Коля находился в бытовом отсеке вместе с их скафандрами и прочей ненужной одеждой, окруженный рухлядью, которую они везли со станции. Сейчас они вряд ли смогут открыть люк и выбросить все это в космос. Решение о том, что он будет спать здесь, помогло им выиграть для себя немного больше пространства или, если называть вещи своими именами, не дало трем космонавтам, находящимся на взводе оттого, что они оказались неизвестно на какое время замкнутыми в тесном пространстве «Союза», друг друга поубивать. Но спать здесь было весьма неуютно. Коля чувствовал запах выброшенного гниющего белья, которое Сейбл окрестила «казацкими портянками».
Коля застонал, потянулся и одним движением вытащил себя из мешка. Он направился к небольшой уборной, открыл ее, нажав на стене кнопку, и включил насосы, которые должны были вывести его продукты жизнедеятельности в пустоту космоса. Когда им стало понятно, что на орбите придется задержаться, пришлось откапывать эту уборную из-под груды мусора, ведь их возвращение домой должно было занять всего несколько часов, поэтому остановки на туалет не планировалось. Этим утром ему пришлось подождать, чтобы закончить. Коля был обезвожен, а его моча была густой и жглась, как будто бы не хотела покидать его организм.
Оттого, что он был только в нижнем белье, подштанниках и нательной футболке с длинными рукавами, его трясло от холода. Чтобы «Союз» продержался в рабочем состоянии как можно дольше, Муса приказал оставить включенными лишь самые необходимые системы жизнеобеспечения, да и те держать на минимальной мощности. Поэтому корабль постепенно стал холодным и сырым. На стенах начала появляться плесень. Благодаря невесомости воздух понемногу наполнился пылью, кусочками отслоившейся кожи, сбритой щетиной и остатками еды, не желавшими оседать на пол. У космонавтов постоянно засорялись глаза, и они все время чихали. Вчера Коля провел маленький эксперимент и подсчитал, что за час он чихнул двадцать раз.
Шел десятый день. Сегодня они совершат очередные шестнадцать бессмысленных витков вокруг Земли и, возможно, доведут их общее число, начиная с того момента, как неизвестно куда пропала станция, до ста шестидесяти.
Коля закрепил на бедрах специальные браслеты. Эти ремни из эластичного материала должны были защитить его от дисбаланса жидкостей, вызванного микрогравитацией, и были достаточно тугими, чтобы ограничивать потоки жидкости из ног, при этом не останавливая их. Он надел комбинезон, который в действительности был еще одной находкой, откопанной из груды барахла в бытовом отсеке.
После этого он пробрался через открытый люк в спускаемый модуль. Ни Муса, ни Сейбл даже и не глянули на него: всем им ужасно надоело лицезреть друг друга. Коля крутнулся в воздухе и с легкостью, наработанной практикой, опустился в свое левое кресло. Как только он освободил проход, Сейбл вылетела в люк, и Криволапов услышал, как она во что-то врезалась.
— Лови завтрак, — сказал Муса и пустил по воздуху поднос.
На нем были закреплены клейкой лентой тюбики и банки с едой, уже открытые и наполовину съеденные. Они давно успели покончить с небольшим запасом еды на борту «Союза» и теперь приступили к аварийному рациону, который должен был поддерживать их силы после приземления: консервированное мясо и рыба, тубы с овощами в сметане и сыром, даже немного леденцов. Но питательным это назвать было трудно. Коля провел пальцем по каждой пустой банке и высосал остававшееся в них содержимое прямо в воздухе.
Как бы там ни было, а есть им не сильно хотелось, что было одним из странных эффектов пребывания в невесомости. Но вот по горячей пище, которую они в последний раз ели еще на станции, Коля действительно очень соскучился.
Муса решительно принялся за исполнение своих ежедневных обязанностей в твердом намерении наладить связь с командованием.
— Стерео один, Стерео один… — повторял он.
Не важно, сколько часов он на это тратил, ему, как и прежде, никто не отвечал. Но что им еще оставалось делать?
Сейбл была «наверху» и рылась в бытовом отсеке. Ей удалось найти детали старого устройства любительской радиосвязи, с помощью которого космонавты, находящиеся на орбите, в былые времена могли выйти на связь со своими поклонниками по всему миру, особенно со школьниками. Со временем интерес общественности к МКС пропал, и этот элемент стареющей станции за ненадобностью разобрали, упаковали в ящик и погрузили на «Союз» с целью последующей утилизации. Теперь Сейбл пыталась заставить его заработать. Может случиться, что им посчастливится поймать чей-то сигнал или даже самим его отправить, используя длину волны, на которой их обычные средства связи работать не могут. Муса по привычке наорал на нее, когда она пыталась подключить свою находку к источнику электропитания корабля. Назревал очередной спор на повышенных тонах, но на этот раз Коля решил вмешаться.
— Шансов, конечно, мало, но это может сработать, — сказал он. — Что плохого может случиться?
Он подался вперед и нажал на клапан бортового резервуара с водой. Из него вылез водяной пузырь, несколько сантиметров в диаметре, и направился к Колиному лицу. Зная, что в тот момент Муса с жадностью смотрит ему в затылок, Криволапов широко открыл рот — иначе получил бы нагоняй, если бы упустил хоть одну каплю. Из всех ограничений, введенных капитаном «Союза», ограничение потребления воды было самым невыносимым. В отличие от МКС, на корабле не были предусмотрены системы переработки и повторного использования. Переоборудованный для кратковременных скачков с земли на орбиту и обратно, «Союз» имел в своем распоряжении лишь небольшой резервуар.
— Даже в пустыне воду по карточкам не выдают, — возразила тогда Сейбл с типичным для нее недовольством в голосе. — Рано или поздно ты все равно ее выпьешь. По-другому не получится…
Были ли ограничения Мусы правильной мерой или нет, а вода все равно заканчивалась.
Из ящичка на стене Коля достал средство для чистки зубов. Это был рулон муслина, пропитанный зубной пастой с резким запахом, от которого отрывали и обматывали на палец кусочек, после чего засовывали в рот и водили по зубам. Криволапов использовал его осторожно, стараясь высосать весь мятный вкус: странным образом он помогал утолить жажду.
Вот так у Коли начинался новый день. Он не мог помыться, потому что у них давно закончились влажные полотенца, используемые для этой цели. Неудивительно, что от них пахло теми «казацкими портянками» в бытовом отсеке. Но по крайней мере все они оставались такими же, как прежде.
Муса продолжал печально взывать в темноту, а Коля вернулся к самому себе назначенной обязанности, заключавшейся в наблюдении за Землей.
Криволапов любил занимать себя созерцанием Земли, тем самым разбавляя однообразие долгих часов пребывания в космосе. Станция, как теперь «Союз», плыла по орбите всего лишь в нескольких сотнях километров над ее поверхностью, и поэтому у него не было того чувства одиночества и уязвимости, которое испытывают путешественники на Марс, когда смотрят на отдаляющийся голубой остров, на котором они родились. Для Коли Земля была огромной и какой угодно, но только не пустой.
Пролетев половину орбиты, он оказывался над обширными просторами Тихого океана, чью поверхность тревожили следы идущих кораблей или поднявшаяся с островов пыль. Даже сама земля в большинстве своем была свободна от людей: через Азию и северные территории Африки протянулись пустыни, на которых лишь изредка был виден лагерный костер. Люди селились в основном на побережьях или в долинах рек. Но с орбиты даже города было трудно разглядеть: когда он искал Москву или Лондон, Париж или Нью-Йорк, то мог различить только серые круги, теряющиеся среди зелено-коричневых земель деревень и сел.
Не хрупкость Земли поражала его, а ее необъятность. И не величие завоевания человеком планеты, которое и так было очевидным, а незначительность размеров его владений на ней, даже в первой половине двадцать первого века.