― Боишься дракона? ― спросила девушка, сообразив, что он не собирается заходить.

― Щит дома забыл, а меч мой в ремонте, ― со смешинками в глазах посетовал мужчина.

― Повезло мне, ― вздохнула Галина, ― мой рыцарь оказался растяпой.

Глеб не выдержал и захохотал. Он крепко прижал к себе девушку и ласково пригладил пушистые пряди.

― Прости, дел очень много. Если позволишь, подъеду часа через два.

― Хорошо. Я буду ждать.

― Цыганочка, послушай, я уверен, как только Ростоцкий вернётся, он предложит тебе перевод. Соглашайся. Это лучшее разрешение создавшейся ситуации.

— Но...

— Галя, — мужчина сжал её плечи и легонько встряхнул, — пойми, всё может закончиться очень плохо. Ты же не хочешь, чтобы твой отец пристрелил Решетникова или я ему шею скрутил?

— Нет, конечно, но…

— Никаких «но». Генерал не привык к отказам. Ты довела его до края. Я даже не подозревал, что он способен так опуститься.

— Ты так говоришь, будто в этом моя вина, — поёжившись, прошептала девушка.

— Не смей так думать, слышишь?! Странно было бы, если бы ты не сопротивлялась. Принуждать женщину ― мерзко и отвратительно. Это недостойно настоящего мужчины. В сумасшествии генерала нет твоей вины. Но если в результате, с твоим отцом или со мной, что-нибудь случиться, ты всё равно будешь винить себя.

— Хорошо, я уеду, — прошептала она, опуская глаза, чтобы скрыть навернувшиеся слёзы.

Твердохлебов мягко обхватил ладонями её лицо и лихорадочно пробормотал:

— Милая, не надо плакать. Это ненадолго, обещаю. Как только всё наладится, я приеду за тобой или переведусь.

Сердце девушки дрогнуло, а потом зашлось в бешенном ритме. Она быстро заморгала, пытаясь прогнать, так не вовремя набежавшие слёзы, мешавшие, как следует разглядеть выражение лица мужчины. Майор тихо застонал, осторожно кончиками пальцев стряхнул горькие капельки. Его синие глаза, обычно такие спокойные и холодные, смотрели на неё с невыразимой нежностью.

— Я так долго искал тебя, любовь моя. Почти утратил надежду… Но теперь, когда нашёл, никому, слышишь, никому тебя не отдам.

Мужчина наклонился и страстно её поцеловал. Когда она пришла в себя, и её голова перестала кружиться, он уже уехал.

***

― Галина Григорьевна, я всё понимаю…

― Я согласна, давайте бумаги.

Ростоцкий слегка удивился, он ждал протестов и возражений. Полковник внутренне был готов к тому, что Галю придётся ещё долго убеждать, приводя один аргумент за другим, и её довольно быстрое согласие немного выбило из колеи.

Окинув девушку внимательным взглядом, офицер достал необходимые бумаги. После того, как Галя их подписала, сложил в свой портфель, чтобы забрать их с собой. Мария Васильевна тихо всхлипнула.

— Тихо, мать, тихо, — Григорий Иванович крепко обнял жену за плечи и утешающе слегка похлопал по спине, — не реви, так надо. Василич прав, если Галя останется, Бог его знает, чем закончится вся эта история. Этот гад так просто от нашей девочки не отстанет.

— Я много лет знаю Решетникова, если он закусил удила, его не остановишь. Не расстраивайтесь, Мария Васильевна, это не навсегда. Как только страсти поулягутся — Галя вернётся. У вас нет оснований тревожиться. Пока я в Москве, помогу ей устроиться и присмотрю, чтобы у неё было всё в порядке. Майор в любой момент может тоже перевестись, чтобы быть ближе к невесте. Правда, Галина Григорьевна?

Девушка просто кивнула.

― А теперь слушайте последние инструкции. Завтра на работу вы не выходите.

― Но…

― Хорьков скажет Татаринцеву, что вы в командировке. Где вы находитесь никому не сообщать, кроме самых близких. Телефон оставите дома. В Москве купите новый.

― К чему такие сложности? ― изумилась Галя.

― Лучше перемудрить, чем… ― Ростоцкий достал из портфеля и положил на стол билет. ― Кой смысл затевать всё это, чтобы через неделю генерал топтался у вас на пороге. Жду вас завтра на вокзале в шесть часов утра. Не опаздывайте.

― Что, так скоро?! ― вскочила Мария Васильевна и засуетилась. ― Надо ж в дорогу собраться, а час уже поздний.

― Мать, успокойся! Разделим обязанности. Ты ― продовольствие, Галчонок ― обмундирование, я ― матчасть, жених ― доставку до места. Успеем, ― прикрикнул на неё Григорий Иванович. ― Василич, до Москвы на поезде? ― изумлённо развёл руками Григорий Иванович. ― Это сколько ж вы пилить будете.

― Мы пересядем на самолёт там, где нас невозможно будет отследить. Спасибо за всё, а теперь мне пора.

Ростоцкий подхватил портфель, попрощался и ушёл.

― Ой, доченька, ― запричитала Мария Васильевна, едва за ним закрылась дверь.

― Мать, прекрати! Не на войну провожаем! Можно сказать, у нас операция по спасению резидента.

― Гриш, ― укоризненно уставилась на него жена, вытирая полотенцем набежавшие слёзы. ― Что за глупости ты болтаешь.

― Девчонки мои! ― Григорий Иванович сгрёб жену и дочку в медвежьи объятья. ― Ох, и люблю же я вас, дорогие мои крохотули.

Глава 67

В жизни не только можно наследить, но еще и нагадить.

Афоризм

Глава 67

― Маш, а Маш, не рви мне сердце. Хватит сырость разводить, ― недовольно бурчал Григорий Иванович, на всхлипывающую жену, пряча от неё свои встревоженные глаза. ― Василич присмотрит за Галчонком.

Мужчина обнял Марию Васильевну и успокаивающе погладил по спине. У него самого кошки скребли на душе, но он боялся ещё больше растревожить свою и без того расстроенную жену.

― Глеб, ты нас до дому подбросишь?

― Конечно, поехали. Заодно, до работы успею посмотреть Галин компьютер. Она просила вам скайп подключить.

― Это что ещё за штука? ― заинтересованно спросила Мария Васильевна, моргая мокрыми от слёз ресницами.

― С помощью её, вы сможете с Галей не только разговаривать, но и видеть её.

― Ой, как здорово. Поехали скорее. Я завтрак согрею.

Григорий Иванович с ехидной улыбочкой переводил взгляд с одного на другого.

― Понятно, спелись. Слушай, зятёк, у меня есть предложение…

― Гриш, не выдумывай.

― Да я не о том. Глеб, тут такое дело, я через два дня в ночь ухожу. Не хочу Машу одну оставлять. Может, ты у нас переночуешь? Хочешь, вообще переезжай. Места полно. Сделай доброе дело. Нашу Марию Васильевну хлебом не корми, а дай о ком-нибудь позаботиться.

― Да я, в общем-то, не против. Только я ведь ухожу рано, а прихожу поздно, не хотелось бы вас беспокоить.

― Это всё ерунда, ― отмахнулась Мария Васильевна. ― Мы с Галей привыкли. Отец, ты это хорошо придумал. А то я всё утро думала, как теперь буду одна. Боязно.

― Вот и пойми вас баб. В лесу одна неделями сидела ― хоть бы хны, а среди людей ей боязно.

― Так медведю плевать на мои сбережения и кабану побоку новый телевизор, даже волку начхать на дорогущий духовой шкаф.

― Маша, очнись, какие сбережения? Мы же в ремонт всё, что было у нас, вбухали. Сомневаюсь, что воры ради телевизора или духовки рисковать станут.

― А ради штуцера?

― Вот ёлки-иголки. Мать, может, продать его к чёрту? Деньги нам сейчас будут нужны позарез.

― А как же…

― Я свой браунинг ни на что не променяю. Штуцер хорош, даже очень, но…

― Жалко… Гриш, ты же мальчикам хотел его завещать. Да и кто в нашем городе захочет выложить сумасшедшие деньги за ружьё. Не в Швейцарии живём.

― Такой дорогой? ― удивился Глеб.

― Штуцер немецкий, сделан на заказ, считай ручная работа, ― пожав плечами, ответил Григорий Иванович. ― Раз тебе жалко, пока продавать не будем. В случае чего, не стесняйся ― стреляй. Ну, ты мать даёшь, полный сейф оружия, а она ночевать боится.

― Вы умеете стрелять? ― Глеб с изумлением уставился на Марию Васильевну.

― А как же, ― женщина озорно улыбнулась. В тайге без этого никак. Меня и девчонок Гриша лично учил.

― Галя умеет охотиться?

― Не пугайся зятёк. Галчонок охоту не любит,… но стреляет отменно. А вот наша Настёна настоящая Девана ― богиня охоты.