Но на лице добродушного прапорщика, вопреки обыкновению, не появилось ответной улыбки. Он встревоженно рассматривал лейтенанта:

          ― Вы не заболели часом? ― Мужчина покачал головой: «Это ж надо было додуматься, в такую холодину выскочить из дома в тонкой курточке, рискуя подхватить воспаление». ― Серьёзных морозов пока не было, но за ночь неглубокие лужицы покрывались довольно толстой коркой льда, которая таяла лишь к обеду. А главное сырость, казалось, она пробирала до костей, невзирая на тёплую одежду. Но, при этом, по городу шастала целая куча дурёх, пренебрегающих сохранением тепла и здоровья, ради демонстрации своих прелестей. Юбчонки короткие, колготки тонкие, курточки, едва прикрывающие спину, и как следствие ― носы синие, губы трясущиеся, ноги буро-красные. «Тьфу. Совсем эти молодые безголовые. Но за лейтенантом раньше, он таких глупостей не замечал».

          ― Да нет, ― девушка широко улыбнулась, надеясь бодрой улыбкой прогнать тревогу заботливого прапорщика, ― не выспалась. Наверно, осенний авитаминоз.

          Мужчина явно не поверил её напускной весёлости и тяжело вздохнул.

          ― Ну, бегите, а то опоздаете. Хотя, погодите минутку.

          Прапорщик развернулся, быстро подошёл к водительскому сидению, наклонился, чем-то там сбоку пошуршал, выпрямился и протянул Гале большое яблоко.

          ― Это мне? ― изумлённо спросила девушка.

          ― Вам. Берите, не стесняйтесь. Это из моего сада. Жаль, что только одно захватил. Если б знал,… ― мужчина развёл руками.

          ― Спасибо, ― пробормотала девушка, чувствуя, как защипало в глазах, от почему-то навернувшихся слёз. Она обхватила яблоко обеими ладошками, не в силах оторвать от него восхищённого взгляда. Большущее, с одного бока покрытое тоненькой, полупрозрачной, янтарно-жёлтой кожицей, а с другого, облитое сочными ярко-красными брызгами, оно будто сошло со страниц детской книжки. Именно таким рисовало его воображение маленькой Гали, когда мама читала сказку, где рассказывалось про наливное яблочко. Не удержавшись, она прижала плод к лицу и вдохнула медово-сладкий аромат. По щеке медленно пробежала влажная дорожка.

          ― Товарищ лейтенант, ― севшим от расстройства голосом, окликнул Селиваныч, ― вы прямо сама не своя. Может в санчасть, а? Вы только скажите, я мигом.

          ― Всё хорошо, всё нормально, ― смахнув предательскую влагу, попыталась улыбнуться девушка. Испытывая стыд, за то, что выставила свои чувства на показ. ― Просто, так трогательно… И яблоко… Оно невероятное…

          Галя ещё раз поблагодарила прапорщика, выскользнула из автобуса и заторопилась, в глубине души надеясь, что слёз на сегодня пролила уже достаточно. Но… С чего это она решила, что достаточно? Бессонная ночь, перетекла в мрачное промозглое утро, что по логике неизбежно должно было привести к паршивому дню, а вот каким будет вечер лучше вообще не думать,… нервы целее будут. В справедливости этого, Галя убедилась едва пришла в отдел.

          Не успела она раздеться и усесться возле своего компьютера, растирая покрасневшие от холода ладони, ибо перчатки так и остались лежать в кармане пальто, оставленном на память генералу, как дверь резко распахнулась, и вошли два офицера в сопровождении заместителя Ростоцкого.

          Татаринцев Марат Георгиевич, был опытным офицером и неплохим человеком. Среднего роста, полноватый, добродушный офицер с хорошим чувством юмора, пользовался всеобщим уважением. Он давно мог бы стать начальником какого-нибудь подразделения ОВРА, если бы не одно «но»… В отличие от Ростоцкого, Марат Георгиевич в сложных ситуациях не мог сконцентрироваться сам, не говоря о том, чтобы правильно настроить подчинённых. Кроме того, он побаивался начальства и всяких проверяющих, поэтому совершенно терялся в их присутствии. Осознавая свои недостатки, на первые роли Татаринцев не рвался и был вполне доволен своей должностью. Вот и сейчас он был излишне суетлив, хотя оба приезжих офицера, в последнее время,  бывали в их отделе довольно часто.

          Тот, что повыше, темноглазый подполковник, с довольно красивым лицом восточного типа, обвел взглядом всех, вскочивших и отдавших честь при его появлении офицеров. Найдя Галю, иронично усмехнулся. Его спутник, мужчина среднего роста, сухощавый, с незапоминающимся лицом, передвигающийся плавной кошачьей походкой, был офицером особого отдела. Он молча кивнул всем и, как обычно, отошёл в сторонку, предпочитая слиться с обстановкой.

          Девушка тихо застонала. Вот только Азарова ей сегодня и не хватало для полного счастья. Впервые они имели честь лицезреть подполковника вскоре после проверки. Ребята тогда несколько дней ликовали, потому что в кое веки их отдел сумел утереть нос кое-кому, умудрившись решить задачу, поставившую столичных аналитиков в тупик. Ростоцкий, при всей своей сдержанности, сиял, ярче, чем начищенный чайник. И она радовалась,… гордилась, что в этом есть и её заслуга… Правильно мама говорит ― все беды от гордыни.

          Спустя две недели, на их голову, а точнее на голову одной глупой курицы, вообразившей себе невесть что, свалился вот этот коршун, за глаза прозванный ребятами Чингисханом. Он стремительно ворвался в отдел, и, пользуясь тем, что Ростоцкий где-то задержался, сходу попытался взять Галю в оборот.

          ― Так это вы, тот офицер, который похерил всю работу моего отдела?

          ― Простите, ― оторопела Галя, разглядывая незнакомца.

          ― Простите? ― ядовито переспросил он, нависая над Галиным столом грозовой тучей.

          ― Товарищ подполковник,… ― попыталась вмешаться в экзекуцию Виктория Аркадьевна.

          ― Я не с вами разговариваю, майор, ― отбрил мужчина, даже не посмотрев в её сторону. ― Он прошёлся по лицам застывших офицеров холодным, не предвещающим ничего хорошего взглядом. ― Прошу всех вернуться к работе, ― жёстко велел подполковник. ― Если у меня появятся к вам вопросы, я дам всем желающим высказаться.

          ― Сатрап, ― буркнула еле слышно Виктория Аркадьевна, и, бросив виноватый взгляд на Галю, мол, прости подруга, я пыталась, уткнулась в свой монитор.

         Девушка по губам прочла то, что сказала майор и, не выдержав, издала тихий смешок. Подполковник окаменел, на щеках вздулись желваки.

          ― Что касается вас, ― ледяным тоном бросил он и опять глыбой навис над столом девушки, ― вы, товарищ лейтенант, выставили высококвалифицированных специалистов кучкой недоумков, не способных решить те задачи, которые ставит перед ними командование, со всеми вытекающими последствиями.

         ― Извините, товарищ полковник, вы действительно считаете это моя вина? ― тихо спросила девушка и её глаза полыхнули жёлтым огнём. Она в упор, не мигая, уставилась на подполковника.

          ― Ведьма, ― еле слышно прошипел он. ―  Ну, погоди, ты у меня попляшешь. Я тебе устрою аутодафе.

          А дальше… тихим, безэмоциональным голосом, с точностью опытного хирурга препарировал лейтенанта, разложив её и всю её подноготную на составляющие, при этом умудрившись, не опуститься до мата и прямых оскорблений. Он тонким слоем размазал девушку, пытаясь вывести её из себя. Спустя пять минут разговора, он уже мечтал довести непокорную до слёз. Все его потуги, разбивались о непробиваемое спокойствие лейтенанта, что доводило, итак взбешённого офицера, до исступления. Любая другая уже билась бы в истерике, а эта только чуть побледнела, крепче сжала губы и смотрела на него, как на таракана, внезапно выскочившего из любимого пирога.

          Ростоцкий появился очень вовремя, чтобы предотвратить убийство, на которое уже готова была пойти Виктория Аркадьевна, до которой, несмотря на тихий голос подполковника, доносилось кое-что из сказанного им.

          ― О, ты уже здесь, ― расплылся полковник в довольной улыбке при виде москвича. ― Оперативно. Извини, начальство задержало, сам понимаешь.

          ― Да, ничего, Иван Васильевич. Я тут понемногу с работой вашего отдела знакомлюсь.