– Мне казалось, что он, по крайней мере, мог бы быть горячим садовником.

– Он учитель географии. И к тому же классный руководитель Лидии. Я виделась с ним на родительском собрании.

– Черт! И все же возможность полюбоваться им должна была сделать родительское собрание поинтереснее. Ты представилась как его невероятно свободная соседка?

– Мы… в основном говорили о Лидии.

Почему она врала Саре?

– У меня есть отличная идея, – внезапно добавила Джо. – Пойдем покупать белье после кафе? Немного потратимся. Купим что-то, в чем почувствуем себя красивыми.

Сара рассмеялась:

– С этой компанией? Меня не прельщает перспектива ближайшие два часа отдирать Билли от лифчиков, так что спасибо.

– Точно. Да. Ты права.

Джо втайне коснулась телефона в кармане.

Ночью, когда дети уже спали, Лидия занималась в своей комнате, а Хонор слушала музыку в своей, Джо стояла и смотрела в кухонное окно. Свет в доме Маркуса был включен, как он и обещал. Горел уличный фонарь и свет в верхнем окне дома, которое могло быть окном его спальни. Она смотрела на полоску света между занавесками, надеясь хоть мельком увидеть его. Надеясь поймать его взгляд на себе.

Господи, да она одержимая! Прошло чуть меньше суток, а она все время думает только о Маркусе, о том, чем он занимается и вспоминает ли о ней. Она обманула свою подругу Сару. И до сих пор не отправила сообщение, в котором положила бы всему этому конец. Она с точностью до минуты знала, сколько времени назад он был с ней в этой кухне.

Джо заставила себя отвернуться и допить чай. Он уже почти остыл. Она пошла с чашкой наверх, прихватив телефон. Теперь она была одна. Она могла ясно мыслить. Она удалит все его сообщения, напишет ему что-то с прохладной вежливостью и вернется к своей жизни.

Спальня с королевской кроватью и полупустой гардеробной была слишком большой для одного человека. Мебель была новой, и одна половина кровати почти не использовалась. Джо пыталась спать посередине, старалась раскинуться, но всегда просыпалась на правой половине. Она привыкла занимать мало места. После ухода Ричарда она купила несколько подушек с цветочным рисунком, следуя не до конца сформулированной идее сделать комнату более женской, более подходящей для нее. Они особо не помогли.

Иногда она ложилась позже, чем следовало, занимаясь работой по дому, чтобы только не идти в эту комнату.

Как только она села на кровать, телефон завибрировал.

Теперь можно. Дети уже спят? У тебя был хороший день? М. Чмоки

Ее спальня находилась над кухней. Джо подошла и открыла окно. С этой точки ей было видно краешек его кровати. Голубое одеяло. И все.

Это должно прекратиться, – написала она и удалила. – Я обещала Лидии… Я почти тебя не знаю… Ты слишком молод для…

Она зажала кнопку, наблюдая, как буква за буквой исчезают слова. Потом сглотнула и вместо предыдущих вариантов написала правду.

Я тоже не могу перестать о тебе думать, – напечатала она и отправила, затаив дыхание.

Ей не казалось, что это было ошибкой. Она чувствовала… что это то же, что она испытала в кафе в Кембридже, когда Стивен отложил книгу и впервые на нее посмотрел.

Нет, не то же. Это не может быть так же. Но у нее перехватывало дыхание, сердце колотилось, в животе порхали бабочки, а ноги едва касались пола. Она была одна в своей спальне, ее дети спали, а ей хотелось танцевать.

Это было физическим ощущением. Физическими симптомами желания. Это являлось временным пылким чувством, всего лишь частью того, что она испытывала к Стивену, но оно было самым сильным из всех, что она помнила.

Возможно, не получается вспомнить что-то столь интенсивное, такое всеохватывающее после того, как это пройдет, – не во всех деталях. Может, после того как это с тобой произойдет, как было у нее со Стивеном, оно останется пустотой внутри, и бóльшую часть времени будет даже незаметно, что чего-то не хватает, пока однажды ты не встретишь того, кто заполнит эту пустоту, и ты поймешь, что не сможешь снова жить без этого.

Это было самое сильное чувство, за исключением того, что она испытывала по отношению к своим детям, когда держала их на руках. И даже оно отличалось. То чувство было спокойнее, мягче, глубже. Не было такого голода, жадного желания и концентрации.

Скажи, о чем ты думаешь, – написал Маркус. – Расскажи, что ты хотела бы сделать.

Джо, не раздеваясь, залезла под одеяло, натянула его на голову и сидела, спрятавшись, окруженная теплым пространством тайны. Ее не было видно и слышно, не считая телефона, излучавшего невидимый поток, который отправлялся в космос и возвращался обратно. Поток, путешествующий тысячи миль, чтобы преодолеть несколько метров…

Она облизнула губы.

Сначала я бы расстегнула твою рубашку, – начала она.

– Я не хочу ссориться из-за мальчика, – сказала Аврил, когда зашла за Лидией по пути в школу.

Лидия высматривала ее из окна, делая вид, что слушает музыку в наушниках.

– Я тоже не хочу, – ответила она.

– Хорошо. Но ты не должна мне врать. Так нельзя. У меня голова болит, когда я думаю о том, что ты можешь что-то от меня скрывать. Мы же лучшие подруги.

– Я не врала…

– Просто пообещай так не делать, окей? Пообещай всегда говорить мне правду.

Лидия кивнула.

– Обещаю, – соврала она.

Иногда я думаю, получаешь ли ты вообще эти открытки, поскольку ты так давно не отвечал. Полагаю, я не могу винить тебя за то, что держишься от меня на расстоянии. В конце концов, я для тебя незнакомец, женатый на женщине, которая не является твоей матерью. Я подписываю эти открытки для себя так же, как и для тебя, – дурачу себя, думая, что, если оставлю канал коммуникации открытым, может, однажды ты мне ответишь. Ты же зачем-то дал мне свой адрес, не так ли?

Лидия опустила открытку. Это была третья прочитанная, остальные пять лежали запечатанные на кровати бабушки Хонор.

– Что он имеет в виду, говоря, что он незнакомец? Разве папа совсем не проводил с ним времени?

– Насколько я знаю, они виделись всего раз.

– Но почему? Разве он не хотел узнать что-нибудь о своем сыне?

– Пол не знал, что у него есть сын, до того как они встретились. Я ему не сказала.

Лидия уставилась на бабушку. У нее было спокойное выражение лица, будто она только что не сказала ничего невероятного.

– Ты так и не рассказала ему, что беременна? Я думала…

Бабушка Хонор вздернула подбородок:

– Ты думала, я возложу обязательства на мужчину, который не собирался покидать семью? Я слишком горда для подобного. И у меня не было ни малейшего желания быть второй лучшей в жизни Пола. Это было бы мучением, которое я решила не испытывать.

Лидия подумала об обещании, которое дала Аврил сегодня утром.

– Но ты врала папе.

– Я не врала. Я недоговаривала. Мы никогда не разговаривали о его отце.

– Он никогда не спрашивал?

– Когда он спросил, я сказала, что его отец не был частью нашей жизни.

Как можно критиковать собственную бабушку за то, что она сделала, пока растила твоего отца? Лидия изучала бабушку Хонор: патрицианский нос, упрямый подбородок, спокойные карие глаза. Она всегда немного боялась бабушку. Всегда чувствовала себя глупой рядом с ней. Но это…

– Я… – Она сдержалась и подумала о том, как лучше сказать. – Я была бы очень расстроена, если бы не знала о своем отце, пока росла.

– Ты считаешь это ошибкой. Думаешь, я поступила неправильно, не рассказав им обоим.

– Ну…

– Твой отец тоже так думал.

Хонор сказала это тихо, опустив взгляд на руки.

– Это произошло, когда Стивен пришел ко мне за пару месяцев до смерти, – продолжила она. – Он сказал, что познакомился с мужчиной, коллегой-академиком, на ужине. Мужчина смотрел на него весь вечер. Он выглядел взволнованным. После ужина он подошел к Стивену и спросил, как зовут его мать. Он догадался, что Стивен его сын, – сказала Хонор. – Видишь ли, Стивен был очень похож на Пола. Для Пола это, наверное, выглядело так, будто он видит за столом молодого себя.