– Она молодая? Сколько ей лет?

– Думаю, около тридцати. Джейн производит двойственное впечатление – иногда она вызывает неприязнь, но заставляет чувствовать, что ты можешь чего-то добиться. Ко мне она была очень добра.

– Не сомневаюсь.

Почему она так сказала? Почему она испытывает непонятное предубеждение против Джейн Хардинг?

Вернон озадаченно посмотрел на нее:

– В чем дело, дорогая? Ты говоришь так странно.

– Не знаю. – Нелл попыталась улыбнуться. – У меня почему-то мурашки забегали по коже.

– Любопытно. – Вернон нахмурился. – Кто-то недавно говорил то же самое.

– Многие так говорят. – Нелл помолчала. – Я бы очень хотела познакомиться с твоей приятельницей, Вернон.

– Да, вам нужно познакомиться. Я много ей о тебе рассказывал.

– Лучше бы ты не откровенничал. Ведь мы обещали маме никому не говорить…

– Никому постороннему. Но Себастьяну и Джо все о нас известно.

– Это другое дело. Ты знаешь их всю жизнь.

– Да, конечно. Ты права – я поступил опрометчиво. Правда, я не говорил Джейн, что мы помолвлены, и даже не называл твоего имени. Ты не сердишься, дорогая?

– Конечно нет.

Но ее голос показался неестественным даже ей самой. Почему жизнь так сложна? Нелл боялась этой музыки. Вернон уже оставил хорошую работу. Что его заставило – музыка или Джейн Хардинг?

«Лучше бы я никогда не встречала Вернона и не влюблялась в него! – с отчаянием подумала Нелл. – Лучше бы я не любила его так сильно! Я боюсь…»

Это свершилось! Вернон сделал решительный шаг. Конечно, не обошлось без неприятных сцен. Дядя Сидни пришел в ярость, и, как был вынужден признать Вернон, не без оснований. Далее последовали слезы и упреки матери. Несколько раз Вернон едва не пошел на попятную, но каким-то образом ему удалось с собой совладать.

Все это время он испытывал странное ощущение одиночества. Нелл соглашалась с ним, потому что любила его, но Вернон чувствовал, что его решение огорчило и встревожило ее, возможно даже уменьшив веру в будущее. Себастьян считал этот шаг преждевременным, хотя держал свое мнение при себе, так как никогда никому не давал советов. Даже верная Джо испытывала сомнения. Она понимала всю серьезность ухода Вернона из бизнеса дяди и не настолько верила в его музыкальное будущее, чтобы это приветствовать.

До сих пор Вернону ни разу не хватало смелости решительно противостоять кому-либо. Когда все было кончено и Вернон поселился в самой дешевой лондонской квартире, какую мог себе позволить, он почувствовал, что справился с казавшимся непреодолимым препятствием. Только тогда он решился нанести второй визит Джейн.

Перед этим Вернон совсем по-мальчишески воображал себе их разговор:

«Я сделал то, что вы мне советовали».

«Отлично! Я знала, что у вас достаточно храбрости».

Он наказал себе держаться скромно, хотя понимал, что ее похвала окрылит его.

Однако действительность, как обычно, оказалась совсем иной. Когда Вернон с должной сдержанностью сообщил о своем подвиге, Джейн восприняла это как нечто вполне естественное, не усмотрев в его поступке ничего особенно героического.

– Должно быть, вам очень этого хотелось, иначе вы бы так не поступили.

Вернон был ошарашен и почти сердит. В присутствии Джейн он всегда испытывал неуютное чувство напряжения и не мог вести себя естественно. Ему хотелось многое ей сказать, но Вернон как будто не находил слов. А потом внезапно и вроде без всяких причин скованность исчезала, и он легко говорил ей все, что приходит в голову.

«Почему Джейн так меня смущает? – думал Вернон. – Ведь она держится достаточно естественно».

С их первой встречи он чувствовал тревогу и страх. Его возмущало влияние, которое оказывала на него Джейн, но ему приходилось признать, что это влияние было очень сильным.

Попытка установить дружеские отношения между ней и Нелл потерпела неудачу. Вернон чувствовал, что за внешней сердечностью, диктуемой правилами хорошего тона, было очень мало подлинных чувств.

Когда он спросил Нелл, что она думает о Джейн, та ответила:

– Она мне очень нравится. По-моему, Джейн – необычайно интересная личность.

Задать такой вопрос Джейн было куда труднее, но она сама помогла ему:

– Вам хочется знать, что я думаю о вашей Нелл? Она очень милая и хорошенькая.

– И вам кажется, что вы с ней подружитесь?

– Нет, разумеется. А почему мы должны подружиться?

Вернон не знал, что ответить.

– Дружба не похожа на равносторонний треугольник, – продолжала Джейн. – Если А любит В и С, значит, С и В – и так далее. У меня с вашей Нелл нет ничего общего. Бедняжка тоже ожидает, что жизнь будет волшебной сказкой, и больше всего боится обмануться в своих надеждах. Она – Спящая красавица, пробудившаяся в лесу. Любовь для нее нечто чудесное и прекрасное.

– А для вас это не так? – не удержался Вернон.

Ему очень хотелось это знать. Он так часто думал о пяти годах, которые она провела с Борисом Андровым.

На лице Джейн исчезло всякое выражение.

– Когда-нибудь я расскажу вам…

«Расскажите сейчас!» – едва не сорвалось с языка у Вернона. Но вместо этого он спросил:

– А что для вас означает жизнь?

Подумав, Джейн ответила:

– Трудное, опасное, но необычайно увлекательное приключение.

Наконец-то Вернон мог целиком отдать себя работе. Он начал полностью ценить блага свободы. Теперь его ничего не отвлекало и не раздражало. Весь поток энергии был направлен на творчество. Денег хватало, увы, только на то, чтобы сводить концы с концами. Эбботс-Пуиссантс все еще не был сдан в аренду…

Миновала осень и большая часть зимы. Вернон виделся с Нелл всего один-два раза в неделю, и эти встречи украдкой не приносили удовлетворения. Оба сознавали, что первые восторги позади. Нелл расспрашивала Вернона о том, как продвигается опера. Когда он рассчитывает ее закончить? Каковы шансы на ее постановку?

Вернон морщился, он еще не вникал в практические аспекты. Сейчас его интересовала только творческая сторона. Опера рождалась медленно, с многочисленными трудностями, возникающими из-за отсутствия у автора опыта и композиторской техники. Вернон говорил главным образом о ресурсах инструментов. Он часто консультировался с музыкантами, играющими в оркестрах. Нелл любила музыку и посещала много концертов, но она едва ли могла отличить гобой от кларнета и всегда считала, что валторна и английский рожок – одно и то же.

Количество знаний, необходимых для записи партитуры, приводило Нелл в панику, а от равнодушия Вернона к тому, как и когда опера будет поставлена, ей и вовсе становилось не по себе.

Вернон не понимал, насколько его неопределенные ответы пугают Нелл. Поэтому его удивило, когда она однажды воскликнула, чуть не плача:

– Не мучай меня, Вернон! Это так трудно вынести… Я должна иметь хоть какую-то ясность.

Он с изумлением посмотрел на нее:

– Успокойся, Нелл, все будет в порядке. Это только вопрос времени.

– Знаю, Вернон. Мне не следовало так говорить, но… – Она не окончила фразу.

– Мне будет гораздо труднее работать, дорогая, – сказал Вернон, – если я стану чувствовать, что ты несчастна.

– Нет-нет, я не несчастна. Я не хочу тебе мешать…

Но старая обида в глубине души вновь начинала поднимать голову. Вернон не понимал или не пытался понять, как ей тяжело. Возможно, он назвал бы ее переживания глупыми и тривиальными. В каком-то смысле они такими и были, но все вместе составляли всю ее жизнь. Вернон не имел представления о том, какое она все время ведет сражение, ни на минуту не расслабляясь. Если бы до него это дошло, если бы он подбодрил ее, показав, что сознает, в каком она трудном положении. Похоже, на это не приходилось рассчитывать.

Нелл овладело гнетущее ощущение одиночества. Мужчины все таковы – они ничего не понимают или не хотят понимать. Им кажется, что любовь решит все проблемы, но это не имеет ничего общего с действительностью. Нелл почти ненавидела Вернона. Он настоящий эгоист – поглощен только своей работой, не хочет видеть ее несчастной, потому что это мешает ему!