– Тут ничего не поделаешь, – ответила сестра. – У большинства из них это наследственное. Дурная кровь. Медицина здесь бессильна.

Нелл также впечатлял стоический героизм бедняков. Они проходили пешком несколько миль, чтобы попасть на прием, терпели жуткую боль и уходили домой без единой жалобы.

То же самое Нелл видела у них дома. Она и Мэри Гарднер часто сопровождали участковую сестру во время обходов. Они мыли прикованных к постели старух, иногда ухаживали за детьми, чьи матери были тяжело больны. В маленьких коттеджах царила невыносимая духота – окна были закупорены почти герметически, а комнаты захламлены безделушками, дорогими сердцу хозяев.

Недели через две они нашли одного старика мертвым в кровати и были вынуждены выносить тело. Нелл чувствовала, что, если бы не бодрая уверенность Мэри Гарднер, она бы не справилась с этой задачей.

– Вы славные девушки, – похвалила их сестра. – Помогаете по-настоящему.

Никогда в жизни Нелл не была так рада горячей ванне и щедрому количеству банной соли.

Она получила две открытки от Вернона, где он сообщал, что жив-здоров и все у него идет великолепно. Нелл писала ему каждый день, рассказывая о своих приключениях и стараясь, чтобы они выглядели как можно забавнее. Вернон отвечал ей из Франции:

«Дорогая Нелл!

У меня все хорошо. Чувствую себя превосходно. Война – отличное приключение, единственная трудность – я скучаю по тебе. Как бы я хотел, чтобы ты избегала этих грязных коттеджей и не возилась с больными! Боюсь, еще чем-нибудь заразишься. Понятия не имею, зачем тебе это нужно. Уверен, что тебе это без надобности. Если можешь, брось это занятие.

Когда мы в тылу, то думаем в основном о еде, а томми[23] не думают ни о чем, кроме чая. За чашку – горячего чая они готовы любого на куски разорвать. Мне поручили цензурировать их письма. Один солдат всегда заканчивает свои послания фразой: «Твой, пока пекло не замерзнет». Я говорю то же самое.

Твой Вернон».

Однажды утром Нелл позвонила миссис Кертис:

– Есть вакантное место больничной прислуги, мисс Дейр. Работа во второй половине дня. Будьте в госпитале в половине третьего.

Ратушу Уилтсбери превратили в госпиталь. Большое новое здание выходило фасадом на соборную площадь – высокий шпиль собора отбрасывал на него тень. У парадного входа Нелл приветствовал красивый парень в военной форме с медалями и на деревянной ноге.

– Не в ту дверь, мисс. Персонал проходит через склад. Скаут вам покажет.

Юный скаут проводил Нелл вниз по лестнице, через мрачный склеп, где пожилая леди в униформе Красного Креста восседала в окружении кип больничных халатов, ежась от холода и кутаясь в несколько шалей; они прошли по выложенным каменными плитками коридорам в темное подвальное помещение, где ее приняла сестра-хозяйка мисс Кертен – высокая худощавая леди с лицом мечтательной герцогини и очаровательными манерами.

Нелл объяснили ее обязанности, которые были достаточно просты, хотя и включали тяжелую работу. Нужно вымыть несколько коридоров и лестниц, потом подать чай сестрам и убрать за ними. После этого чай пьет прислуга. Та же рутина повторяется во время ужина.

Нелл освоилась достаточно скоро. Трудно было только воевать с кухарками и обеспечивать медсестер нужным сортом чая.

Сиделки из Красного Креста усаживались за стол голодные как волки, и последним трем обычно не хватало еды. Приходилось обращаться через переговорную трубу на кухню за добавкой и получать сердитый отказ. Было подано достаточное количества хлеба с маслом – по три куска для каждой сестры. Значит, кто-то съел больше положенного. Сиделки громко протестовали, называя друг друга по фамилиям и прозвищам.

– Я не брала твой хлеб, Джоунс… Они всегда присылают меньше, чем нужно… Кэтфорд должна поесть – у нее через полчаса операция… Поторопись, Толстушка, нам еще халаты стирать.

Профессиональные медсестры за столом в другом конце комнаты вели себя совсем по-другому. Разговоры здесь велись вполголоса. Перед каждой сестрой стоял маленький коричневый чайник. В обязанности Нелл входило знать, насколько крепкий чай подавать каждой из них. Подать медсестре водянистый чай означало навсегда лишиться ее милости.

Шепот не прекращался ни на секунду:

– Я говорила ей, что хирургическим пациентам нужно уделять внимание прежде всего… Просто передала ей замечание… Представляете, она забыла приготовить полотенце для доктора…

Фраза «я передала замечание» повторялась снова и снова. Нелл начинала к ней привыкать. Когда она приближалась к столу, шепот становился тише, а сестры с подозрением смотрели на нее. Их разговоры были конфиденциальными и велись с необычайным достоинством. С таким же достоинством они предлагали друг другу чай:

– Хотите моего, сестра Уэстхейвн? У меня в чайнике еще много… Не передадите ли вы мне сахар, сестра Карр? Большое спасибо…

Нелл только начала привыкать к больничной атмосфере – вражде, зависти, интригам, сотне подводных течений, – когда одна из сиделок заболела, и ее перевели в палату.

Ей нужно было обслуживать двенадцать коек, в основном с хирургическими больными. Ее напарницей была Глэдис Поттс – смышленая, но ленивая хохотушка. Палата находилась на попечении сестры Уэстхейвн – тощей особы с вечно недовольной физиономией. При виде ее Нелл упала духом, но позже поздравила себя с удачей. Работать под руководством сестры Уэстхейвн оказалось куда приятнее, чем под чьим-либо другим началом.

Всего в больнице было пять медсестер. Сестра Карр, добродушная толстушка, пользовалась симпатиями мужчин-пациентов, с которыми смеялась и шутила, хотя перевязки делала наспех. Помощниц из Красного Креста она именовала «милочками» и покровительственно их поглаживала, что не мешало ей сваливать на них собственную небрежность. Быть под ее началом не хотелось никому.

Сестра Барнс ненавидела добровольных помощниц и не скрывала этого, распекая их с утра до ночи. «Я отучу их думать, будто они все знают», – постоянно твердила она. При этом сестра Барнс знала свое дело, и, несмотря на ее острый язык, некоторым девушкам нравилось с ней работать.

Сестра Данлоп была доброй, благодушной и чрезвычайно ленивой. Она пила чай ведрами и старалась работать как можно меньше.

Сестра Норрис походила на медсестру из пьесы. Она отличалась безукоризненной компетентностью, подкрашивала губы и покрикивала на подчиненных.

Сестра Уэстхейвн пока что была лучшей в госпитале. К работе она относилась с энтузиазмом и умела разбираться в своих помощницах. Если они подавали надежды, то она держалась с ними дружелюбно, а если нет, то их жизни нельзя было позавидовать.

На четвертый день сестра Уэстхейвн сказала Нелл:

– Сначала я подумала, что вы немногого стоите. Но теперь вижу, что ошибалась.

Нелл возвращалась домой на седьмом небе от – счастья.

Мало-помалу она приспособилась к больничному порядку. Поначалу зрелище раненых причиняло Нелл мучительную боль. Первые перевязки ей едва удавалось выдержать. Но постепенно кровь, раны, страдания стали повседневным делом.

Нелл пользовалась популярностью у пациентов. В часы отдыха после чая она писала для них письма, приносила с полки в углу палаты книги поинтереснее, слушала рассказы об их семьях и возлюбленных и старалась вместе с другими сестрами оберегать их от жестокостей и глупостей, часто проявляемых претендующими на доброту.

В приемные часы к раненым стекались потоком пожилые леди. Они садились у кроватей и изо всех сил старались «подбодрить наших храбрых солдат». На непременный вопрос: «Полагаю, вы хотите вернуться на фронт?» – давался стереотипный ответ: «Да, мэм».

Иногда устраивали концерты. Некоторые были – хорошо организованы и пользовались успехом. – Другие метко охарактеризовала сиделка Филлис – Дикон:

– Тем, которые уверены, что умеют петь, но которым не разрешали это делать их семьи, наконец-то представился шанс.