– Серьёзно, – твёрдо ответил Эрик. Затем его щёки покраснели. – По большей части. Может быть, я себя обманываю. В смысле, я всё ещё ношу с собой его фотографию.

– Правда? Дай посмотреть!

Эрик невесело покачал головой и вытащил бумажник. В прозрачном окошке, в который люди обычно засовывают изображения своих детей, была чёрно-белая сложенная фотография. Эрик протянул её Тиму, и тот обнаружил, что это были снимки из одной из этих новых фото-кабинок. Развернув полоску фотографий, он увидел два повторяющихся лица. Волосы Эрика были темнее, кожа более гладкой. Рядом с ним был симпатичный темнокожий мужчина с очень тонкими усами. Выражения их лиц слегка менялись с каждой фотографией, на всех они были счастливыми, кроме той, на которой Эрик казался слегка удивлённым. Тим задумался, так ли он выглядел, когда узнал о новом любовнике Габриэля.

– Вы, ребята, были милой парой, – сказал он, возвращая фотографии.

– Спасибо. – Эрик осторожно сложил полоску и вернул её в бумажник. – Хоть эти отношения закончились на печальной ноте, я ни о чём не жалею. А ты?

– Ты имеешь в виду Бена? Абсолютно нет. Лучшее, что когда-либо со мной случалось.

Их пустые тарелки для закусок сменились основным блюдом. Тим был счастлив увидеть, что оно было не таким изысканным. На одной стороне тарелки лежала ножка какой-то птицы, но слишком большой, чтобы это была курица. Что-то похожее на картофельное пюре – что вскоре Эрик определил, как пюре из пастернака и трюфелей – сопровождалось салатом со столькими ингредиентами, что Тим не думал, что какой-либо из них повторялся дважды.

– Итак, – произнёс Эрик между пережевыванием еды, – ты носишь в бумажнике фотографию Бена?

Тим фыркнул.

– Шутишь? Я был слишком осторожным, чтобы сделать что-то такое. У меня нигде нет ни одной его фотографии. – Он нахмурился, глядя в тарелку. – Я немного сожалею об этом. Его лицо в моих мыслях становится немного более размытым с каждым проходящим годом. Иногда я переживаю, что полностью его забуду.

– Не забудешь, – сказал Эрик. – Ты можешь не помнить каждую деталь, но большинство остаётся с тобой. Ты когда-нибудь пытался его искать?

– Нет, – покачал головой Тим. – Что, если бы я его нашёл? Ничего не изменилось, по крайней мере, не для меня, так что мне нечего было бы предложить.

– Ничто не мешает тебе сделать каминг-аут, – осторожно произнёс Эрик. – Ты больше не живёшь с родителями.

О да. У Эрика было довольно много общего с Беном. Тим впился зубами в птичью ножку. Он догадался, что это гусь, когда у него во рту оказались райские приправы. Как он мог когда-нибудь снова вернуться к поеданию нормальной пищи?

– Я не из-за родителей переживаю. По крайней мере, не так сильно, как раньше.

– Из-за братства?

– Ага.

Эрик наклонил голову.

– К которому ты присоединился потому...

– Потому что мой отец предложил мне пять сотен баксов, если я вступлю.

Эрик улыбнулся.

– Я дам тебе тысячу, если ты уйдёшь.

Тим рассмеялся.

– Мне не нужны твои деньги. Как мы снова вернулись ко мне? Расскажи о себе. Когда ты открылся?

– Много лет назад. И как раз вчера тебе. Каминг-аут – это то, что ты никогда не перестаёшь делать. Ты начинаешь с того, что рассказываешь своим друзьям и семье. Затем ты рассказываешь новым знакомым и коллегам, которые приглашают тебя выпить. Даже телемаркетологам, которые звонят и спрашивают, дома ли твоя жена. Конечно, ты не обязан рассказывать всем, кого встречаешь, но каминг-аут сопровождает тебя всю жизнь. – Эрик аккуратно срезал мясо с кости, используя вилку и нож. – Я с пятнадцати лет знал, что я гей. В тот же год я рассказал своему лучшему другу и открывался с тех пор. Когда ты понял впервые?

– Что я гей? – смех Тима был пустым. – В тот самый момент, когда порвал с Беном.

Эрик приподнял бровь.

– Ты не понимал все эти разы, когда вы спали вместе?

– Ну, я задумывался, но Бен всегда говорил о том, как натуралы экспериментируют и остаются натуралами, но, на самом деле, геем человека делает то, кого он любит. – Тим сделал глоток шампанского. – Когда мы расстались, было достаточно больно, чтобы я понял, что это должна быть любовь.

После этого заявления повисла тишина, и Тим понял вопрос, который Эрик не задал. Как только он осознал, что это была любовь, почему не вернулся? Тим был рад тишине, потому что не гордился ответом.

– Думаю, Бен был прав наполовину, – в конце концов произнёс Эрик. – Кого мы любим – это определённо сильный показатель наших предпочтений, но никоим образом не окончательный ответ. Ты слышал о шкале Кинси?

Тим покачал головой.

– По сути, ты выбираешь число от нуля до шести. Ноль означает, что ты натурал. Шесть означает, что ты гей. Все числа посередине – различные степени. Под числом один может быть парень-натурал, который экспериментировал, будучи возбуждённым подростком, или немного перепил однажды ночью. Аналогично, под числом пять будет кто-то, кто по большей части определяет себя как гей, но мог пробовать быть с девушками, пока выяснял это. Три – золотая середина, те, кого мы называем бисексуалами.

Тим размышлял над этим, желая выпить больше шампанского, но его голова уже немного кружилась, а ему ещё нужно было везти их домой.

– Наверное, я буду четвёркой. Честно говоря, возможно, я обращаю больше внимания на девушек, чем на парней, но никогда не связываюсь с ними эмоционально.

– Достаточно справедливо. – Эрик отодвинул свою тарелку в сторону, оставив половину еды. – Полагаю, я был бы пятёркой. У меня однажды была девушка, и я наслаждался сексом с ней. Но как только я открыл для себя парней, то никогда не оглядывался.

– Тогда почему мы не называем себя бисексуалами? – спросил Тим, глядя на остатки еды Эрика. Когда Эрик жестом позволил ему угощаться, Тим практически набросился на еду.

– Полагаю, легче просто сказать, что ты гей, особенно, если планируешь быть по большей части с парнями. В противном случае нужно будет много объясняться, или возникнет ошибочное представление о том, что бисексуалам нужно быть с обоими полами, чтобы удовлетвориться. Лично я не верю, что кто-то может быть полностью геем или натуралом. В каждом правиле есть исключения, будь то правильный человек или правильная ситуация. Я сомневаюсь, что в будущем мы вообще будем использовать какие-то из этих терминов.

– Ни-кд? – спросил Тим с полным ртом гуся.

– Никогда. Ты будешь просто приглашать на свидание человека, которым заинтересован, а он ответит «да» или «нет». То, что кто-то предпочитает парней, будет не более спорным, чем предпочитать светлые волосы или тёмную кожу. Мы уже используем правильный термин, когда называем сексуальные предпочтения, но сейчас люди относятся к этому как к отличительной особенности. – Эрик сделал глоток воды. – Конечно, только если гомосексуальные люди к тому времени ещё будут существовать.

– А?

Эрик усмехнулся, будто смутившись.

– Это всё генетические исследования. Что, если найдут ген, который контролирует сексуальную ориентацию? Если родителям разрешат генетически планировать своего ребёнка – что кажется неизбежным – тогда, конечно, они захотят ребёнка, который может подарить им внуков.

– Как это неизбежно? Разве люди не скажут, что это – я не знаю – безнравственно?

– Ах, ну что за скользкий путь! Представь предродовое сканирование здоровья, которое проверяет на заболевания и исправляет потенциальные дефекты. Если среди них есть бесплодность, разве не могут предпочтение к тому же полу сгруппировать с этим? Затем – пип! – доктор щёлкает переключатель, и ребёнок получается натуральным, как сама природа.

Тим моргнул.

– Я от тебя офигеваю.

Эрик рассмеялся.

– Если от этого тебе станет лучше, думаю, у нас всё будет в порядке до тех пор, пока технологии не развиваются быстрее, чем человеческие права.

– А ты заработал все свои деньги на технологиях, – с преувеличенным разочарованием произнёс Тим. – Тебя винить за гетеросексуальное будущее.