Подобно большинству тех, кто слышал пение Джейн Хардинг, Вернон не мог критиковать ее голос. Она создавала эмоциональную атмосферу – голос был всего лишь инструментом. Чувство безвозвратной потери, страшного горя и, наконец, облегчение в слезах…

Раздался гром аплодисментов.

– Поразительная сила эмоций, – пробормотал Себастьян.

Джейн запела вновь. На сей раз это была норвежская песня о снегопаде. Теперь в ее голосе вовсе не было эмоций – он был монотонным и чистым, как белые хлопья снега, истаивая в воздухе на последней ноте.

В ответ на аплодисменты Джейн спела еще одну песню. Вернон внезапно насторожился и сел – прямо.

Публика застыла как зачарованная. Джейн смотрела куда-то мимо них – словно видя перед собой нечто волшебно-прекрасное и в то же время пугающее.

Когда она умолкла, в зале прозвучал громкий вздох. Толстый широкоплечий мужчина с подстриженными ежиком седыми волосами торопливо протолкался к Себастьяну:

– Я наконец прибыл, мой дорогой Себастьян, и хочу сразу же поговорить с этой молодой леди.

Себастьян направился вместе с ним к Джейн. Герр Радмаагер взял ее за руку и окинул внимательным взглядом.

– Так, – сказал он наконец. – Физические данные хорошие. Думаю, с кровообращением и пищеварением все в порядке. Дайте мне ваш адрес, и я к вам зайду. Договорились?

«Эти люди спятили», – подумал Вернон.

Но он заметил, что Джейн Хардинг воспринимает все как должное. Она написала адрес, еще несколько минут поговорила с Радмаагером, потом подошла к Джо и Вернону.

– Себастьян хороший друг, – заметила Джейн. – Он знает, что герр Радмаагер подыскивает Сольвейг[15] для своей новой оперы «Пер Гюнт». Вот почему он пригласил меня сегодня.

Джо встала и отошла поговорить с Себастьяном. Вернон и Джейн остались вдвоем.

– Скажите, – неуверенно начал Вернон, – эта песня, которую вы пели…

– «Снегопад»?

– Нет, последняя. Я… я слышал ее много лет назад – в детстве.

– Не могу поверить. Я думала, это семейная – тайна.

– Мне пела ее сиделка, когда я сломал ногу. Песня мне очень нравилась, но я никогда не думал, что услышу ее снова.

– Интересно, – задумчиво промолвила Джейн Хардинг. – Это не могла быть моя тетя Франсис?

– Да, ее звали Франсис. Она была вашей тетей? Что с ней стало?

– Она давно умерла – заразилась дифтерией от пациента.

– О! Мне очень жаль… – Помолчав, Вернон добавил: – Я всегда помнил ее. Она была мне настоящим другом.

Встретив спокойный взгляд зеленых глаз Джейн, он сразу понял, кого она ему напоминает. Конечно, няню Франсис!

– Вы пишете музыку, не так ли? – спросила Джейн. – Себастьян рассказывал мне о вас.

– Да – по крайней мере, пытаюсь.

Вернон снова умолк. «Она ужасно привлекательна, – думал он. – Но почему я ее боюсь?»

Внезапно Вернон почувствовал радостное возбуждение – он знал, верил, что может создать нечто стоящее…

Себастьян окликнул его и представил Радмаагеру. Знаменитый композитор держался доброжелательно.

– Меня заинтересовало то, что я слышал о вашей работе от моего молодого друга. – Он положил руку на плечо Себастьяна. – Он очень проницателен и, несмотря на возраст, редко ошибается. Мы устроим встречу, и вы покажете мне то, что сочиняете.

Радмаагер отошел в сторону. Вернон дрожал от волнения. Неужели он в самом деле имел в виду это? Увидев, что Джейн ему улыбается, Вернон подошел к ней и сел рядом. Радость внезапно сменилась унынием. Что толку в его попытках? Ведь он связан по рукам и ногам с дядей Сидни и Бирмингемом. Невозможно сочинять музыку, не посвящая ей все время, все мысли и всю душу.

Вернон жаждал сочувствия. Если бы здесь была Нелл! Она так его понимает.

Подняв взгляд, он увидел, что Джейн Хардинг наблюдает за ним.

– В чем дело? – спросила она.

– Я бы хотел умереть, – с горечью отозвался – Вернон.

Джейн приподняла брови.

– Ну, – заметила она, – если вы подниметесь на крышу этого дома и прыгнете вниз, может быть, ваше желание исполнится.

Едва ли Вернон ожидал подобного ответа. Он возмущенно посмотрел на Джейн, но ее спокойный взгляд сразу же его обезоружил.

– Во всем мире меня интересует только одна вещь, – со страстью в голосе сказал он. – Я хочу сочинять музыку. Я могу это делать. А вместо этого мне приходится заниматься бизнесом, который я ненавижу. Терять попусту день за днем! Это невыносимо!

– Если вам не нравится бизнес, то почему вы им занимаетесь?

– Потому что я должен это делать.

– Очевидно, не только должны, но и хотите – иначе вы бы забросили его к черту, – хладнокровно промолвила Джейн.

Вернон почувствовал гнев. Она ничего не понимает! Ей кажется, что если хочешь чем-то заниматься, то незачем себе в этом отказывать.

Неожиданно он рассказал ей обо всем – об Эбботс-Пуиссантс, концерте, предложении дяди, наконец, о Нелл.

– Вы ожидали, что жизнь будет походить на волшебную сказку, верно? – не скрывая иронии, спросила Джейн, когда он умолк.

– Что вы имеете в виду?

– Вы хотите жить в доме ваших предков, жениться на любимой девушке, стать богачом и быть при этом великим композитором. Если вы очень постараетесь, то, думаю, сможете осуществить одно из этих четырех желаний. Но едва ли вы можете добиться всего. Жизнь не похожа на дешевый роман.

В этот момент Вернон по-настоящему ненавидел Джейн, хотя чем-то она по-прежнему привлекала его. Он снова ощутил ту странную эмоциональную атмосферу, которую она создавала своим пением. «Магнитное поле – вот что это такое, – думал он. – И все-таки она мне не нравится. Я боюсь ее».

К ним подошел длинноволосый молодой человек. Он был шведом, но превосходно говорил по-английски.

– Себастьян сказал, что вы пишете музыку будущего, – обратился он к Вернону. – У меня есть теории относительно будущего. Время – всего лишь еще одно измерение пространства. В нем можно передвигаться взад-вперед, так же как в пространстве. Половина сновидений – смутные воспоминания о будущем. А с близкими людьми вы можете быть разделены не только в пространстве, но и во времени.

Так как швед явно был сумасшедшим, Вернон не обратил на его краснобайство внимания. Но Джейн заинтересованно склонилась вперед.

– Разделены во времени, – повторила она. – Я никогда об этом не думала.

Ободренный швед продолжал рассуждать о пространстве и времени. Вернон не знал, интересует ли это Джейн. Она смотрела перед собой и, казалось, не слушала шведа. Тот не умолкал, и Вернон отошел к Джо и Себастьяну.

Джо говорила о Джейн Хардинг с энтузиазмом:

– По-моему, она просто чудесна! Как ты считаешь, Вернон? Она пригласила меня, чтобы послушать. Как бы я хотела петь как она!

– Джейн актриса, а не певица, – повторил Себастьян. – Она прекрасная женщина, к сожалению, в жизни ей не везло. Пять лет она прожила с этим скульптором – Борисом Андровым…

Джо посмотрела на Джейн с усилившимся интересом. Вернон внезапно почувствовал себя незрелым мальчишкой. Он все еще видел перед собой эти загадочные, слегка насмешливые зеленые глаза и слышал иронический голос: «Вы ожидали, что жизнь будет походить на волшебную сказку?»

И все же ему хотелось увидеться с ней снова.

Спросить у нее, не мог бы он…

Нет, не стоит. Кроме того, он так редко бывает в Лондоне…

Вернон услышал за спиной голос Джейн – глубокий и слегка хрипловатый:

– До свидания, Себастьян. Спасибо. – Она направилась к двери, бросив взгляд на Вернона: – Приходите ко мне как-нибудь. У вашей кузины есть мой адрес.