Однако с наступлением темноты природные странности не заканчивались. Когда Александр и его соратники ночь напролет кутили у себя под навесом, Байсеза сидела на опустевшей палубе и наблюдала, как мимо проплывает земля, на которой обычно не было ни одного даже крохотного огонька. Если небо было безоблачным, она смотрела на слегка изменившиеся созвездия. И часто в атмосфере возникали сияния в форме стен или занавесов из света — трехмерные явления наблюдались высоко над погруженным во тьму миром. Она никогда не слышала, чтобы сияния когда-либо появлялись в столь низких широтах, и это навевало безрадостные мысли о том, предзнаменованием чему эти явления могут быть. Воздействие, оказанное Слиянием на мир, было отнюдь не поверхностным и могло действительно повлечь за собой глубокие разрушения планеты.

Иногда с ней рядом сидел Джош. Порой, когда македонцы затихали, они находили для себя темный уголок, в котором занимались любовью либо просто согревали друг друга в объятиях.

Но зачастую она оставалась наедине со своими мыслями. Понемногу женщина стала осознавать, что ее друзья были правы, когда говорили, что ей грозит опасность потерять себя в Глазе Мардука. Она должна была вновь научиться жить среди людей, и даже Джош не мог ей в этом помочь. Но она знала, что этим в очередной раз причинит ему страдания.

Предлогом для их путешествия стало желание Александра исследовать новый мир, поэтому каждые несколько дней вглубь континента он отправлял отряды, в состав которых он включил персов, греков-колонистов и македонских воинов. Отряды были высокомобильны, отличались гибкостью, а люди, в них входившие, были полны энергии и отваги. К каждому отряду добавили по нескольку британцев и снабдили топографами и картографами.

Первые принесенные исследователями сведения оказались безрадостными. Посланцы сообщали о разных диковинках: необычных скалистых формированиях, об островах, на которых росла необыкновенная растительность и водились еще более необыкновенные животные. Но это все были чудеса, созданные природой, тогда как творений рук человеческих не было и в помине. К примеру, полностью исчезла древняя цивилизация Египта. Изготавливаемые из песчаника огромные блоки их монументальных сооружений не были вырваны из своих природных гнезд, а в Долине Царей ничто не говорило о существовании человека, кроме нескольких пугливых, похожих на шимпанзе существ, которых британцы называли «людьми-обезьянами». Примитивные создания всегда держались недалеко от клочков леса.

Когда они причалили у берегов Иудеи, то почувствовали облегчение. Слияние не пощадило Назарет и Вифлеем; следов жизни Христа и тем более его распятия не обнаружили. Но недалеко от того места, где должен был находиться Иерусалим, под командованием британских инженеров разворачивалась небольшая промышленная революция. Джош и Байсеза посетили литейные цеха и дворы, в которых бодрые британцы, их взмокшие македонские рабочие и подающие надежды греческие подмастерья строили сосуды высокого давления, гигантские паровые котлы и экспериментировали с прототипами гребных винтов для пароходов и железнодорожных путей. Со своими подчиненными инженеры научились общаться на старогреческом языке, вставляя между делом английские слова вроде «коленвала» или «паровой головки».

Как и везде, строились быстро, чтобы воспоминания и опыт первого поколения, перенесенного сюда во время Слияния, не был навеки утерян. Но оказалось, что Александр, царь-воин, который всегда стремился во всем быть первым, почему-то каждый раз превращался в скептика, когда речь заходила о технологиях. Лишь изготовление прототипа заставило его изменить свое мнение. Аппарат получился похожим на эолипил[38] Герона — в утерянном прошлом греческий механик и математик был изобретателем механических новшеств — просто сосуд высокого давления с двумя соплами, расположенными под наклоном, которые должны были выпускать пар и крутиться, подобно дождевой установке для поливки газона. А вот Евмен невероятно быстро понял потенциал этого нового вида энергии.

Правда, сделать его оказалось не так просто. У британцев не было всех необходимых инструментов, поэтому пришлось буквально закладывать основы промышленной инфраструктуры, в том числе разрабатывать шахты по добыче угля и руды. Байсезе казалось, что пройдет лет двадцать, прежде чем они смогут изготавливать двигатели, по своей эффективности и мощности равные, скажем, двигателю Джеймса Уатта.

— Но ведь все начинается заново, — сказал Абдикадир. — Скоро во всех владениях Александра заработают насосы в шахтах, которые будут становиться все глубже и глубже, а вдоль берегов Средиземного моря начнут курсировать пароходы, и сети железных дорог пересекут Азию и дойдут до монгольской столицы. Этот новый Иерусалим станет «мастерской мира».

— Редди бы это понравилось, — сказал Джош. — Его всегда впечатляли машины. «Они — словно новая форма жизни на земле», — говорил он. И он же сказал, что транспорт есть цивилизация. Если было бы возможно пароходами и железными дорогами связать континенты между собой, то, вероятно, в этом новом мире не было бы места войнам, как и не было бы народов, а была бы единственная замечательная нация людей!

— А мне казалось, что он говорил, что в основе цивилизации лежит канализация, — сказал Абдикадир.

— И это тоже!

Байсеза нежно взяла Джоша за руку.

— Твой оптимизм придает сил, словно доза кофеина, Джош.

Тот нахмурился и сказал:

— Сочту это комплиментом.

— Но ведь новый мир будет не похож на наш, — сказал пуштун. — Македонцев куда больше, чем нас. Если новому миру и суждено возникнуть, то он будет говорить на греческом, если не на монгольском. А его религией станет буддизм…

В мире, лишенном мессий, в своем храме, затерявшемся глубоко в Азии, двое странных буддистских монахов, эти близнецы, рожденные временем, привлекали к себе все больший интерес со стороны как македонцев, так и монголов. Вернувшаяся к своему началу жизнь дряхлого ламы казалась идеальной метафорой и для Слияния, и для того ненормального состояния мира, которое оно после себя оставило, и для религии, смиренным сторонником которой был этот старик.

— Эх, — сказал Джош голосом, в котором чувствовалось сожаление. — Вот бы мне перенестись на два-три столетия вперед, чтобы посмотреть, что вырастет из семян, которые мы сегодня сеем!

Но по мере того как их путешествие продолжалось, подобные мечты о создании империй и счастливых мирах стали казаться тривиальными.

Греция оказалась безлюдной. Не важно, как глубоко поисковые отряды Александра проникали в густую чащу леса, который покрывал большую часть континента, следов величественных греческих городов, таких как Афины, Спарта или Фивы, им обнаружить не удавалось. Люди им тоже редко встречались: лазутчики сообщили, что видели несколько одичалых соплеменников и тех, кого они описывали словом «недочеловек». Не особо на что-то надеясь, а скорее для проверки, царь послал людей на север в Македонию, чтобы узнать, что осталось от его родины. Воины вернулись через несколько недель и привезли неутешительные вести.

— Кажется, что теперь в Греции точно больше львов, чем философов, — с глубокой тоской в голосе сказал Александр.

Байсеза печально заметила, что даже у львов дела шли неважно.

Всюду, где им доводилось побывать, им бросались в глаза следы экологической катастрофы. Леса в Греции медленно гибли, и им на смену приходили пустоши, поросшие кустарниками и низкорослыми деревьями. Земли Турции солнце начисто лишило какой-либо жизни, и теперь они были рыжевато-коричневого цвета.

— Красные, как на Марсе, — сказал Абдикадир, вернувшись из похода.

Когда они обследовали остров, который когда-то назывался Крит, Джош спросил:

— Вы заметили, как мало здесь птиц?

Сложно было точно оценить масштабы потерь, так же как и предположить, что могло попасть в Мир после Слияния. Но Байсеза подозревала, что повсюду полным ходом шла массовая гибель растений и животных, о причинах которой приходилось только догадываться.