– Как папа на это отреагировал? – спросила Лидия.

– Твой отец… очень на меня разозлился. Мы поругались. Это было едва ли не единственной нашей ссорой… – Хонор опять приподняла подбородок. – Я часто об этом думала. Особенно когда Стивен вскоре погиб. Я пришла к выводу, что совершила ошибку. И никак не могу ее исправить. Когда он умер, мы еще не помирились.

Бабушка Хонор сидела в кресле; Лидия расположилась на кровати возле нераспечатанных конвертов. Поза Хонор не изменилась: она выглядела гордой, вызывающей, резкой. Но что-то сверкнуло в ее глазах. Возможно, непролитые слезы. Если бы они вместе сидели на диване, Лидия придвинулась бы к бабушке и обняла ее. Но между ними было расстояние. И что-то в позе бабушки не позволило Лидии его пересечь.

– Думаешь, папа ему когда-нибудь отвечал? – спросила она.

– Не знаю. Возможно, до гибели.

– Невыносимо думать, что Пол пишет и не знает, что папа умер. Может, стоит ответить ему? – предложила Лидия. – Тут есть обратный адрес, на обороте конверта.

– Нет, – обрубила Хонор.

– Но, возможно, он хотел бы знать…

– Какая теперь разница?

Лидия нахмурилась. Лично она считала, что разница огромная, но бабушка Хонор выглядела так решительно настроенной против, что Лидия не стала настаивать.

– Пол и мне писал, – опять тихо сказала Хонор. – Практически в то же время, когда мы поссорились. Наверное, из-за того, что увидел Стивена.

– Ты не знаешь наверняка? Он не упоминал об этом в письме?

– Я сожгла письмо, как только получила.

Лидия представить не могла, чтобы она получила что-то от Аврил и сожгла это. Она даже не могла долго не отвечать на сообщения.

– Почему?

– Эта глава моей жизни закончилась.

– Но он мог написать тебе, что развелся. Или что его жена умерла.

– Ни то ни другое не соответствовало действительности, судя по письмам, которые мы сейчас читаем, – отрезала Хонор. – Это было закончено. Нам суждено жить с выбором, который мы делаем, Лидия. Иногда надежда слишком болезненна, чтобы даже подумать о ней.

Она поднялась и направилась к окну своей теперешней шаркающей походкой. Лидия поняла, что тема закрыта. Она тоже встала и замешкалась, глядя в спину бабушке. Размышляя, стоит ли подойти и взять ее за плечо. Обнять и сказать, что она все равно ее любит, даже если Хонор скрывала свой секрет от папы.

Но по бабушке Хонор нельзя было сказать, что она нуждается в прощении. И вообще, какой толк от прощения Лидии? Когда это случилось, она была всего лишь маленькой девочкой.

Она положила письмо на кровать к остальным и пошла наверх в свою комнату.

Иногда надежда слишком болезненна, чтобы даже подумать о ней.

Господи, бабушка Хонор всю жизнь прожила одна. Она предпочла быть одной, потому что не могла вынести надежды. Она отрезала себя от любимого человека – и своего сына тоже, – потому что думала, что так будет меньше боли. Потому что хотела быть с любимым мужчиной, только если он будет принадлежать ей одной.

Неужели то же произойдет и с Лидией?

Она легла на кровать. Забавно, но, когда ее комната находилась внизу, весь этот шум сводил ее с ума. А тут, наверху, она совсем ничего не слышала. Казалось, она в доме совсем одна.

Хонор ни разу до этого не была у Пола дома. Он приглашает ее каждый раз, когда устраивает для всего отдела коктейли или барбекю в конце семестра, но она всегда находит отговорки. Даже до того, как они стали любовниками, ей не хотелось видеть, как он живет, его дом. Но сегодня все по-другому. Сегодня она другая.

Сейчас она стоит на пороге с бутылкой вина в руках. Он живет в Хедингтоне, в доме на две семьи, 1930-го года постройки, окруженном такими же домами. Стены покрыты белой штукатуркой, а дверь выкрашена в ярко-красный цвет. Это совсем не такой дом, в котором она его представляла.

Она слышит голоса за дверью перед тем, как ей открывает блондинка в желтом брючном костюме. Она выглядит совершенно обычной.

Его жена.

– Привет, – с улыбкой говорит она. – Ты, должно быть, Хонор. Ты немного рано, никто еще не приехал. Но, если не против, можешь помочь мне с шампурами.

– Без проблем, – автоматически отвечает Хонор.

Она входит в дом Пола, в дом своего любовника. На полочках у двери стоят резиновые сапожки и легкие парусиновые туфли. С крючков свисает коллекция непромокаемых пальто.

– Проходи в кухню, налью тебе что-нибудь выпить. Кстати, я Вэнди.

– Я знаю, – отвечает Хонор. – Рада наконец с тобой познакомиться.

Она следует за Вэнди через застеленные коврами комнаты. Хонор смотрит на книжные полки, обои, обитые ситцем диваны, полосатые шторы. Цветы в вазах, пепельницы на столах. На стуле лежит открытая книга в мягкой обложке. Из-под дивана выглядывают ноги тряпичной куклы. На боковом столике стоит наполовину собранная модель истребителя «спитфайр». В доме пахнет кофе, цветами и табаком, она узнает в этом запахе аромат одежды Пола.

Это мог быть чей угодно дом. Кого угодно.

Кухня желтая с белым, как и Вэнди. К шкафчикам скотчем приклеены детские рисунки.

– Я уже начала с джина, – признается Вэнди, одаряя Хонор совершенно незаурядной улыбкой. – Мне нужна поддержка, чтобы справляться с подобными мероприятиями. Все такие умные, тут столько политиков, что все время чувствуешь себя на грани, опасаясь сказать что-то неправильное. Тебе налить?

– Нет, спасибо, – отвечает Хонор. – Вода подойдет.

Вэнди маленькая, у нее аккуратная фигурка, волосы собраны в хвост. На ней сережки кольцами. Она набирает стакан воды из-под крана и протягивает его Хонор, а Хонор смотрит на золотое обручальное кольцо с бриллиантом на пальце Вэнди. Кольцо, которое выбрал он. Он подарил ей его и попросил выйти за него замуж.

Это самое обычное кольцо.

– Пол столько рассказывал о тебе, – говорит Вэнди. – Он говорит, что ты просто гениальна, один из самых выдающихся умов, которые он когда-либо встречал. Я никогда не слышала от него такой похвалы.

Есть ли какой-то подтекст в ее словах? Хонор вглядывается в лицо Вэнди, но не может понять. Но ведь она не знает Вэнди. Она могла подразумевать что угодно.

– Это очень мило с его стороны, – отвечает Хонор. – Конечно, это Пол гениален. Он дома?

– Он выскочил с детьми, чтобы купить еще еды для барбекю. Точнее, он взял двоих, младшая с простудой лежит наверху. Похоже, они всегда подхватывают что-то, когда у тебя уже готов план или ты развлекаешься, правда ведь? У тебя есть дети?

– Нет, – говорит Хонор.

В то утро доктор подтвердил результаты теста. Десятая неделя беременности, уже почти прошел первый триместр. «В тридцать пять уже слегка поздно заводить детей, мисс Левинсон, – сказал он, и Хонор не поправила обращение. – Таких, как вы, мы называем пожилыми первородящими. Но вы здоровы как лошадь, так что беспокоиться не о чем».

Проведя некоторые расчеты, Хонор пришла к заключению, что этот ребенок был зачат в офисе в обеденный перерыв, за зашторенными окнами, пока Хонор, уткнувшись лицом в шею Пола, пыталась не издавать никаких звуков. Когда после этого она заколола волосы, поправила одежду и открыла дверь, собираясь уходить, оказалось, что за дверью ждет студент. Она не знала, сколько он услышал и слышал ли вообще что-либо. Но никто пока еще ничего не говорил. По крайней мере, она ничего не слышала и не могла определить, имеют ли взгляды ее коллег какое-то особое значение. На нее всегда смотрели. И скоро будут смотреть еще больше, когда беременность начнет проявляться.

– Но у тебя есть карьера, – говорит Вэнди. – Это, должно быть, приносит удовлетворение. Кстати, как это – быть в таком мужском клубе? Там же все мужчины, правильно? Не считая секретаря. Я бы сошла с ума.

– Меня это не беспокоит. Мне нравятся мужчины.

Вэнди допивает джин с тоником и с сожалением смотрит на пустой стакан.

– Такими темпами я напьюсь до того, как кто-то приедет. Ты не могла бы наколоть эти овощи на шампуры?