Так думал юный Мгогоро: он знал, что когда настанет его черед отправиться в первое странствие на далекие звезды, его наверняка (он был в этом абсолютно уверен) закинет в самую отвратительную, источающую духовную мерзость и болеющую неизлечимой несправедливостью реальность. Где люди наслаждались своими пороками и грязью и не стремились хоть как-то улучшить мировой порядок. Где правила серость и мерилом ей служила убогость. Где Человек умирал и в своем пепелище перерождался в тупое животное. Именно в таком месте (Мгогоро это знал также, как и то, что Солнце изо дня в день поднималось на Востоке) вся его выдержка, вся мудрость вмиг разобьются о безжалостные скалы людского злонравия, и он не сможет не вмешаться и не помочь несчастным существам.
А потому, когда пришло его время На Ал'ада, он твердо решил для себя, что никогда (что бы ни случилось) не улетит с Самагры (потому как в принципе не желал ввязываться в какую-либо деятельность Культа по изучению Вселенной). Стражница предлагала ему силу, равную Богам, с чьей помощью он мог и не прибегать для перемещений к аппаратам Мотси; которая, стоило только щелкнуть пальцами, отправила бы своего носителя в любой уголок космоса. Но Мгогоро отказался: с речью, достойной мудрейшего правителя, двадцатилетний юноша объяснил Владычице Времен свои взгляды и попросил ее забрать в этой неизбежной (потому как отказывать охраняющему твой дом божеству не принято) сделке его "право покидания Самагры". На то Богиня лишь таинственно улыбнулась, сказав "Если скиталец не отправляется в путь, то дорога сама находит его", и одарила своего поданного умением предсказания погоды.
Абсолютно бесполезная способность на деле - ибо только в одном случае из сотни прогнозы сбывались. Да и Агартха не то чтобы испытывала крайнюю нужду в ежедневных сообщениях о наступающей холодной зиме или дождливом лете. Разочарованный Культ Стражницы вежливо попросил Мгогоро спуститься со Станции Восемь в Обсерваторию (часть храма, предназначенная для молящихся прихожан и просто страждущих знаний), которая на долгих и счастливых пять лет стала ему домом. Счастливых - потому что протекли они тихо и размеренно, как весенний ручеек, впадающий в бескрайний океан, в котором вот-вот начнется чудовищная буря. Ему не приходилось ежедневно повторять каннибальские обряды жителей с планеты Ренцу или разучивать фантастические танцевальные пируэты, которыми приветствовало друг друга население в созвездии Козерога. Работа Мгогоро заключалась всего лишь в вывешивании каждый вечер очередного прогноза на следующий день и обновлении ранее сделанного предсказания о погоде на месяц. Большей части прихожан эта информация была необходима также, как рудиментарный хвост или волосатая бородавка на лице, однако некоторые (например, фермеры из окрестностей города) крайне серьезно (первое время) относились к прорицаниям Мгогоро о наступающих заморозках. Но довольно скоро люди в Агартхе убедились, что дар монаха Стражницы - халтура, которая позволяла ему оставаться в Культе и одновременно ничего не делать ему во благо. И его прекратили воспринимать всерьез: кого заботила фраза "Скоро будет солнечно", если с тем же успехом ее мог напророчить какой-нибудь нищий в подворотне с больным коленом?
Однако эти пять лет прошли. Перемены не заставили себя долго ждать: они наступили в ночь, когда Агартху на несколько минут накрыла непроглядная темень, похитившая с неба Луну и Звезды. Только все вернулось на круги своя, горожане и некоторые служители иных Культов (те, кто был рожден в ночи) незамедлительно направились в Обсерваторию Станции Восемь. Решительно и громко они требовали встречи с Настоятельницей, дабы она объяснила им это неожиданное роковое событие, успокоив всех, что это не первое знамение Армагеддона или надвигающейся войны. Одна Джинкирин не справлялась с бесконечным потоком посетителей по многим причинам: главная - Культ Стражницы сам не ведал, чьих рук это дело, и действительно ли Боги прогневались на своих почитателей и хотят тем самым предупредить их о начале конца. Поэтому Настоятельнице пришлось привлечь всех своих подчиненных (более или менее грамотных), чтобы они помогли ей урезонить шумных прихожан, чей разум охватила паника. Мгогоро тоже участвовал во всеобщем успокоении - еще в детстве обученный находить общий язык с любым собеседником он без труда разъяснял напуганным горожанам, что неизбежность необратима, и если Боги действительно решили вынести смертельный приговор этому миру, то им - простым смертным - следовало смириться со своей участью и безропотно принять заслуженное (потому как все мы грешны в глазах мироздания) наказание. Однако к концу первой недели Мгогоро уже искренне взвыл в надежде, что вскоре Самагру и вправду постигнет кара Господня: не мог он вынести такого наплыва обезумевших от страха людей, а тем более подобрать для каждого именно те утешительные слова, которых они так жаждали от него услышать.
В тот самый момент, когда, наверное, в сотый раз за вечер Мгогоро объяснял какому-то полоумному мужичку, что известному им миру все равно когда-нибудь пришел бы конец, и не в человеческих силах это изменить, а все, что им остается - очистить свои души от скверны и готовиться возродиться в новой, лучшей жизни, юноша мысленно воззвал к Мурии с просьбой забрать его из этого суматошного места, кишащего бесноватыми глупцами. И его просьба была услышана.
Танцором.
Бог Иллюзии переместил Мгогоро в свою обитель, где предложил провести вторую На Ал'ада, которая избавила бы его от бесперспективной общественной работы и всех надоедливых прихожан, стоило тому лишь сказать слово. Магия спора. Вначале, юный монах Стражницы отказался: потому что не верил Танцору - известному лгуну, и потому что догадывался, что за такую (по истине, безграничную силу) плата будет высока (и так он думал отнюдь не про цену в ритуале). В ответ Властитель Смеха сказал, что если подобная На Ал'ада не устраивает самого смышленого парня в Культе Стражницы, тогда Бог найдет какого-нибудь амбициозного и корыстного человека на Самагре и одарит его сей способностью. Уж такой муж наверняка не отвергнет столь щедрое божественное предложение и с радостью начнет вершить свое правосудие (или сеять хаос). Вот тогда капризный мальчишка, покинувший Станцию Восемь из-за своих принципов, очень сильно пожалеет, что отказал Танцору и не взял на себя ответственность за судьбы многих неповинных душ. Удивительно, но "шантаж" сработал - Мгогоро согласился на сделку, выменяв дар победы в спорах на сон, который больше не мог принести ему ни отдых, ни восстановление сил.
Это согласие было ребенком бескорыстного мотива помогать людям. Хотя Культ Стражницы и пропагандировал политику "невмешательства" и "фатальности" каждой жизни, Мгогоро посчитал, что и вторая его На Ал'ада (и будущие ее последствия) есть ни что иное, как неминуемый фатум, который и был ему предначертан. Уж лучше он, воспитанный в лучших аскетичных традициях Культа Стражницы, возьмет на себя роль неискушенного судьи без предрассудков, нежели взращенный в своем убожестве негодяй с себялюбивыми мотивами.
Его вернуло в Культ Стражницы. Ночь с возрожденной Луной уже вовсю правили в Агартхе - пик активности рожденных под мерцающими Звездами. В то время Обсерватория пользовалась наибольшей популярностью. И сегодня не стало исключением - одна из городских школ организовала внеплановую экскурсию в храм (вдобавок, учителей также интересовал вопрос "неожиданного погашения света" и его причины).
Сборище самых обычных детей всех возрастов: от совсем маленьких, которые только-только начинали осознавать возможности слова и голоса, до вполне зрелых юнцов, чьи разум и тело уже вошли в фазу переходного периода. Из всей этой неконтролируемой оравы, производящей слишком много шума и беспорядка, был все же один паренек, который не то что выгодно отличался от своих активных товарищей - вообще мог бы претендовать на звание самого затейливого ребенка из когда-либо встречаемых Мгогоро. У него был умный взгляд, в котором читались знания столетий, и едва тронутая сединой темная шевелюра, еще больше усиливающая образ юного философа. Невольно складывалось впечатление, что в этом юноше нашла свое физическое воплощение вся мудрость Вселенной. Мгогоро чувствовал, как мальчик внимательно следил за ним - должно быть, он первый распознал в монахе Стражницы нового Д'аку.
