— Начните сначала. Зачем вы назначили мне встречу?
Глеб устало вздохнул и рассеянно потёр щёку.
— Хм, если бы я сам толком понимал.
— Я не тороплю вас, только не лгите, второго шанса не будет.
Мужчина почувствовал, как в нём вновь поднимается волна непонятной злости.
— Надо же, странно слышать эти слова от женщины, которая обманывает мужа с другим мужчиной, — язвительно буркнул Глеб и обжёг её ледяным взглядом.
— У меня нет мужа.
— Но Борис сказал, … — немного растерялся мужчина.
— Ваш друг много говорит, только не всегда правду. Впрочем, когда мы с ним познакомились, я была ещё замужем.
— Зачем тогда связались со Смолиным? Чего вы хотели: лёгкого флирта, немного развлечься на стороне, пока муж на работе, … или начитались дешёвых романов и влюбились в первого встречного?
— Вы ничего обо мне не знаете.
— Если честно, и не хочу. Легкомысленные кошечки, подобные вам, мечущиеся в поисках острых ощущений, меня не интересуют.
Девушка дёрнулась, как от пощёчины, развернулась и пошла прочь.
— Стойте, я ещё с вами не закончил, — Глеб догнал её, ухватил за локоть и резко развернул. Он слегка растерялся, заметив, как потемнели, будто от боли янтарные глаза. Она вся сникла и побелела, её била сильная дрожь. — Простите, … это не моё дело, я не должен был…
— Уберите немедленно руки! ― Девушка изо всех сил рванулась, но мужчина только крепче сжал пальцы. — Пустите!
— Я вас не трону, успокойтесь, ― Глеб, сжал её хрупкие плечи и слегка встряхнул, — но и не отпущу, пока мы не поговорим ― это важно. Борис вас обидел, хотя видит Бог, не понимаю, чего вы так разозлились, учитывая, что у вас самой рыльце в пушку. Он раскаивается, дайте ему возможность извиниться за свое поведение и всё исправить.
Девушка вырвалась и оттолкнула Глеба.
— Я не хочу и не буду с ним встречаться, — заявила она холодно. ― Мне не нужны его извинения.
― Из-за вашей ссоры, Борис впал в какую-то странную депрессию. Никогда не видел его таким. Поймите, Смолин может вылететь из армии. Это разрушит его жизнь. Я не знаю толком, что там между вами произошло, но подобной участи он точно не заслужил.
Галя несколько минут молчала, потом, махнув рукой, устало сказала:
― Передайте вашему другу, что он прощён. В сущности, мне вообще до него нет дела. Пусть оставит меня в покое и спокойно живёт дальше.
— А вы холодная и жестокая, странно, что он в вас нашёл. Обычно его не привлекает такой тип женщин.
— Вы ничего обо мне не знаете. До свидания.
— Подождите, мне хотелось бы получить ответ на один вопрос… Скажите, почему вы не пожаловались Ростоцкому?
— Зачем?
— Что значит зачем? Сотрудники вашего отдела находятся на особом положении. Бориса запросто могли бы понизить в звании, или перевести в другую часть. Так поступило бы большинство знакомых мне женщин. Вы слабее мужчин физически, и поэтому очень изобретательны, если вас обидели. То, что мужики выясняют при помощи банального мордобоя, вы женщины, решаете при помощи мести. Или вы из тех, кто ждёт момента, чтобы можно было ударить побольнее?
— Между нами не произошло ничего такого, что взывало бы во мне к отмщенью. И потом, месть в конечном итоге ничего не решает, только разрушает. Если возможно, то нужно постараться забыть и жить дальше. Обещаю, я не стану портить вашему другу карьеру. Я не испытываю к нему ни обиды, ни злости.
— Но вы же развелись с мужем, значит, на что-то рассчитывали.
— Вашего друга, это не касается. Он не виноват в том, что произошло между мной и моим мужем. Извините, мне пора.
— Стойте, вы так и не согласились встретиться с Борисом.
— Это уже ни к чему. Всё, что я хотела сказать — я сказала, больше мне добавить нечего. Прощайте.
Девушка развернулась и ушла. Мужчина ещё долго смотрел ей в след, не в силах сдвинуться с места.
Глава 22
Ах, эти синие глаза!
Их глубина меня пугает.
Она к себе зовет маня.
В пучину страсти увлекает…
Вторую неделю Галя не находила себе места. Она не понимала, что с ней происходит. Девушка вздрагивала от каждого телефонного звонка, в тайне мечтая, услышать только один голос, но мужчина, которому он принадлежал, больше не звонил. Она корила себя, упрекала в глупости, называла дурой, но ничего не могла с собой поделать. Даже мама заметила, что с ней что-то происходит.
— Галчонок, у тебя всё в порядке?
— Да, мам, а почему ты спрашиваешь?
— Ты в последнее время сама не своя. Молчишь, ничего не ешь, худющая, аж светишься. Солнышко, поделись, что тебя терзает?
— Со мной всё в порядке. А не ем,… не знаю, нет аппетита. Может, вирус какой-то подцепила. Весна в этом году какая-то сумасшедшая. Проливные дожди вперемешку со снегом и градом, с пронизывающим до костей ветром, вдруг сменяются резкой оттепелью и почти по летнему пригревающему солнышку. Две недели назад бушевала метель, и мороз доходил почти до минус двадцати, а позавчера потеплело до плюс трёх. Только от этого не легче. Под ногами всё хлюпает, сырость промозглая… бррр. Виктория Аркадьевна сильно простыла, чихает и сморкается на весь отдел. У нас поговаривают, что к концу недели опять резко похолодает, не удивительно…
— Галочка, подожди, ты виделась с Александром?
— С кем?
— С мужем твоим бывшим, или у тебя ещё какой-нибудь Александр появился?
— Зачем мне с ним видеться?
— Нет, я просто подумала, мало ли, может, вы столкнулись у нас во дворе.
— А что ему тут делать? Саша забрал из квартиры всё, кроме стен, больше ему тут делать нечего. Мам, ты мне явно что-то не договариваешь.
― Глупости.
— Вид у тебя подозрительный. Давай, колись.
— Не выдумывай.
— Так, девчонки, ― проворчал Григорий Иванович, появившийся на кухне, — вы сегодня мужа и отца, кормить будете? — Что вы тут растрещались, как сороки?
— Садись уж, голодающий, — отмахнулась от мужа Мария Васильевна. — Картошку жаренную есть будешь?
— Что предложишь, то и буду. Галчонок, что-то случилось? Чего насупилась, как мышь на крупу?
— Не знаю, пап.
— Ага, понятно, что ни черта не понятно. Если я помешал серьёзному разговору, так я и выйти могу. Чего уж там, гоните мужа и отца в шею. Развели, понимаешь, тайны Мадридского двора.
— Не заводись, на, ешь вот лучше, — Мария Васильевна поставила на стол полную тарелку ароматно пахнущей, с золотистой корочкой, жареной картошки. — Лучком присыпать? — спросила она с добродушной улыбкой.
— Присыпь, коль не жалко, — Григорий Иванович, обиженно поджал губы. — Вот она всегда так, — пожаловался он дочери, — а я всё терплю.
— Жуй, страдалец, — ласково растрепала шевелюру мужа Мария Васильевна. — Огурчик бери, селёдочку. Селёдочка чудно засолилась. Как раз как ты любишь.
— Мать, ты дочку-то кормила? А то она совсем зачахла. Галчонок, плюнь, на этого засранца и забудь.
— О ком это ты?
— Ешь, старый, не болтай.
— Нет, мам, погоди… Пап, о каком засранце ты говоришь?
— Как о каком? О муженьке твоём бывшем. Надо же, поганец какой. Ему, видите ли, во всём городе квартиры больше не нашлось, кроме, как в нашем доме. Всегда говорил, что он дрянь человечишка, с гнильцой.
— Ах, вот как, тогда понятно, почему мама так беспокоится, не столкнулась ли я с ним во дворе.
— Угу, и девицу с собой притащил, длинную, как каланча, тощую и злющую, как помойная кошка, ― Григорий Иванович, приоткрыл рот и быстро задышал, обжёгшись горячей картошкой. Продышавшись, шумно сглотнул и продолжил, ― Губы тонкие, что щель в нашем почтовом ящике, так она их ещё и поджимает, а глазищами так зыркает, так зыркает. И где только такую нашёл,… ― Королёв покачал головой. ― Представляешь, эта швабра на таких каблучищах рассекает, что выглядит выше меня ростом. Твой пузатый Шурик рядом с ней, колобок колобком, чуть ей до подмышек достаёт. Без смеха не глянешь.
