От сих мыслей его отвлек пронзительный детский плач. Недалеко от него на мраморном полу сидела худенькая девушка, над которой надменно стоял дразнящий ее курносый паренек. Последний тряс в руке небольшую брошку, похожую на крохотный лук с натянутой стрелой тетивой, со словами "Не вернешь, не вернешь". Поиздевавшись вдоволь, мальчуган убежал, оставив свою жертву в еще более подавленном состоянии. Мгогоро заботливо подошел к девушке и поинтересовался, что произошло, на что она рассказала ему свою печальную историю. Мол, этот мерзкий оборванец Сикара вечно обижал ее и подначивал, вечно грозился, что когда-нибудь, когда он возглавит Культ Бродяги, разберет ее богатенький дом по камушкам и продаст их ей же втридорога. На что Мгогоро, ведомый искренним желанием помочь несчастной, сказал "Не переживай, малютка. Жизнь - это бесконечно вращающееся колесо. Все наши поступки когда-нибудь нам вернутся. Спорим, твой обидчик еще получит по заслугам?". В ответ девушка улыбнулась и легонько кивнула головой, словно соглашаясь на сей невинный спор.
Их беседу прервал темноволосый мальчик - он как бы невзначай, проходя мимо, обронил "Кто мы такие, чтобы вершить судьбы других? Ни Бог, ни человек не вправе вмешиваться в чужие жизни. Вы еще пожалеете, что посмели, пускай и непреднамеренно, нарушить его удел". Мгогоро (по неизвестным для него причинам) на мгновение потерял самообладание и чуть прикрикнул на парнишку, чтобы тот шел своей дорогой и не вмешивался в дела старших, коим получше некоторых известно, как следует поступать в той или иной ситуации. На что юнец спокойно, без тени гнева или иронии, произнес "Жаль. А я всего лишь хотел получить один несбыточный прогноз у истинного служителя Стражницы" и ушел.
И это оказался тот момент, когда Мгогоро внезапно для себя осознал, что поступил неправильно: к нему вернулась вся его выдержка и духовная сосредоточенность, но уже было слишком поздно.
Внезапно в Обсерваторию ворвался отряд людей в темно-зеленых одеяниях - приверженцы Богини Леса. Слуги Хранительницы поприветствовали свою сестру по вере Ку'унганишу и Мгогоро, попросив его присоединиться к их группе для срочного дела. Мгогоро согласился, хотя на душе у него было неспокойно. Спустя час они подошли к Дому, возле которого их уже поджидала целая свора монахов Хранительницы и Бродяги, очень бурно о чем-то спорящих. Мгогоро разглядел в центре всей этой неразберихи Сикару: у мальчика был переломан нос, а все тело обвито жесткими травяными путами. Как выяснилось, юнец украл фамильную реликвию Культа Хранительницы - вещь настолько редкую, насколько ценную. Дабы защитить ее от подобных происшествий, на брошь (еще самой Богиней Следопытов) было наложено заклинание, оповещающее всех почитателей о "попадании в плохие руки". Как только Сикара стащил реликвию у Ку'унганиши, весь Охотничий Табор почти одновременно бросился искать вора. Не прошло и получаса, как они схватили мальчика и, недолго думая, решили придать его справедливому суду, которого, безусловно, заслуживал каждый грязный карманник. Они отнесли его к Дому, где верные слуги Бродяги должны были лично наказать свою неумелую шестерку. Последние, казалось, не совсем желали разбираться в обидах сопернического Культа, упрямо отстаивая позицию, что это их не касается, ибо такого недотепу-дурачка они бы точно не приняли в свои ряды, а значит не должны нести ответственность за его проступки.
Именно поэтому здесь оказался Мгогоро - живой свидетель, который мог бы подтвердить преступление, совершенное у него на глазах. Когда у него напрямую спросили, видел ли он, как мелкий воришка стащил у девушки брошь, Мгогоро честно рассказал, что самого действа он не застал, но при нем развернулись его последствия. Однако почти в ту же секунду, когда признание уже слетело с его губ, монах Стражницы понял, что тем самым подписал ребенку смертный приговор (ибо за воровство у других Культов в Агартхе карали очень жестоко). Он взмолился к присутствующим пожалеть паренька, ведь тому еще не исполнилось пятнадцати; выговора и отеческих тумаков было бы более чем достаточно для шаловливого мальца, который еще в силу возраста не мог понимать последствия своих поступков.
Но закон есть закон. Свидетель дал показания - преступник обязан понести заслуженную кару. Культ Бродяги, немного посовещавшись, признал, что мальчик виновен (ибо, вне всяких сомнений, если бы кража удалась, то брошь очутилась бы у них в Доме, а посему это действо можно было признать актом служения Повелителю Воров).
Приговор был суров - лишение руки, которая посмела присвоить себе чужое. Все лучше, чем смертная казнь, но Мгогоро хватило и вида отрубленной конечности. Он понял, что произошедшее с Сикарой правосудие есть результат ранее заключенного спора. Возможно, не вмешайся он в детские распри, все обошлось бы, и мальчишку помиловали из-за его несмышленого возраста. Но все случилось так, как и сказал Мгогоро. Обидчик получил по заслугам.
Ошеломленный произошедшей драмой Мгогоро, сам того не сознавая, двинулся прочь из Агартхи. Он ведь всегда знал, что из него не может выйти хороший судья, почему он так беспечно отнесся к дарованной силе? Из-за его необдуманных слов покалечили ребенка - практически сломали ему жизнь. Зачем, зачем он согласился на вторую На Ал'ада?!
Занятый мысленным самобичеванием Мгогоро не заметил, как оказался у берега реки Когин. Как и не заметил того самого темноволосого мальчика, встреченного им ранее в Обсерватории, неожиданно появившегося поблизости. Юнец какое-то время внимательно следил за опечаленным Д'аку, но вскоре тихо подошел к нему и дружески положил руку на плечо, тем самым давая понять, что не осуждает и поддерживает своего нового знакомого. Мгогоро хотел спросить мальчика, кто он (ибо было в нем нечто такое родное) и что здесь делает, но паренек опередил монаха в невысказанном вопросе и сообщил, что его зовут Кадд'ар и он тот, кто хочет помочь.
В течение нескольких часов они проговорили на самые разнообразные темы - Кадд'ар старался отвлечь Мгогоро от грустных мыслей, но вскоре сам заговорил о недавнем происшествии. Он предложил ему выход, предложил отказаться от пустозвонства и опасности случайной оговорки и повтора ошибки прошлого, предложил стать его новым голосом. И Мгогоро ему поверил.
На следующий день Кадд'ар (дабы не оставлять друга помирать голодной смертью) заключил с ним очередное пари, в котором очень ловко проговорил все возможные условия. Отныне Мгогоро было больше неведомо чувство голода (что оказалось весьма кстати, ибо питаться с зашитым ртом - практически невозможное занятие). А после они ушли в Гиладу.
Про обитель Д'аку (как, впрочем и про самих ее хозяев) складывали не самые лестные легенды, однако увидев воочию механическое сооружение, чей внутренний мир нарушал все мыслимые пространственные законы, Мгогоро не дюже удивился. Для сотворения такого чуда потребовалась бы сила не одного Бога - Д'аку и вправду могли считаться самыми опасными существами на Самагре. Не зря их все боялись или относились с огромной настороженностью.
На момент их появления в Гиладе ошивался всего один человек - обезумевший одноглазый мужчина, целью жизни которого было заключение сделки со всеми божествами. Уже в ту пору он обладал благословением Пятерых (хотя доставшиеся ему силы стояли под очень большим вопросом: к примеру, разве можно было считать полезным умение откладывать что-то за щеками в больших количествах?). Тара - или как в народе его прозвали Коллекционер - не проявил особого интереса к новеньким: всего лишь однажды спросил у Мгогоро, как он провел На Ал'ада со Стражницей, и, не дождавшись ответа, принялся распевать похабные песни. За последующие восемь лет (в которые к Гиладе успел присоединиться Хофу) он больше ни разу не заговорил с товарищами: только дважды оповестил их (или скорее невидимых духов, что кружили у него в голове) о новом союзе. Но однажды, в самый обычный день, Тара исчез. Кадд'ар сказал, что тому удалось воплотить свою мечту в реальность и заключить последнюю сделку с Богом Смерти - однако же, ценой обмена стала его собственная жизнь.
