«Мне бы очень не хотелось тревожить вас в воскресенье», — сказала Трейси.
Катетер установили.
Джунипер нужен был перерыв. В конце мая, наконец, такая возможность представилась. Врачи выяснили, что поддержание ее кровяного давления выше пятидесяти пяти помогает ей нормально мочиться. Как объяснила доктор Стромкист, все младенцы разные, и Джунипер была особенно зависима от уровня кровяного давления. Таким образом, они подкорректировали подачу лекарств, и, слава богу, отек стал спадать.
Всего через несколько дней Джунипер стала похожа на младенца, потому что она подросла.
Когда отек спал, наша дочь предстала перед нами совершенно другим человеком.
У нее все еще не было подкожного жира, поэтому, когда отек сошел, она снова стала похожа на старика с шишковатыми коленями и тонкими длинными ногами и руками. Однако лицо ее смягчилось, а раскрывшиеся глаза напоминали два темных озерца. Она недоуменно озиралась по сторонам, приподнимая брови. Она была любопытна и находилась в сознании. Ее крошечные кулачки сжимались и разжимались. Пассивное лежание ее уже не устраивало. Джуни пыталась поворачивать голову из стороны в сторону, чтобы посмотреть, что происходит вокруг, но трубка дыхательного аппарата ее сдерживала. Теперь медсестры использовали больше лейкопластыря, чтобы она не смогла вытащить трубку.
Трейси сшила для Джуни бант из ткани расцветки «зебра» и розовой ленты, который был настолько комично большим, что я стала называть его шляпой Ареты Франклин для инаугурации. Головной убор Ареты из серого фетра, украшенный огромным бантом, обрамленным стразами, стал одним из главных событий инаугурации Обамы в 2009 году. Теперь он находился в Смитсоновском институте и ездил в туры с Залом славы рок-н-ролла, а малышка из Флориды носила его крошечное подобие.
Я слышала, что Трейси любила подшучивать над новорожденными, но с нами она всегда была сдержанной. Возможно, этот мультяшный бант говорил о том, что Джунипер уже не находится на грани смерти. Однажды утром я пришла в торговый центр и, хотя был конец весны, увидела витрину с рождественскими игрушками в форме маленьких музыкальных инструментов. Я купила красную электрогитару с проволочными струнами длиной десять сантиметров. На следующее утро я вложила ее в ручки Джунипер. Она идеально подошла.
Трейси обернулась, увидела нас и рассмеялась. Близился ежегодный больничный детский телемарафон. Организаторы хотели, чтобы Джунипер приняла в нем участие, но доктор Йода наложила вето. Прогноз для Джунипер до сих пор был весьма мрачным. Вместо этого ей полагалось несколько секунд эфирного времени, когда камера будет показывать всех младенцев в инкубаторах по очереди. Предполагалось, что это поможет собрать пожертвования. Медсестры называли это «продвижением младенцев». Трейси надела на Джунипер крошечное платье, чья длина была не больше пятнадцати сантиметров от воротника до края подола. Оно было в черно-белую полоску, а юбочка была сшита из розового тюля. Я сразу решила, что фотографии в этом наряде будут преследовать Джунипер в средних классах.
— Где вы нашли это платье? — спросила я Трейси.
— В зоомагазине, — ответила она. — Это наряд для чихуа-хуа.
С того момента мы с Трейси стали наряжать Джунипер в одежду из «Маленький йорк Фру-Фру» и бутика «Собачья дива».
Платья для собак были не только забавными и крошечными, но и удобными: застежка «липучка» и открытая спина позволяли надеть платье быстро и оставить много места для проводов. Я часто заходила в бутики для собак, над которыми я раньше смеялась. Я и понятия не имела, что чихуа-хуа так хорошо одеваются. Я не могла позволить себе и половину из того, что видела. Большинство комплектов были до сих пор слишком велики Джунипер. Даже по собачьим меркам она носила XXS.
Однажды я зашла в такой магазин, где меня встретили две леди, которые смотрели «Настоящих домохозяек», смеялись и попивали белое вино.
— Какой породы ваша собака? — спросила меня одна из них.
— Это не для собаки, — ответила я, — а для ребенка.
— О да, мы все считаем их своими детьми.
— Нет, я серьезно. Это для человеческого ребенка. Моя собака породы питбуль, и она ни при каких обстоятельствах не согласилась бы надеть такое.
Нам было весело, но мне казалось, что я испытываю судьбу. Джунипер выглядела уже лучше, но она до сих пор была тяжело больна. Ей все еще требовался дыхательный аппарат, и через какое-то время рентген показал почему. Ее легкие выглядели затуманенными и белесыми, и это говорило о том, что они окружены жидкостью. Из-за этой жидкости ей было тяжело дышать, будто она была зарыта в песок.
— С этой лапочкой всегда что-то не в порядке, — однажды сказала медсестра Синди в конце мая.
— Неужели она не подарит нам ни одного спокойного дня? — заметила доктор Стромкист.
— Она — настоящая головоломка, — сказала Диана.
Диана воткнула иглу между ребрами Джунипер с каждой стороны и откачала странную прозрачную жидкость. После этого она поместила в ее грудную клетку трубки аппарата для отсасывания жидкости, шум которого напоминал звук журчащей воды в спа-салоне. Каждый день у Джунипер откачивали полчашки жидкости или даже больше. Сдвинуть трубки означало причинить ей боль, поэтому нам нельзя было брать нашу дочь на руки, пока их не извлекут. Наблюдая, как желтоватая жидкость по трубкам поступает в пакет, я пыталась вообразить, что медитирую у бурного ручья.
Экспериментальным путем врачи выяснили, что жиры в ее рационе делают жидкость мутной. Это означало, что где-то в ее лимфатической системе произошел сбой. Из всех систем организма об этой я думала меньше всего. Мне нужно было проконсультироваться с «Гуглом», чтобы понять, в чем дело. Оказалось, что лимфатическая система — это как вторая кровеносная система, которая разносит лейкоциты по всему организму. Она выводит токсины и борется с инфекциями. Лимфатическая система также доставляет некоторые жиры из пищеварительного тракта к клеткам, которые в них нуждаются.
Иногда во время операций на грудной клетке лимфатическая система повреждается скальпелем или зондом. Некоторые уже рождаются с неисправными протоками. Ни один из этих сценариев не относился к Джунипер, однако у нее было странное заболевание под названием «хилоторакс», и никто не знал причин его возникновения. Оно довольно редко встречается у недоношенных младенцев. Хилоторакса не было в списке проблем, о которых нас когда-то предупреждал доктор Жермен. Нам просто не повезло.
Диана предполагала, что лимфатический канал в животе Джунипер закупорился, вызывая отток жидкости в грудную клетку. Доктор Стромкист полагала, что это может быть связано со сгустком на конце одного из катетеров. Или, возможно, ее лимфатическая система просто была недоразвита, как и организм в целом. Никто открыто не говорил, что хилоторакс может убить ее, но жить с ним она тоже не могла.
«Что происходит с этой девочкой? — сказала Трейси. — Я собираюсь сделать ей строгий выговор».
Наступил июнь, и нашей дочери исполнилось два месяца. Мы обняли на прощание доктора Шакил и поприветствовали нового врача, уже третьего. Они менялись каждые несколько недель, потому что вести тяжелых пациентов на протяжении долгого времени им было сложно. Я очень любила доктора Шакил, но мне было все равно, нужен ей перерыв или нет. Она лучше всех знала моего ребенка, и я хотела, чтобы она осталась. Я была расстроена. Все приходили и уходили, кроме нас, никто не оставался.
Нашим новым неонатологом стал доктор Раджан Вадхаван. Медсестры называли его доктор Радж. Он был спокойным, уверенным и улыбчивым. Он сел рядом с нами, чтобы изучить прогресс Джунипер. Казалось, что это наше первое родительское собрание.
Когда состояние ребенка было тяжелым, врачи и медсестры говорили, что малыш плохо себя ведет. Наш ребенок не слушался уже очень долго.
Мы сидели на вращающихся креслах в тесном кабинете неподалеку от отделения интенсивной терапии, пока доктор Радж знакомился со всеми сложностями, с которыми Джунипер довелось столкнуться.
