* * *
Вечером после ужина схоляры построились во дворе. За дерзость, недозволенную отлучку, а пуще того за ложь и ложную клятву монастырскому воспитаннику Иоанну полагалось претерпеть сотню ударов при всей схоле. Грешник лег ничком на скамью, не чая с нее подняться. Его привязали к скамье, декан принял розги из рук отца Николая, и порка началась. После десятого удара отец Николай объявил, что все прочее Иоанн получит от руки своего нынешнего учителя и воспитателя, брата Мельхиора, аптекаря обители святого Фомы, когда оба они прибудут, куда нужно. А до тех пор пускай должным образом обдумывает свое поведение. По знаку отца Николая декан положил розги на землю, отвязал собрата и прошипел ему на ухо: «Одевайся, олух! Повезло тебе!». Отец Николай за руку подвел совершенно ошалевшего Приблуду к его новому наставнику. Мельхиор взял своего ученика за плечи и еле заметно сжал их: «не бойся, малыш, мы поладим».
Схоляры отправились в дормиторий. Солнце медленно садилось за монастырскими стенами. Приблуда стоял, не в силах поверить всему, что случилось. Мельхиор взъерошил ему рыжеватые волосы и весело улыбнулся: «А ты молодец, Иоанн. Терпеливец. Ступай-ка, Нераскаянный, собери свои вещи да простись с кем захочешь. Я жду тебя здесь. Завтра нам на рассвете выходить. Меня и в самом деле зовут Мельхиор, запомнишь?» Иоанн-нераскаянный, Приблуда, паршивая овца в залатанной рубахе, странно взглянул на своего нового повелителя и наставника и медленно произнес: «Отец Мельхиор, пожалуйста, зовите меня Джоном». Мельхиор серьезно посмотрел на него: «Хорошо, Джон. Отныне я буду звать тебя так».
глава 2
Чтобы успеть в Скарбо к вечеру, Мельхиор должен был выйти сразу после утренней молитвы, получив благословение от отца Фотия и письмо к аббату святого Фомы. Не желая с утра беспокоить детей, отец Николай разрешил новоявленному ученику аптекаря отправиться ночевать не в схольный дормиторий, а в странноприимный дом, где поселился Мельхиор. Немудреные пожитки Приблуды уместились в тощий заплечный мешок. Рубаха на смену да кружка с ложкой – вот и все имущество монастырского сироты. Ложку ему подарил расчувствовавшийся перед разлукой сторож. Отец Николай вышел из дверей схолы вместе с бывшим питомцем и в последний раз тепло наставив его, облобызал на прощание. Приблуда силился сказать что-то, но видимо передумал и молча поцеловал руку своему бывшему воспитателю. Мельхиор, чувствуя в глубине души смущение, простился с педагогом и, сославшись на ранний подъем, откланялся. Почему-то все это время ему и в голову не приходило, что для сироты Иоанна этот дом был родным.
* * *
В общем дормитории странноприимного дома было довольно пустынно. Оно и понятно, сенокос – не время для паломничества. Мельхиор устроил Джона на небольшом топчане и вдруг ахнув, ударил себя по лбу. Порывшись в сумке, он извлек оттуда небольшую скляницу с бело-желтой мазью и велел задрать рубаху и лечь на живот. Джон испуганно взглянул на Мельхиора, но возражать не посмел. Следы розог потемнели, кое-где кровь все же выступила, но в общем, пустяки пустячные. Он смазал ссадины и велел полежать так, пока мазь не впитается. «Ну что, терпеливец, легче? К утру и памяти не останется». Приблуда молчал, прикрыв глаза. После всех сегодняшних треволнений он уже не знал, чего ожидать от этого странного человека. Мельхиор присел на пол рядом с ним.
- Ты со всеми попрощался, Джон?
- Нет, - нехотя признался тот. – Я не простился с отцом Николаем.
- Нехорошо, - покачал головой Мельхиор. – Негоже обижать тех, кто печется о нас.
Джон горько усмехнулся, но совладал с собой.
- Вот я и не сказал…
- Чего не сказал, Джон?
- Что ненавижу его так же, как он меня, - просто ответил тот.
Мельхиор осекся. Джон помолчал еще немного, очевидно, собираясь с духом.
- Отец Мельхиор, а вы и вправду меня накажете, когда мы придем... в Скарбо?
- Что?! Ах да!.. Нет, Джон, надеюсь, не придется. А ты не будешь врать и удирать от меня?
- Надеюсь, не придется, отец Мельхиор.
Мельхиор расхохотался и ласково щелкнул Джона по макушке.
* * *
Монастырь просыпался затемно. Уже топили печи на кухне, скрипел ворот в колодце, поили скотину перед тем, как выгнать ее в луга. Вкусно пахло свежим хлебом. Заспанные помощники повара расставляли столы и лавки, сдвинутые вечером, чтобы вымыть пол в трапезной и на кухне, - отец Фотий непорядка не терпел. В трапезной брата-травника щедро оделили четвертью ковриги, крепкими молодыми луковицами, куском сыра и сверх того внушительным кольцом колбасы. Колбасу подсунули в знак приязни: травник успел вчера составить кухарям добрую мазь от ожогов. «Загляни к нам перед дорогой и мальчишку нашего приводи!» - пробасил брат-повар. Мельхиор еще раз сбегал в травню и проверил, все ли мешки с собранными травами он упаковал. Подумал и оставил инфирмарию в подарок треть всей собранной валерианы. У отца Николая работа нелегкая, пригодится.
На тюфяке завозился Приблуда, потер глаза и с недоумением огляделся. Мельхиор увязывал дорожную провизию, стараясь не слишком измять свои бесценные травы. Заметив, что ученик все равно проснулся, Мельхиор кивнул ему: “Salve, discipule!” Тот растерянно молчал. Ах да, вспомнил Мельхиор, ты же у нас простец!
- Ну иди сюда, дурачок, не бойся. Я сказал тебе «Salve, discipule». Это значит «привет, ученик». Видишь, не так страшна латынь, как кажется. А ты мне отвечай «Salve, magistere». Ну давай, отвечай. Вот, умница. И запомни: Non enim tam praeclarum est scire Latine, quam turpe nescire. Запомнил? А теперь беги во двор умойся и пойдем.
Все правда. Не приснилось. Еще вчера он ненавидел этого человека и призывал на его голову страшные кары. Но никогда еще Иоанн-нераскаянный не благодарил Бога за пробуждение так, как этим утром.
* * *
В кухне кипела работа, стучали ножи, в огромном котле варилась овсяная каша, помощники повара чистили овощи к обеду. Странникам щедро плеснули только что процеженного молока с утренней дойки и отрезали по изрядному ломтю вчерашнего хлеба. «Кушай, Приблуда, - гудел брат-повар, - а то опозоришь аббатство. У Фомы-то все толстые, как бочки. Скажут, не подходишь ты нам, недокормыш, и назад вернут». Иоанн помертвел от ужаса. «Тьфу, брат Петр, ну что ты за человек! – возмутился Мельхиор. – Успокойся, Джон. Не вернут». Джон благодарно взглянул на учителя, но брат-повар не унимался. «Не вернут, так раскормят. Там устав такой: кто меньше пяти пудов весит, тот и не монах вовсе!» «Так иди к нам поваренком, глядишь, и поправишься», - под общий хохот отбрил Мельхиор. Отец Петр хоть и басил, как из бочки, был костляв и никак не мог добиться благообразной полноты, приличествующей его статусу. «Вот и корми тебя, насмешника! – расстроился повар. – Никакого почтения к благодетелям. И Приблуду нашего тому же научишь. Оставайся-ка ты лучше с нами, малец!» «Нет, - неожиданно твердо ответил Джон. – Отдали, так уж отдали». Повар захохотал и одобрительно хлопнул Джона по спине.
Колокол гудел, и со всех сторон к церкви подходили монахи и насельники аббатства. Не было слышно ничего, кроме шагов и колокольного звона. Даже веселые повара шли с торжественными отрешенными лицами, губы отца Петра чуть шевелились, повар читал в уме молитву. Отец Николай вел за собой сонных детей. Увидев Иоанна, мальчишки за спиной наставника оживились, стали молча кривляться и корчить рожи. Мельхиор с грустью взглянул на них и поторопил Джона.
* * *
Хор голосов взмывал под самый купол. Свечи потрескивали, и скорбный лик Девы возносился над всеми. В складках пурпурной мантии, прижимаясь к колену пречистой Девы сверкала золотой искоркой крохотная пчелка. Иоанн замолчал и опустил голову, чтобы случайно не выдать себя. В глазах у него стояли слезы. Его тайная отрада и утешение за все эти годы – Богородица-с-Пчелой в церкви обители святого Михаила глядела на него перед разлукой. Он вдруг понял, что больше не встретит Ее горького и ласкового взгляда. Мельхиор, продолжая петь вместе со всеми, крепко взял Джона за руку. Джон моргнул и украдкой вытер мокрые дорожки на щеках.
