Нелл выглядела встревоженной.

– Как ты думаешь, Себастьян, что с ним случится?

– Возможно, ничего. Больше всего я бы хотел, чтобы его легко ранили и чтобы он вернулся туда, где с ним будут нянчиться.

– Как бы я этого хотела!

– Бедная старушка Нелл! Вам обоим приходится нелегко. Хорошо, что у меня нет жены.

– А если бы у тебя была жена, ты бы хотел, чтобы она работала в госпитале, или предпочел, чтобы она ничего не делала?

– Каждый должен работать рано или поздно. По-моему, лучше начинать как можно скорее.

– Вернону не нравится, что я этим занимаюсь.

– Это опять-таки его страусиная натура плюс реакционный дух, который он унаследовал и от которого никогда полностью не избавится. Рано или поздно ему придется столкнуться с фактом, что женщины работают, но он не признает этого до последнего момента.

Нелл вздохнула:

– Как все сложно!

– Еще бы. А я только сильнее тебя расстроил. Поверь, я очень люблю Вернона – он мой единственный настоящий друг. Я надеялся, что если поделюсь с тобой своими мыслями, ты убедишь его… ну, не притворяться – хотя бы перед тобой. Но возможно, с тобой он более откровенен?

Нелл покачала головой:

– Вернон только отпускает шутки насчет войны.

Себастьян присвистнул.

– Ну, тогда постарайся вытянуть из него все в следующий раз.

– Тебе не кажется, что ему было бы легче откровенно говорить с Джейн? – неожиданно спросила Нелл.

– С Джейн? – Себастьян выглядел смущенным. – Не знаю. Может быть. Смотря по обстоятельствам.

– Значит, тебе так кажется! Почему? В ней больше сочувствия?

– Господи, конечно нет! Джейн не столько сочувствует, сколько провоцирует. С ней ты раздражаешься и начинаешь говорить правду. Она заставляет оценить самого себя со всеми недостатками. Никто лучше Джейн не умеет сбрасывать с неба на землю.

– По-твоему, она обладает сильным влиянием на Вернона?

– Я бы так не сказал. Да и в любом случае это не важно. Джейн работает в Сербии – отплыла туда две недели назад.

– О! – Нелл облегченно вздохнула и улыбнулась.

Она сразу почувствовала себя счастливее.

«Дорогая Нелл!

Ты снишься мне каждую ночь. Иногда ты ласкова со мной, а иногда холодна и сурова. Ты ведь не можешь быть такой, верно? Дорогая, смоется ли когда-нибудь химический карандаш?

Я не верю, Нелл, что меня убьют, но, даже если это случится, какая разница? У нас ведь было так много счастья! А ты всегда думай обо мне как о живом и любящем тебя. Я знаю, что буду продолжать тебя любить и после смерти. Это единственное, что никогда не умрет во мне. Я люблю тебя… люблю… люблю…»

Вернон еще никогда не писал ей так нежно и страстно. Она спрятала письмо в обычное место.

В тот день в больнице Нелл была рассеянной и все забывала. Пациенты это заметили и поддразнивали ее.

– Что-то наша сиделка размечталась!

Нелл отшучивалась в ответ.

Как чудесно быть любимой! Сестра Уэстхейвн была в дурном настроении, а сиделка Поттс – ленивее, чем обычно, но все это не имело никакого значения.

Даже монументальная сестра Дженкинс, пришедшая на ночное дежурство и, как всегда, настроенная уныло-мрачно, не могла испортить Нелл настроение.

– Ах! – вздыхала сестра Дженкинс, расправляя манжеты и передвигая три двойных подбородка вдоль воротника, словно стараясь уменьшить их вес. – Больной на третьей койке еще жив? Удивительно. Я не думала, что он протянет до вечера. Ну, завтра бедняга отойдет. – Сестра Дженкинс всегда уверяла, что ее пациенты завтра «отойдут», и, если ее пророчество не сбывалось, это не прибавляло ей оптимизма. – Не нравится мне, как выглядит больной на восемнадцатой койке, – последняя операция была более чем бесполезна. На восьмой койке тоже следует ожидать ухудшения – я говорила доктору, но он не стал меня слушать. А вам, сиделка, – добавила она с внезапной резкостью, – нечего тут болтаться. Если рабочее время кончилось, надо уходить.

Нелл воспользовалась нелюбезным разрешением удалиться, хорошо понимая, что, если бы она сама ушла, сестра Дженкинс тут же стала бы выражать недовольство: «И чего она так спешит? Даже на пару минут задержаться не может!»

До дома было минут двадцать ходу. Нелл наслаждалась прогулкой в ясную звездную ночь. Если бы только Вернон шел рядом с ней!

Она бесшумно вошла в дом, открыв дверь своим ключом. Ее хозяйка всегда ложилась рано. На подносе в холле лежал оранжевый конверт.

Нелл сразу поняла, что в нем… Она убеждала – себя, что ничего страшного не могло произойти, что Вернон только ранен, но знала, что это не так.

Ей сразу припомнился отрывок письма, полученного утром: «Я не верю, Нелл, что меня убьют, но, даже если это случится, какая разница? У нас ведь было так много счастья!»

Вернон еще никогда не писал ей такого. Должно быть, он знал. Чувствительные люди иногда предвидят будущее.

Нелл долго стояла, держа в руке конверт. Вернон – ее любимый, ее муж…

Наконец она вскрыла телеграмму, где с глубоким прискорбием извещалось, что лейтенант Вернон Дейр погиб в бою.

Заупокойная служба по Вернону, как и по его отцу, состоялась в маленькой старой церкви в Эбботсфорде, неподалеку от Эбботс-Пуиссантс. Двум последним Дейрам не было суждено покоиться в фамильном склепе. Один был похоронен в Южной Африке, другой – во Франции.

В воспоминаниях Нелл о церемонии доминировала монументальная фигура миссис Левин, рядом с которой все казались мелкими и незначительными. Нелл кусала губы, чтобы удержаться от истерического смеха. Все это казалось таким нелепым, таким непохожим на Вернона.

Ее мать выглядела, как всегда, элегантной и надменной. Дядя Сидни, в костюме из черного сукна и с таким же траурным выражением лица, с трудом удерживался, чтобы не звякать монетами. Майра Дейр, вся в черном крепе, щедро проливала слезы. Но над всем господствовала миссис Левин. После службы она вернулась в гостиницу вместе с семьей.

– Бедный дорогой мальчик! Я всегда относилась к нему как ко второму сыну. – Миссис Левин искренне горевала. Слезы капали на черный корсаж. Она ласково потрепала Майру по плечу. – Ну, ну, дорогая, не надо так убиваться. Мы все должны держаться стойко. Ваш сын погиб за свою страну – большей жертвы вы не могли принести. Посмотрите, как мужественно ведет себя Нелл.

– Вернон – все, что у меня было в этом мире, – всхлипывала Майра, упиваясь собственным горем. – Сначала муж, потом сын. У меня ничего не осталось. Мы были всем друг для друга. – Она схватила миссис Левин за руку. – Вы поймете, что это значит, если Себастьян…

Лицо миссис Левин испуганно дернулось. Она судорожно стиснула руки.

– Вижу, нам прислали сандвичи и портвейн, – сказал дядя Сидни, прерывая неловкую паузу. – Весьма предусмотрительно. Немного портвейна пойдет тебе на пользу, Майра. После такого напряжения…

Майра отмахнулась от портвейна, давая брату понять, что он проявил бестактность.

– Нам всем нужно крепиться, – добавил он. – Это наш долг.

Его рука скользнула в карман, и послышалось звяканье.

– Сид!

– Прости, Майра.

Нелл снова закусила губу. Ей хотелось не плакать, а громко смеяться. Ужасно чувствовать такое…

– По-моему, все прошло как надо, – продолжал дядя Сидни. – Впечатляющая церемония. И из деревни пришло много народу. Не хочешь прогуляться по Эбботс-Пуиссантс? Арендаторы прислали письмо – на сегодня поместье в нашем распоряжении.

– Ненавижу это место! – горячо воскликнула Майра. – Всегда его ненавидела.

– Полагаю, Нелл, вы виделись с поверенными? Насколько я понял, Вернон составил очень простое завещание перед отъездом во Францию, оставляя все вам. Следовательно, Эбботс-Пуиссантс теперь ваш. Поместье наследуется с правом отчуждения, да и в любом случае никого из Дейров больше не осталось.

– Благодарю вас, дядя Сидни, – сказала Нелл. – Я виделась с адвокатом. Он был очень любезен и все мне объяснил.