– Вот как можно понять, что она тебя любит, – добавила Хонор. – Потому что младенцы повсеместно уродливые. Кроме твоего отца.

Лидия сжала губы. Это не было улыбкой, но это было еще какой-то эмоцией, кроме страха.

– Когда меня спрашивают, кто я, – продолжала Джо, – я отвечаю, что я просто мать. И это правда. Но знаешь что? Это и неправда одновременно. Я не просто мать. Я твоя мать, мать Оскара и Айрис. И вы, любовь к вам, – это самое важное и прекрасное в моей жизни. Ты очень дорога мне, Лидия. Ничто и никто никогда не сможет тебя заменить. Никогда. Может, ты думаешь, что это не так много, но что до меня, то ты мое все.

Джо была полностью сосредоточена на Лидии. На ее волосах, легких, как паутинка. На раздуваемой ветром юбке. На пульсе, который бился у нее на шее. На глазах, глядящих в пустоту, карих, с длинными ресницами – таких же, как у Стивена. «Посмотри на меня, – мысленно умоляла Джо. – Взгляни на меня. Посмотри, как я тебя люблю, посмотри, насколько ты мне дорога. Взгляни на меня, уйди с этого моста и вернись домой!»

– Папа был в этом же месте, когда упал, – сказала Лидия. – Прямо тут, где мы сейчас стоим. Я всегда думала, что папа может летать.

– Не падай, – попросила Джо. Ей хотелось потянуться к дочери, взять ее за руку, удержать ее, но она не осмеливалась. – Не падай, Лидия. Нам будет тебя не хватать.

Лидия закрыла глаза. Джо напряглась, уверенная, что девочка сейчас прыгнет, и готовая попытаться ее поймать, удержать за руку, ухватиться за джемпер, за что угодно.

Она прыгнет следом, если понадобится, прижмется к ней всем телом и попытается оказаться снизу, чтобы смягчить ей падение. Потому что она бы не вынесла вида того, как умирает ее ребенок.

Она смогла бы оправиться после чего угодно, но не после такого.

– Лидия… – прошептала она, и имя унесло ветром.

Лидия открыла глаза и посмотрела на мать.

– Окей, – сказала она. – Ладно. Я не буду этого делать. Я тоже тебя люблю.

Она протянула руку. Джо наклонилась и обняла ее одной рукой. И они прижались друг к другу лбами.

– Я очень тебя люблю, – прошептала Джо. – Пожалуйста, давай уйдем с этого моста.

Лидия кивнула. Джо помогла ей развернуться и заметила, что влажные ладони дочери скользят по перилам. Она едва держалась и до сих пор дрожала, тяжело дыша и всхлипывая. Джо придержала ее, когда Лидия подняла ногу, чтобы перелезть обратно. Девочка, невероятно хрупкая, стояла на цыпочках на уступе, балансируя над обрывом.

А потом Лидия перелезла обратно, в объятия бабушки.

Джо вздохнула с облегчением и закрыла глаза, пытаясь поверить в случившееся. Ее дочь была в безопасности.

«Ох, Стивен, – подумала она, стоя над местом, где он погиб. – Я спасла ее. Она в порядке».

Из ниоткуда появился поезд.

Словно взрыв под ними – резкий порыв ветра и несущаяся полоса черного и желтого, от которой затрясся мост. Джо вздрогнула, ее нога соскользнула с уступа, рука дернулась в попытке ухватиться за перила, но промазала. А потом Джо упала.

Я все время об этом думаю. Меня там не было, но я знаю, как это произошло.

Папа мог бежать все время, и ничто не могло его остановить. У него был широкий шаг, отличный ритм. Стоило всего лишь посмотреть на него, чтобы понять, что он может все.

Когда он стоял на мосту возле того парня, на месте, где потом прикрепили мемориальную доску в память о нем, он не чувствовал страха. Он стоял на уступе – он совсем узкий, я его видела, около четырех или пяти дюймов шириной – и смотрел на чистое пространство перед собой.

На такой высоте, должно быть, кажется, что можно оттолкнуться и полететь: раскинуть руки и парить, как бумажный журавль.

Ему не было страшно. Он был уверен и твердо стоял на ногах, полный силы и грации. Он спасал чью-то жизнь, жизнь незнакомца. А когда он оступился и побежал по воздуху, то, должно быть, почувствовал, как это – быть свободным.

Поезд несся внизу с пронзительным ревом. Лидия попыталась схватить мать, и ее рука сомкнулась на какой-то ткани – мамином рукаве. Мама падала.

Ее тело скользнуло вниз, и Лидия ухватила ее за руку. Мама сжала ее запястье, они держались друг за друга. Мамины ноги болтались в воздухе. Она подняла голову к Лидии – зеленые глаза широко открыты, рот от удивления похож на букву «О».

– Мама… – выдохнула Лидия.

Может, она не успела ничего произнести, просто подумала. А потом она почувствовала, что начинает опрокидываться, – гравитация и мама тянули ее через перила. Ее ноги оторвались от тротуара, тело наклонилось, перила давили в живот.

Она недостаточно сильная. Они обе упадут, вместе, жена и дочь, в том же месте, где погиб Стивен Левинсон, всего через несколько секунд после того, как Лидия все-таки решила не прыгать.

Поезд гремел под ними.

А потом Лидию обхватили за талию худые, но очень сильные руки.

– Нет, – пробормотала Хонор ей в ухо, и девочка поняла, что бабушка пытается втащить ее обратно.

Но рука у Лидии вспотела и становилась все более скользкой. Она чувствовала, как ее хватка на руке матери ослабевает, чувствовала, как ее перетягивает на другую сторону. И бабушка Хон была такой старой…

– Отпусти.

Она не слышала ее слов, но прочитала их по губам. Увидела и почувствовала, что мама отпустила руку, чтобы не тянуть дочь вниз. Лидия замотала головой, схватилась еще крепче и изо всех сил потянулась назад, к бабушке.

Сбоку появились размытые вспышки флуоресцентного желтого. Руки, еще руки, тянущиеся за ней и сомкнувшиеся на ней… Мужчина – словно часть человеческой цепи – практически полностью перевесился через перила, подхватил Джо под мышки и потянул наверх. Какие-то руки вцепились в Лидию. Она слышала крики, внезапно показавшиеся очень громкими в тишине, установившейся после того, как проехал поезд.

– Отпусти! – крикнул кто-то ей в ухо. – Она в безопасности, отпусти!

Лидия продолжала держать маму.

Она сильно поцарапала локоть о перила, содрав кожу, и вдруг оказалась на тротуаре на мосту. И мама тоже. Дрожа, всхлипывая, задыхаясь, среди мигающих огней полицейских машин и скорой помощи, окруженная людьми, она наконец отпустила мамину руку.

Тело кричало от боли. Лидия опустилась на колени, упала маме в объятия и заплакала, уткнувшись ей в шею, слушая ее дыхание, чувствуя, как она гладит ее по волосам, как делала, когда Лидия была маленькой.

– Все в порядке, – шептала мама. – Все в порядке.

Хонор сломала запястье. Она почувствовала, когда это случилось, – ощутила хруст, пока держала Лидию, – но не испытывала боли, пока они не приехали в больницу. Один из фельдшеров наложил на запястье шину еще на мосту.

– Так кто из вас собирался спрыгнуть? – непринужденно спросил он.

– Не ваше дело, – ответила Хонор.

В «скорой» она сидела возле Лидии и Джо. И держала Лидию за руку здоровой рукой. Все молчали.

Для Хонор происшедшее было смешением звуков. Она слышала, как Лидия согласилась не прыгать, когда подошел поезд. Она не видела, как Джо соскользнула, но каким-то образом почувствовала это – то ли по вибрациям моста, то ли потому, что Лидия вдруг покачнулась. Обхватив внучку руками, Хонор чувствовала, как она сопротивляется, ощущала ее тяжелое дыхание. Она слышала, как сзади подъезжают машины, крики полицейских и парамедиков.

Боковым зрением она видела поезд – полосу из черного и солнечно-желтого, неуклонно двигающуюся вперед.

В больнице Лидию практически сразу увели, и Джо пошла с ней. У Хонор в кармане что-то запиликало и зажужжало, и она достала телефон Джо, который оставался там с тех пор, как она позвонила спасателям.

– Извините, – обратилась она к мужчине, сидящему рядом в комнате ожидания, у которого, кажется, была перемотана голова, – вы видите, от кого сообщение?