* * *

Джон проспал три часа кряду и проснулся с тяжелой головой, слабо соображая, где он, как здесь очутился и какой сейчас день. Нет. Вспомнил. Вспомнил, как искал траву, как худо потом ему было, как Мельхиор нес его сюда и шептал, что все будет хорошо, просто чудесно. Да. Мельхиор.

«Вставай, - буркнул инфирмарий, - обед проспишь». Уже обед? Так поздно?

* * *

В трапезной братьев щедро оделили рыбой и овощами. Джон морщился, есть не хотелось, зеленые круги все еще проплывали перед глазами. Мельхиор посомневался было насчет обеда, но Иона рассудительно заметил, что епитимья будет наложена лишь вечером, так что глупо поститься заранее. Наголодаешься еще за два месяца-то! Джон окаменел. Он однажды провел так два дня, пока отец Фотий не запретил морить воспитанников голодом. А два месяца! Мельхиор с ласковой насмешкой взглянул на него, но промолчал.

* * *

После обеда они с трудом отыскали келаря. Казалось, тот был сразу везде – куда бы они ни шли, везде им отвечали, что отец Петр только что ушел. Наконец, Мельхиор заметил его и, показав на Джона, передал распоряжение аббата. «И еще, отец Петр, - невинным голосом продолжил Мельхиор, - у нас часть снадобий давно вышла. Тинктура серебра, янтарь и толченый коралл. Толченого коралла совсем не осталось». Отец Петр смерил наглеца ядовитым взглядом и сплюнул в траву. «Ты инфирмарий? Или, может быть, аптекарь? Вот с ними и поговорим, когда аббат прикажет. Кораллы!» Мельхиор поклонился отцу-келарю, и все трое проследовали в бельевую. В сундуке нашлась рубаха и теплая накидка. Порывшись немного, келарь вытащил зимние штаны. Одежда была великовата, но отец Петр буркнул, что меньше все равно нет. «А обувь? – кротко спросил Мельхиор. – Скоро осень, отец Петр, а кроме этих сандалий…». Маленький желчный келарь вздохнул и заставил Джона перемерить с десяток башмаков. Одна пара болталась на ноге чуть меньше, чем остальные. «Шерсти напихаете, или носок потолще свяжи, - посоветовал келарь. – Я что, весь день должен с вами возиться? Ты вообще его в какой канаве сыскал, голого да босого?» Джон хотел было обидеться за свой монастырь, да посмотрел на Мельхиора и прикусил язык. Мельхиор расписался в учетной книге, кротко поблагодарил милостивца-келаря, извинился за беспокойство, и, забрав одежду и тяжеленные башмаки, просители убрались восвояси. Отец Петр, упрятав ключи в огромный кошель, болтающийся на поясе, отправился принимать кожи, привезенные в монастырь.

- Ну вот, - заговорщически подмигнул учитель, - повезло нам! А то отец Сильвестр уже думал, самим придется выискивать, если келарь заартачится.

- Да ведь аббат велел, как же он сможет? – изумился Джон.

- Самыми разными способами. С отцом-келарем дружить непросто, но надобно.

- А с отцом инфирмарием просто дружить?

Мельхиор улыбнулся.

- Брат Иона тоже ученик отца Сильвестра. Вместе мы и учились. Ты сейчас спишь, где он раньше спал. И с ним непросто. Но его дружба твердая и дорогого стоит.

Джон не унимался:

- Отец Мельхиор, а с отцом Сильвестром каково дружить?

Травник пожал плечами.

- Джон, заслужить дружбу отца Сильвестра… Уж и не знаю. Я его просто люблю и чту как отца. И тебе советую.

Еще один вопрос Джон так и не задал.

* * *

После вечерней молитвы Мельхиор отправился на покаяние к отцу Трифиллию. Обдумав все, аббат облегчил епитимью до семи плетей по числу смертных грехов и месяца поста. Джона еще раньше отправили в аптеку с грузом трав, его сопровождал один из новициев, а Мельхиор, по настоянию инфирмария, должен был переночевать в стенах монастыря.

глава 7

Отец Сильвестр, узнав, что Джон принят, а на Мельхиора аббат наложил епитимью, только хмыкнул. Суть епитимьи не знали ни Джон, ни новиций, тотчас отправившийся в обратный путь, старый аптекарь велел Джону идти спать, обронив, что Мельхиор знал, что творит. В пустой комнате Джону было страшно и неуютно, больше всего томила неотвязная мысль, что он невольно принес беду учителю. Отец Сильвестр поднял его на рассвете и до колокола объяснял ему, что есть мастерство аптекаря, чем оно розно с искусством врачевания и как ученик аптекаря должен держать себя с больными. Джон внимал, кивал, но вопросы задавать стеснялся, ждал возвращения Мельхиора. К собственному изумлению, он почти сразу же запомнил принцип расстановки снадобий в шкафах и уже через пару дней вполне мог самостоятельно отыскать и принести лекарю нужную банку. Утром после завтрака, когда Джон вымыл аптеку, отец Сильвестр велел ему сидеть в кухне и продолжать перебирать шиповник и кизил. Сухие скрюченные плоды пахли приятно, Джон сортировал их привычно, словно век этим занимался. Нетрудным оказалось это ремесло, напрасно столько боялся. Из кухни он отлично слышал, как отец Сильвестр беседует с посетителями, как принимает заказы, отдает готовую тинктуру или прямо на месте составляет мазь. Лепешки от кашля разошлись почти все. Ближе к полудню в аптеку вошел Мельхиор. Джон, узнав голос учителя, опрометью бросился из кухни, но отец Сильвестр пригвоздил его взглядом и велел отправляться работать.

- Библейская? – усмехнулся аптекарь.

- Греховная. И месяц поста.

- Милостив к тебе отец Трифиллий!

- Вот и Иона то же сказал. Слово в слово! – улыбнулся Мельхиор. – Все прошеное, что не принесли, Готлиб потом привезет. И одежду тоже. Келарь даже башмаки сыскал.

- А у нас тут горе! Дамы тебя потеряли, то одна, то другая - шасть в аптеку! Решили, что ты уж совсем ушел. Все пастилки твои раскупили, надо еще наделать. Ступай за мной, проверим, каков наш инфирмарий. Иоанн, посиди пока в зале, кто придет, кликни.

Джон не понял почти ни слова из разговора, но его это и не заботило. Главное, что учитель вернулся.

* * *

Обедали Джон и Сильвестр вдвоем, в глухом молчании. Мельхиор, чтобы не смущать остальных и не смущаться самому, с разрешения отца Сильвестра, к трапезе не пришел. Джон давился супом, но под пристальным взглядом лекаря принужден был доесть все до конца. До обеда он просил у Сильвестра разрешить ему поститься вместе с учителем, но старик отчитал его и пригрозил, если что заметит, выдрать без милосердия. Вечером Джон, чуть не плача, попросил прощения у Мельхиора. Тот даже не слушал его, рассмеялся и объяснил, за что, собственно, наложена епитимья. Легче от этого не стало. Жизнь шла своим чередом – утром, после подъема, старый лекарь учил Джона грамоте, потом молитва, утренняя трапеза, после которой Сильвестр раздавал уроки на день. Мельхиор учил Джона растирать снадобья в ступке, заваривать травы, как бы между делом рассказывая о всяких растениях, благих и ядовитых. Иногда он замолкал и с удивлением прислушивался к пустоте. Вечером старый лекарь придирчиво заставлял Джона отвечать на всякие каверзные вопросы, и, если оставался не слишком недоволен, то рассказывал в награду истории про святых целителей и великих врачей древности. Мельхиор, привалившись спиной к теплой стенке у очага, проверял дневные записи в учетной книге снадобий. После вечерней молитвы Джон мыл аптеку, и все отправлялись спать. Единственное, что омрачало жизнь в аптеке, - это епитимья Мельхиора. Помощник аптекаря слабел с каждым днем. Через две недели отец Сильвестр, с негласного разрешения аббата, велел своему помощнику вместо воды дважды в день пить травяной отвар. Мельхиор согласился, но попросил урезать свою норму хлеба вдвое. Получив резкую отповедь, поклонился учителю и не смог удержаться на ногах. Джон считал дни до окончания наказания. Ночью к нему пришли Зверьки. Мельхиор спал, и мальчик, не выдержав, торопливым шепотом рассказал Белому о невыносимом ужасе, начинавшемся любой ночью. Каждый раз, слушая слабое дыхание Мельхиора, ему казалось, что этот вдох последний. Белый ласково поскуливал, нежно фырчал, а Черный повернулся в сторону Мельхиора и принюхался. «И думать не смей! – задохнулся Джон. – Никогда не смей!» Черный насмешливо оскалил зубы и дерзко блеснул глазами. Первый раз в жизни Джон повысил голос на Зверька. Белый что-то пискнул и спрыгнул с одеяла. Мелко шевеля лапками, чуть на весу неся длинный хвост, он подпрыгал к постели Мельхиора, уселся и задумчиво посмотрел на спящего. Потом вернулся к Джону, и оба зверька, наклонив головы, удрали. В это время Мельхиор зашевелился, поднял голову и вдруг тихо ахнул: «Господи, что это?». Джон моментально закрыл глаза и через минуту в самом деле заснул.