Глава 53

Что хорошего вцепиться в человека и не отпускать?

Рэй Брэдбери.

Глава 53

         ― М-да, ― невольно покачал головой пожилой военврач, ― стремительно развивающаяся ОРВИ на фоне сильнейшего стресса. Я понимаю, работа у вас довольно напряжённая, но разве ж так можно. Товарищ лейтенант, нервы беречь нужно. Вы не в курсе, что все болезни от нервов?

        Галя только пожала плечами. Не говорить же доктору, что все дело не в напряжённой работе, а окончательно слетевшем с катушек генерале, решившим, что ему всё позволено. Поэтому девушка промолчала, печально улыбнулась доктору и развела руками. «Я в курсе, но что поделаешь».

         ― Что ж, голуба мая, тогда будем исправлять то, что вы с собой сотворили. Послушайте, может вы в наш госпиталь ляжете, а? Полежите, отдохнёте, заодно и подлечитесь. Там вас быстро на ноги поставят. Ну, что вы мотаете головой.

           ― Нет, пожалуйста, доктор. Я не хочу в госпиталь.

          ― Вот все вы молодые такие. Думаете таблетку выпил и полный порядок, а потом, к сорока пяти, полная развалина с кучей хронических болячек. Лейтенант, чтобы до генерала дослужиться, здоровье смолоду беречь надо. Манкировать своим здоровьем…

          ― Пожалуйста, ― прохрипела Гаял и молитвенно сложила руки, ― я с родителями живу. Мама меня быстрее всяких докторов на ноги поставит.

           ― С мамой говорите? ― доктор задумчиво пошевелил бровями. ― С мамой это хорошо, но госпиталь всё же лучше. Ну, ладно, что вы право в самом деле. Прекратите немедленно! Тоже мне вояка, с глазами на мокром месте. Бог с вами, не надо, так не надо. Вот возьмите рецепты. Как принимать, я написал. Через, ― доктор задумался, побарабанил пальцами по столу, тяжело вздохнул, ― так уж и быть, четыре дня покажетесь. Будьте любезны, плакса-вакса, к приёму сдать анализы. И не надо меня благодарить, ― отмахнулся он от радостно вскочившей девушки. ― Не будь у вас чистые лёгкие, от госпитализации не отвертелись бы.

            ― Спасибо, Арсений Маркович.

            ― Когда выздоровеете, будете меня благодарить. А теперь внимательно слушайте мои рекомендации. Значит так, помимо всех пилюль, что я вам выписал, назначаю полный, слышите, полный покой. Никакого телевизора. Боже упаси, от любых новостных каналов. От теперешних новостей и у здорового человека может нервный срыв случиться. Да, и никаких газет, будь они неладны. Прав был профессор Преображенский, от них сплошной стресс, выраженный в потере аппетита и угнетённом состоянии. Прописываю вам только положительные эмоции, голуба моя.

           ― Арсений Маркович…

          ― Всё, брысь, а то руки чешутся вас в госпиталь упечь. И попробуйте мне только не поправиться! Имейте виду, я из-за вас в ад для эскулапов попадать не желаю. Мои коллеги, знаете ли, в большинстве довольно скучные люди, у них юмор и тот чёрный, а черти ребята занятые. С грешниками возни полно. Я там от скуки загнусь и помру. А черти меня взашей, чтоб я им статистику не портил.

          ― Та вы же к тому моменту уже, так сказать, неживой будете, ― не выдержала и захихикала Галя.

         ― Да? Хм… Брысь, кому говорю! Ей постельный режим нужен, а она тут сидит хохочет.

         Галя, посмеиваясь, выскользнула на улицу и заторопилась к КПП, где её уже довольно долго ждала Виктория Аркадьевна. Голова всё ещё болела, тошнота немного притихла, но время от времени, накатывала волной, но девушка шла и улыбалась, потому что на душе у неё, впервые за последнее время, было легко и спокойно.

***

         Решетников вышел из кабинета особиста взбешённым. Ярость, исходившую от генерала, можно было не только почувствовать, но и казалось, пощупать руками. Ирина, воспользовавшись моментом, вовремя смылась, почуяв, что впервые в жизни может бы получить от отца прилюдную головомойку или чего похуже. Решетников неторопливо шёл по коридору, с потемневшим, как грозовая туча, лицом. Офицеры, ещё издали заметив генерала, предпочитали нырнуть в первую попавшуюся дверь, лишь бы избежать встречи с ним, каким-то шестым чувством ощущая полную невменяемость начальства. А те толстокожие, у которых инстинкт самосохранения был развит слабо, и потому не успевшие вовремя убраться с дороги, срочно переходили к плану «Б», то есть изображали статуи с поднятой в приветствии рукой, стараясь не моргать и практически не дышать, чтобы полностью соответствовать образу.

          Уже на выходе, генерала догнал Лисницкий:

        ― Герман Арнольдович, задержитесь на пару минут.

        ― В чём дело, Павел Олегович?

        ― Нужно кое-что обсудить.

        ― Это срочно? ― недовольно скривился Решетников.

         ― Лучше не откладывать.

        ― Хорошо, так и быть. Только давай по-быстрому. Извини, устал.

          Офицеры молча вошли в штаб, прошли по длинному коридору, остановились возле своих кабинетов, располагавшихся напротив друг друга.

         ― К тебе или ко мне?

         ― Если не возражаете, ко мне, ― Лисницкий открыл свой кабинет и посторонился, ― Мне на своей территории будет удобнее.

          Генерал пожал плечами и вошёл. Он осмотрелся, будто зашёл сюда впервые и застыл посреди кабинета.

        ― Присаживайтесь, Герман Арнольдович. У меня к вам важный разговор, а в ногах правды нет.

        ― Даже так. Паша, может, отложим, а? Меня Хорьков, мать его, со своими разговорами задолбал, а тут ты ещё. Мне домой надо. Я с тобой пошёл только для того, чтобы немного остыть. Дочурку страсть, как прибить хочется.

         ― Ирина никуда не денется, успеете. Хотя, если хотите знать моё мнение, поздно её воспитывать.

        ― Говорят, лучше поздно, чем никогда. У тебя выпить есть?

         Лисницкий встал, подошёл к стене, открыл фальшивую панель за которой скрывался мини холодильник. Извлёк оттуда тарелки с нарезанным лимоном, бутербродами и слегка запотевший графин с водкой. Поставил всё на стол перед генералом, достал рюмки.

          ― Махрово живёшь.

         ― А вы хотите, чтобы я бутылку по старинке в сейфе хранил? Грибочки, маринованные будете?

         ― Грибо-о-о-чки, ― насмешливо протянул генерал, ― да нет. Хозяйский ты мужик, Лисницкий. Сколько лет тебя знаю, а как был ты куркулём, так куркулём и помрёшь. Никакая армия этого из тебя не вытравит.

         ― Лучше быть нуворишем?

         ― Ты на что это намекаешь?

         ― Да, так, пустое.

           Решетников неопределённо хмыкнул, налил водку и одним махом опрокинул внутрь. Зажмурился, прислушиваясь к чему-то в себе, и спустя мгновение выдохнул:

        ― Хороша, чертовка, ― взял графин и разлил по рюмкам. ― Давай, Олегыч, выпьем. Спасибо, что помог уболтать этого проклятого особиста. Всё нутро выел гад, ― генерал опрокинул ещё рюмку и довольно хекнул.

           Лисницкий взял в руки рюмку, повертел и поставил на стол:

          ― Это не значит, что он завтра не подаст рапорт. Герман Арнольдович, объясни, что ты творишь?

          ― Паша, о чём разговор?

         ― Герман Арнольдович, мы ведь ещё с училища знакомы.

         ― Ну и?

         ― Мне всегда импонировало в тебе то, что, ставя службу превыше личного, ты не превратился в типичного салдафона.

        ― Хм, спасибо, конечно, но, если у тебя всё, я пошёл. О том, как ты меня уважаешь, расскажешь в другой раз.

        ― Дело не в этом.

        ― Тогда переходи ближе к делу.

        ― Ты всегда был ещё тот ходок, но мне на это было наплевать, потому что дам выбирал на стороне, предпочитая не гадить в своё гнездо.

         ― Понятно. ― Решетников налил ещё рюмку опрокинул в рот, взял ломтик лимона и задумчиво пожевал. ― Знаешь, что, Павел Олегович, не лезь. Я уже взрослый мальчик и мне твои нотации,… ― мужчина, сделав выразительный жест рукой, ― побоку. Это всех касается. Галя моя невеста и пошли вы все…