Вернон знал, что отец не хотел возвращаться домой. Он всегда жалел его, сам не зная почему.

Смерть отца вызывала ощущение не столько горя, сколько тоскливого одиночества. Папа умер, тетя Нина тоже умерла. Конечно, оставалась мама, но это было другое дело.

Вернон никак не мог доставить удовлетворения своей матери. Она бурно тискала его, проливала над ним слезы, твердила, что теперь они должны быть друг для друга всем. Но он просто не мог говорить то, что Майра ожидала от него услышать, не хотел даже обнять ее в ответ.

Теперь Вернон с нетерпением ожидал конца каникул. Красные глаза матери, ее вдовий траур из плотного крепа… Его не оставляло ощущение, что она во всем перебарщивает.

Мистер Флемминг, адвокат из Лондона, и дядя Сидни приехали в Эбботс-Пуиссантс. Когда они пробыли здесь два дня, Вернона позвали в библиотеку.

Двое мужчин сидели за длинным столом. Майра поместилась в кресле у камина, прижимая платок к глазам.

– Нам нужно побеседовать с тобой кое о чем, мой мальчик, – заговорил дядя Сидни. – Как ты смотришь на то, чтобы уехать отсюда и поселиться в Бирмингеме, неподалеку от нас с тетей Кэрри?

– Благодарю вас, – ответил Вернон, – но я хотел бы жить здесь.

– А тебе не кажется, что тут немного мрачновато? – не унимался дядя. – Я присмотрел симпатичный дом – не очень большой, но удобный. На каникулах ты сможешь играть с твоими кузинами. По-моему, это неплохая идея.

– Конечно, – вежливо согласился Вернон, – но я лучше останусь здесь.

Дядя Сидни высморкался и вопросительно взглянул на адвоката, который ответил легким кивком.

– Все не так просто, старина, – снова заговорил дядя. – Думаю, ты уже достаточно взрослый, чтобы понять то, что тебе объясняют. Теперь, когда твой – отец умер… э-э… покинул нас, Эбботс-Пуиссантс принадлежит тебе.

– Я знаю, – кивнул Вернон.

– Откуда? Слуги об этом болтали?

– Отец сказал мне перед отъездом.

– Вот как? – Дядя Сидни казался сбитым с толку. – Понятно. Ну, как я говорил, Эбботс-Пуиссантс принадлежит тебе, но, чтобы содержать такое поместье, нужно много денег – на уплату прислуге и тому подобное. К тому же существует такая штука, как налог на наследство. Когда человек умирает, его наследники выплачивают солидную сумму государству. Твой отец не был богатым человеком. Когда он унаследовал Эбботс-Пуиссантс после смерти своего отца, у него было так мало денег, что он опасался, что ему придется продать его.

– Продать? – недоверчиво переспросил Вернон.

– Ну, это поместье не наследуется без права отчуждения.

– Что значит «без права отчуждения»?

Мистер Флемминг подробно ему объяснил.

– Но… но вы же не собираетесь продавать его сейчас? – Вернон устремил на адвоката умоляющий взгляд.

– Разумеется, нет, – ответил мистер Флемминг. – Поместье оставлено тебе, и с ним ничего нельзя сделать, пока ты не достигнешь совершеннолетия – то есть возраста двадцати одного года.

Вернон облегченно вздохнул.

– Все дело в том, – снова заговорил дядя Сидни, – что у вас недостаточно денег, чтобы жить здесь. Как я уже сказал, твой отец собирался – продать имение. Ему повезло, он встретил твою мать и женился на ней, а у нее, к счастью, хватало денег на содержание Эбботс-Пуиссантс. Однако смерть твоего отца многое изменила – он оставил долги, которые твоя мать твердо намерена уплатить.

Майра всхлипнула, и дядя Сидни смущенно продолжал:

– Самое разумное – сдать Эбботс-Пуиссантс в аренду на несколько лет, пока тебе не исполнится двадцать один год. Кто знает – возможно, к тому времени все изменится к лучшему. Естественно, твоя мать будет счастливее, живя рядом со своими родственниками. Ты должен думать о маме, мой мальчик.

– Да, – кивнул Вернон. – Папа тоже говорил мне об этом.

– Значит, договорились?

Как они жестоки, думал Вернон. Просить его, зная, что все равно они поступят как хотят. Зачем же было звать его и притворяться?

Теперь в Эбботс-Пуиссантс будут жить посторонние.

Ничего. В один прекрасный день ему исполнится двадцать один год.

– Я иду на все это только ради тебя, дорогой, – заговорила Майра. – Жить здесь без папы было бы так печально, правда?

Она протянула к нему руки, но Вернон притворился, что не замечает ее призыва.

– Большое спасибо, дядя Сидни, за то, что вы сообщили мне… – с трудом вымолвил он и вышел из комнаты.

Вернон направился в сад и бродил там, пока не подошел к развалинам аббатства. Он сел, подпирая руками подбородок.

«Мама могла бы остаться здесь, если бы хотела! – думал он. – Но она мечтает уехать и жить в этом ужасном кирпичном доме с водосточными трубами, похожем на дом дяди Сидни. Ей никогда не нравился Эбботс-Пуиссантс. И зачем было притворяться, будто они поступают так ради меня. Мама вечно говорит неправду…»

Он весь кипел от негодования.

– Вернон, я тебя повсюду искала. Что случилось?

Это была Джо. Вернон все ей рассказал, надеясь, что она его поймет и посочувствует ему. Джо, к сожалению, его удивила:

– Ну а почему бы и нет? Почему тетя Майра не может пожить в Бирмингеме, если ей этого хочется? Ты несправедлив к ней. Почему она должна оставаться здесь только для того, чтобы ты приезжал сюда на каникулы? Ведь это ее деньги, так почему она не может тратить их, как ей хочется?

– Но, Джо, Эбботс-Пуиссантс…

– А что значит Эбботс-Пуиссантс для тети Майры? В глубине души она относится к нему так же, как ты – к дому дяди Сидни в Бирмингеме. Почему она должна на всем экономить, чтобы жить в Эбботс-Пуиссантс, раз ей этого не хочется? Если бы она была здесь счастлива с твоим отцом, тогда другое дело. А ведь это не так – мама мне однажды сказала. Я не люблю тетю Майру, но могу быть к ней справедливой. Это ее деньги – и тебе от этого никуда не деться!

Вернон молча смотрел на нее. Теперь они с Джо – противники. Каждый имеет свою точку зрения и не может понять другого.

– Женщинам часто приходится нелегко, – продолжала Джо. – Поэтому я на стороне тети Майры.

– На здоровье, – отозвался Вернон. – Можешь быть на ее стороне. Меня это не заботит.

Джо ушла, а Вернон остался сидеть на разрушенной стене древнего аббатства.

Впервые он задумался о дальнейшей жизни. Все стало таким ненадежным. Кто может сказать, что произойдет дальше?

Когда ему исполнится двадцать один год…

Да, но ни в чем нельзя быть уверенным.

То ли дело, когда он был ребенком! Няня, Бог, мистер Грин… Какими надежными они казались. А теперь их больше нет.

Конечно, Бог все еще здесь, но это уже не тот самый Бог.

Что произойдет со всеми, когда ему исполнится двадцать один? И что произойдет с ним самим?

Вернон чувствовал себя страшно одиноким. Папа и тетя Нина умерли. Остались только мама и дядя Сидни, но они… совсем не то. Он надеялся, что Джо его поймет. Увы, Джо в некоторых отношениях бывает очень странной…

Вернон стиснул кулаки. Все должно быть в по-рядке.

Когда ему исполнится двадцать один год…

Комнату наполнял сигаретный дым. Он плавал и клубился, создавая тонкую голубую пелену. В этой пелене звучали три голоса, обладатели которых спорили о методах улучшения человеческой расы и способах поощрения искусства – особенно искусства, отрицающего все существующие традиции.

Себастьян Левин, прислонившись к узорчатому мраморному камину городского особняка его матери, поучительно разглагольствовал, жестикулируя длинной желтой рукой, держащей сигарету. Он по-прежнему слегка шепелявил, но теперь это было едва заметно. Желтое монгольское лицо и оттопыренные уши выглядели почти так же, как одиннадцать лет назад. В двадцать два года он оставался тем же Себастьяном – уверенным в себе и схватывающим все на лету, с той же любовью к красоте и с тем же бесстрастным и безошибочным ощущением подлинных ценностей.