После сей миротворческой проповеди, Танцор покинул уже притихших служителей Культа Матери: у него оставалось еще одно незаконченное дело - самое главное. Сваран. Надо было разобраться с этим зазнавшимся мстителем, перекрасившим Агартху в отвратительный цвет войны.
Дождавшись, пока мужчина закончит бесноваться, выпуская в воздух сотни победоносных залпов и декламируя дифирамбы в свою честь, Танцор вновь явил Агартхе свой божественный лик.
- Точно падающая звезда - явление прекрасное, но роковое - что сорвалась с небосвода и низринулась на головы любовавшихся ею мечтателей, так и ты Сваран - обрушился на Культ, - доброжелательно изрек философскую тираду Танцор. - К чему было убивать свою семью? К чему противиться своему естеству? К чему бунтовать против любящего тебя Бога? Покайся в своих прегрешениях, и я прощу тебя - ты все равно мое дорогое дитя.
- Вот как ты заговорил теперь - двуликая змея в теле ребенка, - едва сдерживаясь, ответил Сваран. - Вот значит как простому люду можно привлечь твое внимание - гадкий лицемер: ты замечаешь только силу и ее возможности. Тебе неинтересны неумелые слабаки; твоя страсть - это подчинение своей гнусной воле могучих мира сего. Но со мной эти игры больше не пройдут! Я вызываю тебя, падший Бог гнили, прикрывающийся смехом; вызываю на смертельную дуэль.
- Твоя правда, слабаки меня мало интересуют, как, впрочем, и любого другого властителя... - честно признался Танцор и вдруг пронзительно засмеялся. - Ха-ха, шутку понял? "Твоя правда". Как будто бы ты можешь соврать.
Сваран (с великим трудом) молча стерпел издевку. Нарисовав разбегающихся двойников, мужчина незаметно стер свое тело. Желанием сражаться в открытую с Повелителем Иллюзии, который к тому же и наградил его властью над цветом, он не горел. Его единственное преимущество - точно угаданный момент, когда враг отвлечется и откроется для удара. Что, по сути, являлось довольно слабой надеждой: ведь в конце-концов, ему противостоял Бог, обладающий мощью, которая выходила за грань человеческого понимания.
- Ууу, как все серьезно, - притворно пугливо протянул Танцор. - Тогда позволь и мне показать, на что горазд Властелин Веселья.
Аура великолепия (иначе ее не назовешь) пульсирующими волнами начала исходить из Танцора: его юношеское тело облачилось в сверкающие доспехи, за спиной взросли нематериальные руки, держащие солнечный диск, каменную булаву, ветряной лук и водяной кувшин.
- Прежде, - заговорил он на тысяче языках, - победи самого себя, и лишь потом бросай вызов Богу.
Из лука вырвался вертящийся с запредельной скоростью вихревой поток, который постепенно стал принимать человеческий облик. Через секунду на его месте уже появилась точная копия Сварана, но, в отличие от созданных им ранее двойником, имеющая и плоть, и разум, и существовавшее в действительности оружие. Бой обещал быть тяжелым.
Но не настолько, нежели тот, который совсем недавно пережил Сил.
Это случилось, когда он уже ощутил на себе дыхание смерти. Откуда-то, казалось, совсем рядом послышался удивленный возглас Калия.
- Что за глупые фокусы?! Калий спрашивает, кто ты такой?!
- Никто, - ответил чей-то знакомый голос.
После этих слов по Дому раздался дикий вопль Настоятеля: такой издает смертельно раненное животное, беспомощно глядящее на своего палача. Послышался звук упавшего молота, а воздухе запахло паленным волосом. Интересно, что там происходит?
- Быстрее, если хочешь выжить - обменяй свой дар, - приказал Сил все тот же голос.
Юноша с трудом открыл глаза: перед ним валялся горящим самым ярким пламенем Калий, который изо всех сил пытался восстановить сгорающие конечности и залечить вновь и вновь появляющиеся чудовищные ожоги. Сил, слабо соображая, что делает, послушался совета и выпустил из себя черного фантома, обладающего силой невидимости. Он мгновенно запрыгнул в обожженное тело Настоятеля и, пробыв там несколько секунд, выскочил обратно, уже впитавший На Ал'аду регенерации. Как только призрак вернулся в Сил, тот моментально почувствовал себя легче: хотя самовправление и зарастание треснутой реберной клетки было не самым приятным ощущением, тем не менее, он чувствовал, что в скором времени поправится. И будет жить (чего нельзя было сказать про исчезнувшего Настоятеля Калия).
- Теперь ты в порядке, - заговорил некто.
Сил поднял голову, намереваясь поблагодарить своего спасителя, но, едва завидев его, начисто лишился дара речи. Рядом с ним стоял человек в маске - его маске, облаченный в темно-серый костюм - его костюм.
- Это невозможно, - молча рассуждал Сил, - в мире существует всего один экземпляр Кайа, как он может носить его, если сейчас костюм на мне?
- Чувствую твое недоумение, - произнес человек в маске. - Не пугайся, совсем скоро ты все узнаешь.
- Кадд'ар, это вы? - спросил Сил, внимательно вслушиваясь в голос, который, вне всякого сомнения, был схож с голосом лидера Гилады.
- Не называй меня этим именем! Никогда, - с нескрываемой ненавистью воскликнул неизвестный, но быстро успокоился. - Прошу прощения, у нас с ним... некоторые разногласия, которые не так-то просто разрешить.
- Спасибо за помощь, - промолвил Сил, пытаясь безуспешно подняться (ногам тоже досталось при падении на камни).
- Мне нет нужды в твоем вежливом "Спасибо", - холодно ответил человек в маске. - Слова ничего не значат. Лишь поступками человек может доказать свою признательность.
- И чего же ты хочешь взамен?
- Я всегда мечтал об одном: увидеть твое лицо, Сил. Не откажи в просьбе тому, кто только что спас тебе жизнь.
Сил не знал, что ответить: еще никто (даже он сам) - не видел его лица (и со второй ценой в сделке уже вряд ли когда-нибудь выпадет такая возможность). Но человеку в маске и не нужен был его ответ: он медленно подошел ко все еще обездвиженному Д'аку и аккуратно, точно боялся поранить своим прикосновением, стянул с него маску.
- Благодарю, - сказал незнакомец, поднявшись с колен и направившись к выбитой стене. - Мы еще встретимся. И мое тебе доброе наставление: больше не носи ее. Мы с тобой разные люди. Будет не правильно, если нас начнут путать.
И ушел во тьму.
Хроники Гилады
Мгогоро
"Мгммм"
Мгогоро
С путешествиями (как во времени, так и в пространстве) вечно одни проблемы. Следует не только досконально изучить прошлое и настоящее эпохи, в которую отправляешься: необходимо строго следить за речью, социальным этикетом, обмундированием, - и еще за огромным количеством "незначительных" деталей, которые могут выдать в вас пришельца и, что главное, нарушить самобытность обнаружившего вас общества. Чего ни в коем случае нельзя допустить: ибо кто мы такие, чтобы вмешиваться в судьбы других? Лишь избранные способны принять оную парадигму и ту колоссальную ответственность, что сваливалась на их плечи, едва они отправлялись в путь. К тому же чрезвычайно редкий ген предрасположенности к дальним перемещениям в пространстве сокращал в несколько тысяч раз потенциальных исследователей космоса. Подобные люди очень серьезно относились к любой поездке на чужеродную планету: каждое новое их отправление было сродни молчаливым похоронам.
В такой семье родился Мгогоро. Его родители прославились в пределах Культа Стражницы как одни из наиболее выдающихся ученых-историков: они смогли добыть информацию не об одной заселенной живыми организмами планете, ни разу себя не раскрыв и не поставив под угрозу уникальную культуру чужих народов. С самого детства его обучали дисциплине и правильным манерам, присущим истинным путешественникам. Не было и дня, чтобы мальчика не проверяли на психическую и физическую устойчивости и не подвергали всевозможным бесконечным заданиям на эрудированность и подкованность в вопросах перемещений во времени. И Мгогоро успешно справлялся со всеми заданиями, без проблем решая даже тяжелейшие (как логические, так и моральные) задачи: сказывалось, хорошее воспитание и отличная генетическая наследственность. Культ Стражницы возлагал на молодого воспитанника великие надежды. Которым, к их безмерному разочарованию, не суждено было сбыться. Чем больше Мгогоро изучал обычаи и порядки иных миров, тем сильнее убеждался в том, что ни он, ни Культ, ни сама Богиня Времени, обязаны не то что не вмешиваться в саморазвитие инопланетных существ, а вообще не должны отправляться на поиски иных форм жизни или издалека, со своей Станции, наблюдать за ними. Ведь все путешественники, пускай и проверены тестами на "допустимость к экспедициям в другие галактики", закалены психологическими проверками и умудрены опытом - оставались все теми же людьми. Человеческий фактор всегда был самым опасным, а потому нельзя было его недооценивать. Каким бы "прочным" не казался ученый - в любой момент может обнаружится, что и его воля сломилась под чужим гнетом.
