* * *
Заглотыш его интереса не разделил и прямо обозвал приятеля дураком. Про таинственного зверя мантикору он и слушать отказался, а когда Джон выдохнул, что мол хочется хоть раз своими глазами увидеть настоящую бестию, прямо хоть в лес беги, щуплый Заглотыш чуть не отвесил ему тумака и зашипел на недоумка: «Ты, дурак, хоть знаешь, каково это – с оборотнями? Они же злые, чистые бесы. И глаза у них желтые, как у козла, а на кого глянут – тот уже не спасется никогда. Он тебя цапнет, а к новой луне уж и ты сам завоешь». Джон, услышав о желтоглазом бесе, отшатнулся и тайком перекрестил сердце. Заглотыш смотрел на него так, словно видел насквозь, со всеми его страхами и свинцовыми снами. Потом помолчал, помялся и вдруг шмыгнул вечно сопливым носом и опять стал обычным оборванным недокормышем. «Слышь, - протянул он, - а попроси у своих маслица бы. Клеверного или зверобойного. У деда моего совсем с ногой плохо, как бы не помер. А не согласятся, ты отлей мне тихонечко, ему же мало надо... Ну хоть на тряпочку наплескай, а я вечером бы пришел...». Джон посмотрел на приятеля и тряхнул головой. «Давай уж, куда тебе налить? Только ты сегодня не приходи, темно будет. Я лучше завтра сюда принесу. Мельхиор добрый, он точно разрешит».
* * *
Помощник аптекаря рассеянно скользнул взглядом поверх макушки Джона, кивнул головой, разобрав смущенное бормотание, и в просьбе отказал. Вместо этого он велел ученику отвесить резаных корней девясила, взять ступку и три ложки топленого сала из корчаги в кухне. «Ну вот, Джон, и твой первый заказ, - улыбнулся он. – Сиди и растирай корешки, только смотри, как следует, потом сваришь их с салом да процедишь через тряпицу. Варя, читай Розарий, четыре тайны прочтешь, не тараторь только, не торопись. Вот тот ковшик возьми, маленький. Завтра Михеля научишь, как обращаться с мазью, а понадобится – сделаешь еще». Возиться с твердыми корнями Джону не очень-то нравилось, но спорить с Мельхиором он не стал, уселся на лавку и старательно заработал старым бронзовым пестиком. И в самом деле, хорошо, что Заглотыш сегодня не придет – до вечера можно и не управиться, взрослые проверяли реестры и описи, готовясь к визитации, им было не до Джона, который наверняка опять держал ступку не так, как должно, и растирал благословенные коренья без надлежащего усердного внимания. К вечеру сильно похолодало, в теплой кухне перед очагом было так уютно, толченый девясил пах летом, пыльной дорогой, той самой стеной, нагретой солнцем, возле которой гарденарий Инна рассаживал свои пионы. Кому теперь дом Трифиллий доверит золотые розы? Интересно, отчего это дедушка Заглотыша не придет в аптеку сам?
Появился Мельхиор, глотнул воды из ковшика, посмотрел, как продвигаются дела. Остался доволен, дал пару советов и удалился вновь. Поздно вечером, засыпая, Джон услышал за ставнями странный шорох, как будто по улице кто-то скользил по твердому сбитому снегу. Сердце захолонуло в груди, а потом заколотилось о ребра изо всех сил. Ночью рассказы о растерзанных в лесу становились чудовищной правдой, от которой нет спасения. Внезапно тишину разорвал яростный и тоcкливый волчий вой. Нет, Господи, только не у нас, только не с нами! В комнату заглянул встревоженный травник, велел не бояться, благословил на ночь. Джон еще долго лежал в темноте, судорожно сжимая Розарий, и думал о Заглотыше. Он говорил так, будто видел их своими глазами.
* * *
Утром город потрясла новость. Городской стражник, обходя улицы, обнаружил на пустыре два трупа. Говорили, что один из убитых – ребенок, но в точности никто ничего не знал, стражники от объяснений отказывались, сказали только, что вскоре непременно схватят убийцу и казнят на рыночной площади. На мессе горожане совместно молились о прощении грехов несчастных жертв и об избавлении Скарбо от скверны. После мессы отец Альберт задержал паству и велел взбудораженным горожанам быть бдительными и ускользать из ловушек Сатаны. Надобно удерживаться от губительной власти греха, ибо казалось бы, невеликий и простительный грешок непременно повлечет за собой следующий, и так сплетается сеть, потому что дьявол зорок и неленив. Один раз поддавшись ему, не думайте, что он про вас забудет, помните об этом, возлюбленные чада, - тут отец Альберт понизил голос, - и покрепче запирайте двери на ночь. Как двери сердца перед татем в ночи, так и... вообще запирайтесь, да повнимательней следите за детьми.
* * *
Джон, взвинченный обрывочными слухами, места себе не находил и наконец взмолился, чтоб ему разрешили сбегать к рынку. Вдруг деду стало хуже, и Заглотыш все же пошел вечером в аптеку? «Только быстро, - шепнул травник. – Одна нога здесь, другая там, да мазь не забудь захватить. И не попадись по дороге Сильвестру».
Заглотыша Джон увидел почти сразу же. Тот, видимо, уже в сотый раз рссказывал всем желающим, как было дело. Погибли двое из городских нищих: колченогий слепой Ред и его девчонка-поводырь. Они вчера задержались где-то и возвращались домой напрямки, пустырями. Там их, очевидно, и сцапали, на полпути от общей хибары. По всему выходило, что у Реда были кое-какие свои темные делишки, кто-то с ним за что-то поквитался, да и Салли заодно прирезали. Скупой рассказ прямо на лету обрастал красочными подробностями касательно ран у Реда на груди и в боку, да как Салли ползла в сторону дома, пока окончательно не истекла кровью. Тетки отходили от мальчишки слегка разочарованные, но, в общем, довольные – можно было немедля прийти домой и рассказать последние новости, полученные из первых рук. Увидев всклокоченного и запыхавшегося Джона, Заглотыш сбивчиво закончил рассказ и мигнул приятелю, мол пошли, дело есть. По всему было видно, что ему не терпелось что-то сказать, но разговор был тайный. Джон отдал другу снадобье, начал было объяснять, как им пользоваться, но юный нищий сделал ему страшные глаза и сладким голосом произнес: «Вот уж спасибочки! Ну пошли к вам, раз так, пускай отец Сильвестр все мне объяснит!» А потом обернувшись к теткам заохал – вот холодно стало совсем, сестренка у меня простыла, как бы не слегла, монахи мазью помогли.
«Ты что мелешь? -изумился Джон - Какая сестренка? Это от язвы!»
«Заткнись, балда!» - сквозь зубы прошипел Заглотыш, продолжая улыбаться.
* * *
По дороге к аптеке нищий кратко объяснил, что Хьюго убил бы обоих, и деда, и Михеля, кабы узнал, что старик пытается залечить язву. Жалко очень деда, спать он не может, так нога у него болит. А ты зря языком-то не бей о зубы, а то дружбан тоже! Лучше слушай, что скажу.
Оказалось, что утром в хибару пришел господин из магистрата и велел всем попридержать языки. Ред и вправду неоднократно приторговывал бойкой Салли, и потому в Скарбо все должны были решить, что смерть им пришла либо от пьяного ревнивца, либо кто отомстил девке и своднику за дурную болезнь. Ежели пойдут какие слухи, господин этот грозился изгнанием из города для всех, а Хьюго сказал, что кто хоть слово лишнее вякнет – удавит самолично. Ну удавить, может, и не удавит, но выпорет точно. Так что ты никому, Джон, ясно? Обоих их, и Реда, и Салли, задушили. А девку потом еще и грызли, зубами у мертвой шею рвали. Это я сам не видел, но знаю, кто видел. Мать Салли видела.
глава 23
Вернувшись домой, Джон ходил, как в воду опущенный. Жуткий рассказ Заглотыша не выходил из головы. Словно бы назло, двери почти не закрывались, колокольчик звякал постоянно, досужие старухи толклись в аптеке, примолкая только, когда из коридора показывался суровый отец Сильвестр. Через каждые пять минут всплывали все новые и новые подробности о нечестивом Реде и гулящей Салли, и с каждой новой сплетней все ярче горела перед глазами Джона рана на горле девчонки. Джон уже и сам не знал – это холодно в аптеке от постоянного сквозняка или ледяная тоскливая дрожь бьет его без остановки. Все ближе и ближе, вот теперь в самом Скарбо, и никто ничего не знает и знать не хочет, кроме горстки беспомощных калек. Как легко и вольготно было маленькому Иоанну под началом педантичного и строгого отца Николая – не ведал он ничегошеньки о малефиках, о бесах, об оборотнях, забавлялся со своими Зверьками да горя не знал, и самое страшное, что ему грозило, – это порка за леность или шалости. А теперь Джон с ужасом ожидал ночи, боясь еще раз услышать осторожные шаги под окнами, хриплое дыхание и обрушивающийся вой. После ужина он не выдержал, подошел к Мельхиору и, набравшись храбрости, попытался завести с ним разговор о последних событиях в Скарбо, а потом, задыхаясь и путаясь в словах от волнения, передал, как умел, рассказ приятеля. Мельхиор устало взглянул на ученика и посоветовал тому успокоиться. «Заглотышу своему не особо верь, - посоветовал он. – Не то чтобы он прямо тебе врал, а просто есть такие люди - тут приукрасят, там придумают, а другие потом, их наслушавшись, ночью не спят, воплями давятся». Джон так и замер на месте, огорошенный и оскорбленный. Разве сам Мельхиор прошлой ночью не слышал жуткой волчьей песни? Но травник перекрестил мальчика на ночь и велел, кроме обычных молитв, прочитать "Да воскреснет Бог" перед сном, а больше ничего не сказал, углубившись в собственные невеселые раздумья.
