена лимита на резерв!

— Посредник Шестьдесят Два, уровень вашего допуска не позволяет изменять текущий лимит.

— Да чтоб ты сгорела, жестянка тупая! — в сердцах выдал Крис и простонал.

Кира, с трудом вырулив в боковую аллею, спросила:

— А тот гель кровь останавливает? Может, хотя бы его попробовать? Ты же истекаешь, я не понимаю, почему ты до сих пор не умер, здесь всё в твоей крови, всё ею пропиталось.

— Ну Кира, ну что ты, как маленькая… Говорю же, я не человек. Не нормальный человек. Я иммунный. Игрок, а игроки… Ладно… забудь. Кира, дальше ты одна. Рви, отсюда к окраине, насколько хватит заряда, а потом бегом. Бегом к окраине и дальше. Если получится, угони машину. Или, хотя бы, велосипед. Драпай на полной скорости, не останавливайся.

— Помолчи. Тебе нельзя говорить в таком состоянии.

— Нет малышка, ты не права, мне сейчас всё можно. Достань пистолет. В нагрудной кобуре. Дай мне.

— Тебе не нужно оружие. Тебе, вообще, шевелиться не нужно.

— Это не для меня. Достань уже, не спорь, прошу тебя.

— Хорошо.

Продолжая одной рукой сражаться с рулём, Кира изогнулась, запустила вторую за отворот пальто водителя, нащупала рукоять пистолета, потянула, вытащила, вложила в подставленную ладонь Криса. А тот, бессмысленно таращась в никуда, негромким, монотонным голосом, произнёс:

— Мой идентификатор девяносто девять, триста двадцать шесть, четыреста семьдесят девять, ноль три, шестьдесят два два, я снимаю привязку личного оружия, — выждав паузу, обратился к Кире: — Девочка, забери пистолет. Если сумеешь прицелиться, из него можно попасть в спичечный коробок за семьдесят пять метров, а лёгкие бронежилеты он прошивает навылет за сотню. Если работать в упор, есть шанс пробить пальто Посредников. Но лучше не рискуй, целься им в голову или по ногам. Если выберешься за кластер, тоже не рискуй. Никогда и нигде не рискуй. Каждый шаг обдумывай. Если умрёшь, опять окажешься здесь, а это всё, это конец. Ты же Ошибка, ты никогда не… Постой! — выдохнул умирающий. — Что ты там говорила? Да, Система должна и тебе давать шанс… Кира… по-моему, я что-то… Я что-то начинаю понимать…

— Да я уже всё поняла, — сказала девушка. — Не напрягайся, тебе нельзя.

— Нет, ты ничего не поняла.

— Да поняла я, поняла. Здесь всё решается смертью, сам же говорил, что тут ещё понимать.

— Чёрт… да ты и правда умная… Жаль, что всё вот так получи… — Крис застонал на полуслове, затем захрипел, тело его изогнулось, забилось в конвульсиях, отказываясь умирать.

Кира решила, что это всё, агония, но тот, внезапно перестав двигаться, очень спокойно попросил:

— Расскажи мне про попугая.

— Что?!

— Я больше ничего не вижу. Что-то со зрением случилось. У тебя хороший голос… приятный. Я хочу его послушать. Расскажи, пожалуйста…

— Да что тебе рассказать?!

— Твой пароль. Тогда, на площади. «„Попугай в трусах“». Зачем попугаю трусы? Хочется знать. Расскажи.

— Всё не так. Ты неправильно меня понял.

— Вот и расскажи. Пожалуйста. Я хочу понять.

С трудом удерживая машину на курсе, управляя ею с пассажирского сиденья, Кира, не в силах отказать в просьбе умирающего, сначала сбивчиво, а затем всё более и более уверенно начала рассказывать:

— Мне тогда ещё десяти не исполнилось. Я шла со школы, и вдруг слышу, сверху знакомое чириканье раздаётся. У нашей соседки попугайчик жил. Маленький, но голосистый, когда окно нараспашку, его на всю улицу слышно. Только в тот раз он пел не из дома, а с макушки самой высокой акации. Не знаю, как, но он выбрался из клетки, вылетел на улицу, уселся на ветку, ну и засвистел от радости. Малой и тупой, не понимал, что недолго ему чирикать, коты в нашем посёлке, это что-то с чем-то, они с ним быстро разберутся. Ну и я, конечно, полезла его спасать. Скинула рюкзачок и полезла в школьной одежде. Вначале, ничего, нормально лезла, а вот в конце ветки совсем тонкие стали, да ещё и ветер верхушку раскачивал. Еле добралась через все эти колючки, ухватила певца и только тогда поняла, что влипла по полной. Это я сейчас хорошо просчитываю, а тогда бывала очень рассеянной, многое не продумывала до конца. Рюкзачок внизу остался, значит, попугая в него не положить. Спускаться с одной рукой, держа его в другой? Нет уж, так убиться можно, я залезла с двумя еле-еле, а спускаться тяжелее, чем подниматься. Тогда куда? Ни одного нормального кармана нет. Посадить на плечо? Но по глазам понятно, что он сильно недоволен, сбежит сразу, как только отпущу. И я его положила… засунула… Ну ты понял, куда мне его пришлось засунуть. Спускаюсь я, значит, нормально, а там меня уже поджидает классный руководитель. Редкий зануда, ох и любил морали мне читать по любому поводу. В общем, начал он опять вычитывать: такая-сякая, отличница, спортсменка, всем в пример её ставят, и вдруг такое устроила. Лазит по деревьям, как хулиганка-двоечница, одежда перепачкана, руки исцарапаны, на голове гнездо воронье. А если бы упала? Это же, вообще, всё. Это конец. Это инвалидность и питание через трубочку слёзами несчастных родителей. И вот я стою перед ним, глазки опустив и жду, когда же он, наконец, отцепится. Попугай елозит туда-сюда, выбраться пытается, но нифига у него не получается. А попугай непростой. Ну, то есть, соседка не совсем простая. У неё только лишь официальных мужей при мне четверо сменились, а про тех, кто так… ну… пожить, иногда, заходили, я, вообще, молчу, их никто не считал. И все они были шахтёрами. Такая вот у неё любовь к ним, да и работала в магазине при шахте, хорошее место, чтобы с ними знакомиться. Выбирала только настоящих шахтёров, которые с подведёнными глазами от угольной пыли, грубые, усталые, в магазин, если не за водкой после работы заходили, так за пивом, а разговаривали такими словами, что бичи поселковые краснели. Попугайчик на этих мужей насмотрелся. И наслушался от них много чего, но, в основном, одного и того же. Многое из выслушанного он запомнил. Только не спрашивай, почему именно в этот момент такое случилось, я в попугаях не разбираюсь. В общем, сидя в трусах, он, почему-то, решил поболтать. И вот, стою я, значит, краснею, слушаю нотации от зануды, и тут, сам понимаешь откуда, нечеловеческим голосом начинают материться. Громко, визгливо, с шахтёрскими словечками. Так стыдно мне никогда в жизни не было… это просто нечто…