- А ты так преуспел в нем, брат Мельхиор?

- Нет, отец Сильвестр. И в мыслях у меня того не было.

- Тогда как же ты намерен воспитывать этого птенца?

- Отец Сильвестр, - Мельхиор перешел на латынь. – У этого мальчика редкий дар интуитивно различать полезные травы. Я уповал лишь на вашу мудрость, потому что такой талант должно развить. Простите, я виноват перед вами и понимаю, как велика моя вина.

- Мельхиор, - ответствовал отец Сильвестр, – а почему на латыни? Мальчик не знает ее?

- Нет, господин мой. Он сущий неуч.

Отец Сильвестр смерил Джона суровым взглядом.

- Отрок, а как отзывались о тебе твои учителя?

Джон выдержал взгляд старика и опустил глаза не сразу, хотя и знал, что смотреть в упор на старшего было злонамеренной дерзостью. Он уже понял, что в ученики аптекаря его не возьмут. Стоило ли лгать?

- Отец Николай называл меня худшим из всех. Он говорил, что я туп как полено и настоящее бедствие для схолы. Отец Фотий увещевал меня. Дважды. Я… я круглый невежда. Не ругайте отца Мельхиора, он не знал. Он очень добрый и ученый. Я не сказал ему, какой я дурной.

Отец Сильвестр усмехнулся и молвил, все еще на латыни:

- Ну, если его природный ум хотя бы вполовину равен его нахальству, то перед нами новый Аристотель.

Он сунул Мельхиору лампу и, подняв с пола мокрую сумку, буркнул, уходя к себе:

- Переодень его и покорми, да смотри, тоже поешь. Дашь ему настойки, еще захворает с такого купания. После сего придешь ко мне. Траву я разберу сам. Ну что ж, значит, Иоанн.

* * *

Джон, скорчился на полу в коридоре и рыдал, уткнувшись в колени. С рыжих волос, потемневших от дождя, капала вода. Мельхиор ласково погладил его по голове.

- Вставай. Вставай и пойдем.

- Отец Мельхиор, - задыхался от слез Джон, - я же говорил вам, что не гожусь! Я же знал… Я же соврал вам тогда, отец Мельхиор.

- Джон, уймись. Встань.

- Отец Мельхиор, не отсылайте только назад. Лучше убейте меня или отдайте нищим. Ну пожалуйста!..

Мельхиор опустил лампу на пол, поставил Джона на ноги, вытер ему лицо рукавом и улыбнулся.

- Дурень ты и есть. И маловер, к тому же. Отец Сильвестр принял тебя.

* * *

Мельхиор достал из кладовой тюфяк и отнес в свой закуток, который отныне им предстояло делить с Джоном. Проследил, чтобы Джон переоделся. С облегчением скинул мокрую дорожную рясу, нырнув в привычный старый хабит.

Странно было видеть на том месте, где спал брат Иона, рыжего мальчишку, тонувшего в ветхой рясе отца Сильвестра. Странно было думать, что теперь это зрелище будет привычно для всех троих на долгие годы. Странно было помыслить о хитром Божьем промысле, связавшем в одной узорной канве жалкий веночек, валяющийся на дороге, гневного отца Николая, ослушника Джона и любопытного травника Мельхиора.

В теплой кухне пахло овощной похлебкой, майораном и пряностями. В пузатых больших бутылях зрели настойки на травах и ягодах. Бутыли специально выдували по распоряжению дома Трифиллия. Джон судорожно осматривался и жался в непривычной обстановке. Мельхиор усмехнулся, кивнул ему на лавку за столом, прихватил две миски, налил в них еще горячего супа, отломил кусок хлеба и велел читать молитву. Сразу же давать уставшему ребенку крепкую настойку травник не решился - пусть сперва поест. Пока Джон, обжигаясь, с жадностью глотал горячую похлебку, Мельхиор растолковал ему, что хотя кухня и рядом, но внеурочная еда – вещь в этих стенах в принципе немыслимая и допустима лишь постольку, поскольку путники или немощные в руке Божией. Джон поспешно закивал с набитым ртом. «Не жадничай, - улыбнулся Мельхиор, - еще положу. Нравится у нас?» Джон серьезно посмотрел на учителя и тихо сказал: «Здесь как в раю».

* * *

Пора было идти к отцу Сильвестру. Учитель вставал до рассвета, а ложился рано, и задерживать его было негоже. Мельхиор отвел Джона в комнату, заставил выпить рюмку малиновой настойки и сказал:

- Сиди тут, да смотри не шуми. А лучше всего, помолясь, ложись спать. Меня не жди.

Джон шмыгнул носом и с отчаяньем посмотрел на Мельхиора.

- Ну что? Горшок под кроватью, там же опилки. Присыплешь – и все в порядке. Что еще?

- Вам очень достанется за меня? Я не хотел…

- Да уж поменьше, чем тебе за меня, - ухмыльнулся Мельхиор. – Не болтай глупостей. У нас и кроме тебя есть, о чем поговорить. Ложись спать, лампу я потушу, в темноте не заблужусь.

* * *

Отец Сильвестр разбирал мешок, раскладывая травы на сундуке.

- Что так долго? Я с утра ждал.

- Мы пережидали дождь, - Мельхиор достал из мешочка оставшиеся деньги и с благодарностью вернул их учителю.

- А... ну, вижу, поскромничал. Денег возьмешь еще. Если его оставят, купишь одежду получше. Фотий ведь не дал?

Мельхиор покаянно развел руками. Отец Сильвестр сел на лавку и горько вздохнул.

- Ну, рассказывай, чадо. Чем это ты нас одарил?

Когда Мельхиор закончил рассказ, отец Сильвестр покачал головой.

- Неслух сам, неслуха и подцепил. Зря тебя в монахи отдали. Как был школяром, так им и остался. Не знай я тебя так хорошо, решил бы, что твое семя.

- Да разве мы похожи? – смутился Мельхиор.

- Похожи - не похожи, не в том дело. Видишь, он как тебя защищать полез. Смотри, Мельхиор, не избалуй парнишку. Ты его выдрать-то сможешь, учитель?

- Наверное. Если будет за что…

- Если он и вправду таков, как ты, так будет за что, не сомневайся. Завтра, уж ладно, отдохните, в аптеке ревизию проведем, и я к твоему Иоанну присмотрюсь. А послезавтра пойдешь в монастырь, заодно представишь его и передашь дому Трифиллию бумагу на твоего мальца. Пускай уж аббат сам решает, гнать его в шею или оставить приблуду.

Мельхиор вздрогнул.

- Отец Сильвестр. Его так дразнили у Святого Михаила. Я обещал никому не говорить…

Старый аптекарь усмехнулся.

- Ну вот. Дерзок, враль, да еще и гордец впридачу. Часом, не колдун? Мало мне с тобой заботы было, теперь вдвое будет. Ладно, иди уж. У Фотия-то как дела?

- Да неплохо, кажется. Урожай хорош, дожди вовремя.

- Ну, иди. Иди с Богом. Завтра дел невпроворот.

* * *

Мельхиор проскользнул черным коридором и остановился. В полной тишине чуть слышно, почти шепотом Джон что-то говорил нараспев. Поет? Молится? Травник потянул на себя дверь, та скрипнула, Джон застигнутый врасплох, оцепенел. Потом принужденно обернулся, зевнул и смущенно извинился перед учителем. Ослушался, хотел дождаться – и уснул. Врет? Не врет? В глазах ни крупинки сна, только тревожное ожидание, щеки раскраснелись. С другой стороны, Мельхиор, мало ли что могло прийти мальчишке в голову? Ну, пел, думая, что один, а теперь отчаянно этого стыдится. Все-таки рюмка настойки отца Сильвестра – это не только лекарство, особенно для ребенка. Дождь все сильнее и сильнее. Шорох дождя, как топоток крохотных лапок. Будет отмалчиваться дальше? Соврет? Опять разрыдается?

- Джон, - устало сказал Мельхиор, - ступай спать. Хватит уже на сегодня.

Джон нерешительно слез со скамьи, подошел к учителю и молча поцеловал ему руку. Потом тихо прошептал молитву на сон грядущий и лег, отвернувшись к стене, руки на одеяле. Все-таки отец Сильвестр прав. Заботы теперь прибавится.

глава 5

Наутро за окном так же шел дождь. Серое хмурое утро, один из тысячи дождливых дней Скарбо. Спасибо отцу Сильвестру, милостивцу, что не приказал с утра идти в монастырь. Джон безмятежно спал, свернувшись клубком, самый обычный взъерошенный ребенок, слегка недокормленный, чуть строптивый.

- Вставай, соня! День на дворе, - и когда Джон в испуге вскочил, как подброшенный, улыбнулся ему. - Salve, discipulus!

- Sa… Salve, master.

- Не мастер, Джон, а магистр. Но гляди-ка, запомнил! Надо же!

Джон поежился – в комнате было сыровато. Мельхиор велел ему оправиться и приходить в кухню, прямо по коридору.

* * *

В кухне жарко горел огонь, одежда Джона успела не только высохнуть, но даже нагреться, отец Сильвестр сидел за столом, тщательно отсчитывал коричневые шарики и звезды странной формы и взвешивал их на крохотных весах. Джон робко поклонился ему, но тот, занятый подсчетами, только отмахнулся. Мельхиор в чистой опрятной рясе велел сесть и не путаться под ногами. По столу были разложены аккуратными горками шарики, звездочки, кусочки какой-то коры и прочие странные предметы. Завивались сухие полоски белого и желтого цвета. Джону показалось, что кухня тонула в зыбком сказочном аромате, запах опьянял, дурманил, сладостно щекотал ноздри. Раздался звон колокольчика.