* * *
Вечер ничем не отличался от утра. Разве только дождь перестал. Мельхиор и отец Сильвестр переворошили всю аптеку, подводя баланс по книге расхода снадобий, отметили все, в чем была недостача, отец Сильвестр составил список того, что нужно было принести из монастыря немедля, а также написал письмо к инфирмарию. Кое-что в конце недели, вместе с крупой и овощами, должен был привезти монастырский возница – не самое срочное, но все же необходимое. Джон сидел за столом и терпеливо перебирал прошлогодние ягоды можжевельника и шиповника, откладывая в сторону подпорченные. Не так уж и много их было, но порядок есть порядок. Отец Сильвестр искоса посматривал за ним, но ученик трудился с должным усердием, и постепенно старый аптекарь перестал обращать на него внимание. Дважды или трижды приходили посетители, и Мельхиор, извиняясь за беспорядок, ловко отыскивал им, что кому потребно. После вечерней службы, вернувшись из церкви, наскоро поужинали и легли спать. Так прошел первый день новой жизни, простой и безмятежный.
глава 6
А наутро Мельхиор и Джон вышли из города и отправились в обитель Святого Фомы. Вокруг расстилались поля, вдоль дороги разрослись густые кусты колючего боярышника и терна. Живая изгородь, изрядно запыленная и обтерханная, скрывала глубокие овраги, заплетеные ежевикой. Идти было довольно далеко, но день выдался ветреный, бессолнечный, даже лужи на дороге успели слегка подсохнуть. Мельхиор, погруженный в собственные невеселые мысли, угрюмо молчал. Джон не осмеливался его беспокоить и изо всех сил поспешал за наставником.
Отец Сильвестр, не слишком впечатлившись историей с венком, все же согласился принять Иоанна, но у аббата могли возникнуть кое-какие расспросы. Главным препятствием, конечно, было полное невежество ученика, а также грубое нарушение всех правил приема воспитанника в аббатство. Дом Трифиллий мог потребовать возвращения неуча обратно под опеку св. Михаила, но об этом Мельхиор старался не думать. Получалось неважно.
* * *
В аббатстве они сразу пошли к инфирмарию. Иона, как обычно, возился на огороде и радостно приветствовал Мельхиора. Рыжий тщедушный мальчик, отирающийся возле молодого аптекаря, робко поклонился Ионе. Сбивчиво Мельхиор объяснил, как получилось, что он завел себе ученика, не спросясь у аббата. Иона покачал головой. Добро бы Сильвестр, старому аптекарю аббат простит что угодно, но ты-то на что рассчитывал! Мельхиор велел Джону погулять в сторонке. Отрок и сам забеспокоился, затосковал, Иона кликнул Флора и велел ему показать новому ученику аббатство, а после ждать их во дворе.
- Отец-то хоть что сказал? - сжалился Иона над собратом.
- Сказал, пусть остается, там посмотрим.
Иона только покачал головой.
* * *
Суд дома Трифиллия был суров и краток. Если способности отрока не подтвердятся, он должен вернуться обратно, а брат Мельхиор будет строго наказан за самоуправство и посажен на хлеб и воду на два месяца. Если же мальчик и впрямь так смышлен, как утверждает брат Мельхиор, значит, быть по сему. Будет числиться в аббатстве учеником аптекаря, но с условием - у отца Сильвестра. Впрочем, епитимья на брате Мельхиоре останется. Самонадеянности и гордыни отец Трифиллий не терпел.
Испытание настоятель решил провести тотчас. Инфирмарий, Мельхиор и притихшие мальчишки следовали за ним до аптекарского огорода. Там аббат взял Джона за локоть и велел без подсказки отыскать траву, унимающую зубную боль. Сердце Мельхиора оборвалось. Откуда же знать дурачку! Джон вяло трепыхнулся и попросил дать ему время подумать. Инфирмарий опечалился – жаль Мельхиора, да и мальчишке, конечно, было бы лучше в аптеке. Эх, брат Мельхиор, школяр ты и торопыга, как говаривал Сильвестр.
* * *
Джон закрыл глаза и закричал изо всех сил. Даже Мельхиор не слышал его крика, а ведь кричал он целую вечность. Он звал и звал их, холодея от ужаса при мысли, что они не придут. Они пришли. Боль, зубная боль, темно-багровая, раскаленной иглой, разрастается исподволь, раскалывает голову. Нежный сиреневый колокольчик звал откуда-то снизу. Джон сел на корточки, прислушиваясь к одобрительному пофыркиванью Белого, протянул руку и коснулся невысокого кустика с мелкими красновато-лиловыми цветочками. Таких скромных растеньиц тут росла целая купка. Растеньица пахли приятно и чуть-чуть грустно. Поодаль звенела бледно-зеленая песенка. Зубы, зубы болят, ноют, прохлада, зеленоватая прохлада, он не удержался на ногах и упал на колени. Пальцы его ушли в теплую рыхлую землю, влажную землю, там молча пели белесые корешки, сплетались, тыкались наобум, Черный зашипел, оскалился, Джон отдернул руку. Не хватало еще чего-то. Было еще что-то. Легкое потявкивание Белого не давало завершить. Где эта, зеленоватая, пахучая, холодная как льдышка? Вот! Джон стоял на коленях перед измятой клумбой, сжимая в пальцах нежный стебелек мяты. Было очень ярко, в голове слегка шумело.
Настоятель посмотрел на Иону, тот солидно признал, что ореганум и мента действительно помогают от зубной хвори. Для полного сбора было бы хорошо добавить гиперикум, но и так видно – ученик заслужил похвалы. Отец Трифиллий кивнул и велел Мельхиору, как закончит все дела, связанные с аптекой, дойти до брата-келаря, подыскать платье, подходящее для ученика. О епитимье для брата Мельхиора разговор будет позже, после вечерней общей молитвы. Мельхиор поклонился аббату, и тот, благословив Иоанна, ушел. Иона взял списки, заготовленные в аптеке, и отправился собирать требуемые припасы.
Шум в голове, волны, наплывающие ароматы и звенящие круги нахлынули и захлестнули Джона. Его вытошнило прямо на монастырском дворе. Мельхиор испуганно гладил его по рыжим волосам, шепотом успокаивал, а потом, взяв на руки, отнес к Ионе.
* * *
Инфирмарий, отсыпая сушеные корни девясила и фиалки, мрачно смотрел на молодого травника. Тот до сих пор был бледен и растерян. Сам вскипятил своему мальчишке медовый отвар с пустырником и мятой, уложил спать в госпитале и до сих пор вскидывается, шарит руками по столу, нервничает. Не проживи Иона с ним бок о бок почти шесть лет, заподозрил бы неладное. Но Мельхиор, слава Богу, к мальчишкам склонности не имеет. Не напоить ли и его пустырником, чтоб на человека стал похож? Наверное, стоит.
Мельхиор покорно проглотил настойку и содрогнулся от густой терпкой горечи. В голове слегка прояснилось, и он уже вполне спокойно обсудил с Ионой, как и когда нужно будет совершать осенние закупки, очевидно, что необходимо будет при первой же возможности возобновить запасы толченого коралла, хотя это и дорого. Рассказал, каких трав и сколько он привез в аптеку из дальнего похода. Попытался было помочь взвесить порошок аконита, но тут уж Иона прицыкнул на него по старой памяти и велел, коли руки чешутся, то взять ступку и растереть горчицу. Тот повиновался, и дальше разговор шел под мерное постукивание пестика. Новостей было мало, в Скарбо, к счастью, все шло тихо и мирно, под конец Иона, увязав все, что просил отец аптекарь, осторожно задал вопрос, который с самого начала вертелся у него на языке.
- Мельхиор, скажи-ка, а ты уверен, что твой паренек не того… - инфирмарий помялся, подбирая нужное слово, - не врет тебе? Вдруг все же его где-то учили да вытурили за что-то?
- Если б так! – вздохнул Мельхиор. – Ну а толку-то ему врать? Слава Богу, что не осрамился. Выгнал бы его дом Трифиллий в два счета. Что бы с ним тогда было? И тебе спасибо. Обоих ты нас выручил. Не маши рукой, сам знаешь, что так.
Да вот Богу ли слава? К счастью, инфирмарию довольно было земных дел и простой ясной веры, про тонкости и тайности он старался не думать и не любил, когда его втягивали в заумные разговоры. Это Мельхиор помнил отменно.
- Ну епитимью-то все равно оставят. Выдержишь ли?
- К тебе же и приду, - невесело отшутился травник.
Оба замолчали. Мельхиор заметно успокоился и оттаял. С Ионой было легко, он всегда твердо знал, что надобно делать, и трижды прав был Трифиллий, назначивший его инфирмарием. Такие, как Иона, – соль земли, все их дела мудры, правильны и обоснованны. Не чета ему, олуху Царя Небесного. Инфирмарий встал, и они отправились посмотреть, как там Джон. Тот безмятежно спал, за окном госпиталя жужжали пчелы, издалека слышался стук топора – кололи дрова перед трапезной.
