Девушка рухнула на банкетку.

— Какая трагедь? Пап, ты выпил?

― Выпил? Да тут вдрызг напиться надо было. Но! ― Григорий Иванович со значением поднял палец вверх. ― Я держу себя в форме.

― Ничего не понимаю. Ты можешь толком рассказать, что случилось? Чей бушлат висит в шкафу?

― Наблюдательная ты моя, ― неизвестно чему обрадовался отец и громко чмокнул её в щёку.

― Папа! ― в голосе девушки прорезались нотки раздражения.

― Так фальшивого жениха, ― доложил отец и дурашливо развёл руками.

Девушка обхватила голову руками и застонала.

― Да, ладно тебе, Галюнь, переживать. Всё обошлось, ― обрадовал Григорий Иванович. ― А всё мать твоя. Сбила меня с панталыку, и я чуть не опростоволосился. ― Отец присел на вторую банкетку, сделал таинственное лицо и начал:

― Дело было так. Пришёл я утром с дежурства такой весь: усталый, голодный и злой.

― А почему злой? ― с улыбкой спросила Галя, смирившись с тем, что прежде чем узнает о сути событий, сначала придётся послушать длинную присказку.

― Ну, как почему? ― растерялся рассказчик и несколько минут напряжённо думал над ответом. ― Так с ночи же. А как человек толком не спамши, он знаешь какой. Ого! Мать чего-то там сунула мне пожевать, и пока я перемалывал завтрак, она мне курлыкала, что-то про твоего жениха. Нашла время! Я ж с работы. Все силы уходили на то, чтоб жевать. Пока я спал, мать тут разных разносолов наготовила, чтоб, значит, не сразу женишок сбежал, хоть перекусил на дорожку. Ага, сидим, ждём. Тут звонок. Я к дверям. Стоит на пороге мужик, песок ещё не сыплется, но уже проседает. «Здрасьте», ― говорит, ― «Я полковник такой-то, начальник Галины Григорьевны». А я ему: «Здрасьте, минутку». А сам за штуцером метнулся. Галчонок, ты пойми, я ж с ночи, а тут мать со своими «женихами». То ни одного, то вдруг косяком потянулись. У меня мозги набекрень.

― У тебя они по жизни набекрень, ― проворчала Мария Васильевна, выбежавшая из кухни проверить, куда провалился благоверный, на ходу вытирая руки кухонным полотенцем. ― Галочка, наконец-то.

― Мать, я уже пять минут назад доложил, что дочка пришла. А если ты там так трещала, что ничего не услышала, тут моей вины нету, ― недовольно проворчал Григорий Иванович.

― Гриш, что ты держишь ребёнка на пороге? Она же голодная.

― Мам, кто пришёл и почему папа решил его пристрелить?

― А кто ж его знает? Твоему отцу в башку, как что-то втемяшится…

― Мария Васильевна, я попросил бы, ― сердито буркнул отец.

― Проси, ― пожала плечами женщина. ― Это ж додуматься надо, человек на порог, а он ему штуцером в нос тычет.

― Так я думал жених! ― рявкнул Григорий Иванович.

― А если и жених, так что его сразу до инфаркта доводить нужно?

― Знаешь, мать, я по сей день жалею, что в своё время не встретил так Сашку.

― Да, ну тебя. Галчонок, мой руки и идём на кухню, там сюрприз тебя ждёт. А где Глеб? Вы что поссорились?

― Дочушка, ты только посмотри. Ещё толком не зять, а она уже переживает, ― язвительно скривил губы Григорий Иванович. ― Маш, вот учу, я тебя, учу, а ты вместо тёщи, матерью своим зятьям стать норовишь. Ты тёща, поняла! Вот и веди себя соответственно. А матери у них свои имеются. Я тебе сборник анекдотов про тёщу для самообразования дал? Дал.

― Гриша, не морочь мне голову, а то я сама за штуцер возьмусь.

― О, как! ― восхищённо всплеснул руками Григорий Иванович и, не удержавшись, громко чмокнул жену.

Мария Васильевна, еле вырвавшись из медвежьих объятий, хлопнула мужа полотенцем:

― Совсем с ума сошёл. Вот баламут. Гриш, ну сколько можно. Ступай на кухню. Галя, чего ты сидишь? Там человек тебя заждался. Где Глеб?

― Он скоро приедет, ― ответила девушка, приподнимаясь с банкетки, ― а кто…

― Здравствуйте, Галина Григорьевна.

Галя рухнула туда, где сидела, с изумлением уставившись на Ростоцкого.

― Иван Васильевич, … какими судьбами?

― Я приехал по вашу душу, товарищ лейтенант, ― усмехнулся полковник. ― Галина Григорьевна, ― укоризненно покачал головой Ростоцкий, ― почему вы мне не позвонили?

Глаза девушки полыхнули, а губы сердито сжались.

― И что я должна была вам сказать?

― Вы должны были мне сказать, что вышестоящий по званию офицер вышел за рамки служебных отношений и оказывает на вас давление.

― И вы бросили бы Москву и примчались меня спасать?

― А что я, по-вашему, здесь делаю? Галина Григорьевна, если вы забыли, то напоминаю, офицеры моего отдела неприкосновенны.

― Но генерал…

― Для всех. Вы подчиняетесь и отвечаете только передо мной, как своим непосредственным командиром и вышестоящим по званию офицером. Остальное ― моя печаль. Давайте присядем. Нам надо поговорить. Кухня вполне подойдёт, ― торопливо добавил он, покосившись на Марию Васильевну.

***

Подождав, когда внимание всех собравшихся полностью сосредоточится на нём, Иван Васильевич изложил свой план. Спокойно и чётко привёл все «за» и «против», а потом спросил у Гали, согласна ли она.

― Галина Григорьевна, я не хочу на вас давить, но на раздумья у вас всего десять минут. Извините, что я не приехал раньше, но было чертовски не просто, так быстро оформить все документы. Хорьков ждёт меня с подписанными бумагами, ровно через полчаса. Ваш перевод будет оформлен через особый отдел. В нашем отделе, вы будите числиться в служебной командировке. За полгода, в крайнем случае год, многое может измениться.

― Ну, ты Васильевич ― голова, ― восхищённо прищёлкнул языком Григорий Иванович. ― Это типа: «Либо падишах помрет, либо ишак сдохнет?»

― Не так кардинально, конечно. Решетников, за последние годы, нажил достаточно много врагов. И, не смотря на высоких покровителей, сейчас ходит по очень тонкому льду.

― Галочка, а как же Глеб? ― грустно спросила Мария Васильевна. ― Вы же только-только начали встречаться.

― Глеб? ― Ростоцкий бросил на Галю заинтересованный взгляд.

― Майор Твердохлебов, ― пожала плечами девушка, не видя смысла скрывать.

Ростоцкий слегка прищурился и кивнул:

― Одобряю. Толковый офицер и, как я слышал, человек с твёрдыми принципами, несмотря на киношную внешность. Судя по вашему колечку, у майора самые серьёзные намерения.

Мария Васильевна восторженно ахнула, только сейчас обратив внимание, ни изящное украшение. Григорий Иванович, с которого разом слетела напускная дурашливость, внимательно уставился на дочь:

― Галчонок, ты уверена?

― Пап, я люблю его, ― ответила девушка прямо, но немного рассеяно. Её мысли витали сейчас далеко. Она невольно вспоминала разговор с Твердохлебовым.

***

Майор, как обещал, ждал её после работы. Не обращая внимания на любопытные взгляды, он посадил Галю в свою машину и увёз. Девушка тяжело вздохнула и мысленно закатила глаза, только представив, какого размера достигнут сплетни к завтрашнему утру.

― Что вздыхаешь?

― Да, вот прикидываю, под каким кустиком Решетникова со своими подружками меня прикопает. Она за папочку, чуть меня не придушила, хотя я ни сном, ни духом, а за тебя точно убьёт. Её даже танк не остановит, не то, что какой-то особист. Бедняга Хорьков, ни за что, тогда пострадал.

― Как это, ни за что, ― усмехнулся Твердохлебов. ― Он тебя защищал? Защищал. А защита дам, дело, как известно, не всегда безопасное.

― Он меня защищал, как сотрудницу ОВРА, а не дамочку, по глупости ввязавшуюся в какую-то склоку.

― Галь, успокойся. У Ирины нет никаких прав меня ревновать.

― Это твоя версия. У неё свои тараканы. Можешь даже не сомневаться, она меня убьёт, а потом выкопает, чтобы убедиться в том, что я не воскресла и опять закопает… поглубже.

― На твоём месте, я бы больше волновался на счёт её папаши.

― Мой рапорт лежит у Лисницкого в сейфе.

― Угу. Только это не выход.

Всю оставшуюся дорогу, до самого дома, они молчали. Остановив машину у подъезда, майор помог Гале выйти и проводил до крыльца.