Македонцы разбили лагерь и переночевали недалеко от места, где должен был находиться город. На следующее утро, ведомые царскими картографами, они отправились на запад, в направлении Вавилона, по бескрайней земле, и громкое эхо их шагов разносилось под небом. После Суз все казались подавленными, словно время своим чудовищным весом вдруг стало давить им на плечи. Иногда Байсеза ловила на себе взгляд какого-нибудь македонца и чувствовала, о чем он в тот момент думает: вот идет женщина, живая и в полном здравии, которая родится тогда, когда все, кого они знают, и всё, чего они когда-либо касались, превратятся в пыль. Она словно живой символ Слияния.

Ко всеобщему облегчению, им не пришлось пройти много километров прежде, чем на их пути появилась граница слияния времен, земля здесь опускалась на несколько сантиметров, и за ней открывалась дорога. На взгляд Байсезы, покрытая незамысловато вытесанным камнем дорога была проложена грубо, но, без сомнения, это все же было порождение цивилизации. Как потом они узнают от Евмена, это был отрезок Царской дороги, вокруг которой в былые времена объединилась вся Персия и которую Александр нашел чрезвычайно полезной, когда завоевывал империю персов.

Им пришлось двигаться еще несколько дней. Земля, расстилавшаяся по обе стороны, была ужасно сухой, только низкорослая растительность выживала в таких условиях. Здесь и там по краям дороги попадались насыпи булыжников и огромные прямолинейные канавы, явно искусственные, но давно заброшенные, поэтому их назначение было непонятно.

Каждую ночь, когда они разбивали лагерь, Кейси включал радиостанцию в надежде получить сигнал от экипажа «Союза», затерявшегося где-то в неизведанных просторах Азии. Делал он это в условленное заранее с космонавтами время, но те ни разу так и не вышли на связь с того самого дня, как начали спуск на Землю. Также Кейси следил за сигналом, который продолжал исходить от неизвестного радиомаяка, который, по их предположениям, размещался в Вавилоне. Он все еще оставался неизменным — просто чирплет[28], передаваемый на разных частотах, как технический испытательный сигнал. Кейси вел записи о его местонахождении, времени, силе и характере, и все его грубые расчеты продолжали говорить, что источник сигнала в Вавилоне.

И еще были сферы, вернее их отсутствие. Чем дальше они продвигались на запад, тем меньше их становилось, промежутки между ними, соответственно, увеличивались, пока в один прекрасный день Байсеза не осознала, что прошагала целый день, так ни одного из них не увидев. Никто не знал, что сулил им этот факт.

Наконец они подошли к следующему шву времени. Передовой отряд остановился перед границей зелени, которая растянулась, прямая, как под линейку, с севера на юг. Стоя на выжженной солнцем стороне, воины не решались двинуться вперед.

На западе, по ту сторону границы, были многоугольники полей, перечеркнутые здесь и там сверкающими на солнце каналами. Между полями были широко разбросаны невысокие уродливые хижины, обмазанные с виду еще сырой глиной. Хижины напоминали огромные куски грязи, вылепленные неумелыми руками. Байсеза заметила завитки дыма, что говорило о том, что здесь кто-то жил. Несколько коз и бычков, привязанные веревкой к кольям, уныло пережевывали жвачку. Но людей нигде не было.

— Знаменитые ирригационные каналы Вавилона, — сказал Абдикадир, стоя рядом с Байсезой.

— Должно быть, это и вправду они.

Некоторые каналы представляли собой продолжение тех сухих обветшалых канав, которые она заметила раньше. Они были «осколками» инженерной мысли древности, которые не пощадило время. Но соединенные воедино отрезки из разных эпох вызывали настоящие проблемы: участки из поздних времен, те осыпавшиеся из-за эрозии канавы, блокировали доступ воды из реки в остальные части ирригационной системы. Некоторые уже начали высыхать.

— Давай покажем пример остальным, — предложил пуштун и без колебаний пересек невидимую, неосязаемую черту между двумя кусочками Мира.

Отряд последовал за ним и продолжил свой путь.

Богатство этой земли бросалось в глаза. Большая часть полей вроде была засеяна пшеницей с толстыми колосьями, которую Байсеза прежде не видела. Росло здесь и просо, и ячмень, а местами даже возвышались мощные рощи финиковых пальм. Сесиль де Морган поведал, что однажды жители Вавилона сложат песни об этих пальмах, в которых перечислят триста шестьдесят способов их использования, по числу дней в их году.

Прятались ли крестьяне или нет — трудно сказать. Было ясно одно: это место — уже не те пустынные земли, через которые им пришлось идти много дней. Армия Александра могла рассчитывать на плоды этих богатых хозяйств. Байсеза понимала, что в общении с крестьянами понадобится тонкая дипломатия. При помощи своих воинов царь мог получить все, что пожелал бы, но лишь местные жители знали все тонкости выращивания урожая на этих полях, а многочисленная и голодная армия македонцев не могла позволить себе, чтобы пропало хоть одно зернышко. Возможно, первым делом Александру следовало приказать воинам и инженерам восстановить систему ирригации…

— Знаешь, мне с трудом верится, что это Ирак, что мы всего в ста километрах к югу-западу от Багдада. Эти плодородные земли кормили империи тысячелетиями.

— Но где же все?

— Разве можно упрекать крестьян за то, что они прячутся? Половина их богатых угодий исчезла, а вместо них появились полупустыни. Каналы высохли. От безжалостных дождей погибает урожай. А что там маячит на горизонте? Да просто величайшая армия, какую когда-либо видел древний мир… Ага, вон там, — он остановился и показал рукой вдаль.

На западе она увидела здания, стену сложной конструкции и что-то похожее на ступенчатую пирамиду. Издалека все это казалось ей серым и расплывчатым.

— Вавилон, — прошептал Абдикадир.

— А это — вавилонская башня, — сказал Джош.

— А чтоб меня, — изумился Кейси.

Основные силы македонцев вместе с обозом присоединились к авангарду и широко растянулись лагерем на илистых берегах Евфрата.

Александр решил подождать один день, прежде чем войти в город. Так он решил проверить, выйдут ли высокие вавилонские сановники приветствовать его. Никто не появился. Тогда он выслал лазутчиков осмотреть стены города и его окрестности. Лазутчики вернулись в целости и сохранности, но, как показалось Байсезе, выглядели они потрясенными.

Как бы там ни было, но Александр намеревался войти в древний город при полном параде. Поэтому на рассвете, в вышитом золотом плаще и с царской диадемой на голове, он сел на коня и повел свое войско к городским вратам. Рядом с ним двигался Гефестион, а фаланга окружавших их гипаспистов образовывала вокруг них прямоугольник могучих мускулов и железа. Царь не показывал виду, что эта поездка верхом, вероятно, причиняет ему боль. Байсезу поражала его сила воли.

Евмен и остальные приближенные шли за повелителем свободным строем. Среди них был капитан Гроув вместе со своими старшими офицерами и группой солдат и Байсеза с пилотами «Птички-невелички». Женщина чувствовала себя немного смущенной посреди столь величественной процессии, ведь она и остальные гости из будущего были намного выше македонцев, что не могла скрыть пышность праздничных доспехов воинов железного века.

Крепостные стены города представляли собой довольно впечатляющее зрелище: три кольца из обожженного кирпича и булыжника, окруженные рвом общей длиной, наверное, километров двадцать. Но признаков наличия горожан нигде не было видно: ни дыма из очагов, ни солдат, неусыпно выслеживающих врагов с высоты крепостных башен, а большие городские ворота стояли и вовсе открытыми настежь.

— В прошлый раз, когда Александр въезжал в Вавилон, все было по-другому, — ворчал Евмен. — Встречать нас выехал лично сатрап. Дорога была усеяна лепестками цветов, а воины вывезли клетки с ручными львами и леопардами. Жрецы и пророки танцевали под звуки арф. Это было великолепно! Именно так подобает приветствовать своего повелителя! Но это…