— Гирлянды принесли? — буркнул старик, нехотя возвращаясь к своим обязанностям.

— У нас кольца. Апу, давай, — заторопилась Мано, надеясь покончить поскорее с доставляющей слишком мало радости церемонией.

Он достал из кармана коробочку и подал девушке, глядя в сторону.

— Но здесь только мое, — удивилась Мано, — а второе?

Он попытался поднять руку, на безымянном пальце которой нежным светом сиял сапфир. Но с каким трудом далось ему это движение. Тонкий золотой ободок сделал руку невероятно тяжелой — ни одна гиря не тянула ее к земле с такой силой, как эти несколько граммов золота и прозрачный камень.

Мано, не понимая причины промедления, сама взяла его ладонь с предназначенным другому даром.

— Ты надел, чтобы не потерять? — пробормотала она, пытаясь снять кольцо с пальца. Оно не слезало, будто не желая расставаться со своим недолгим владельцем, сумевшим оценить его.

Заметно нервничая, Мано буквально вцепилась в руку Апу, так что даже Винсент не выдержал и шепнул ей:

— Ты делаешь ему больно.

— Что? — рассеянно отозвалась девушка. — Он не боится никакой боли.

Но это было не так. Он не боялся только той боли, которую хорошо знал, к которой привык и сделал частью своей жизни, той, которая повторялась и не могла удивить. Но то, что испытывал Апу сейчас, стало для него совсем новым и незнакомым страданием, оставлявшим такие раны, что он не решился бы даже взглянуть на них со стороны. Мано, ставящая его очень высоко, преданная дружбе с ним, любящая по-своему, конечно, — топтала его в эту минуту и не подозревала об этом. Она просто, как умела, устраивала свою жизнь, и Апу должен был сыграть в этом спектакле свою роль — не слишком большую, но совершенно необходимую ей сегодня.

Она сняла, наконец, кольцо и торопливо надела его на палец своего избранника. Их руки встретились прямо перед глазами Апу, и оттого все происходящее стало для него таким невероятно огромным, что невозможно было разглядеть ни пальцев, ни колец. Вспыхнул только отраженный камнем луч, и в этом свете что-то теперь казалось Апу враждебным и насмешливым.

— Поставьте ваши подписи вот здесь, — почти дружелюбно сказал регистратор, уже смирившийся с тем, что здесь произошло.

— Апу, ты мешаешь, — шепнула Мано, и он испуганно шарахнулся прочь от стола, чтобы они с Винсентом могли подойти и расписаться под свидетельством о своем браке.

Апу надеялся, что церемония окончена, и он сможет остаться наконец один, но нет — теперь им понадобилась его подпись. Потом старик вдруг неожиданно разразился приветственной речью с цветистыми пожеланиями, хотя ни у кого не было сомнений в том, что его вряд ли переполняют радостные чувства по поводу этого события.

Апу выдержал все и даже не вздрогнул, когда, уже у машины, ему на плечо легла рука Мано с обручальным кольцом.

Радж ждал Джанеки у кинотеатра уже полчаса, и ее отсутствие стало изрядно его беспокоить. Зная лихую манеру девушки водить машину, и впрямь можно было занервничать — с ней могло случиться все что угодно. Наконец она появилась — на этот раз так аккуратно припарковав свой автомобиль рядом с машиной Раджа, что он даже не сразу понял, что это она.

— Только не ругайся! — просительно проговорила Джанеки, пересаживаясь в «бентли». — Виновата, виновата! — добавила она в ответ на его красноречивый жест — Радж слегка постучал пальцем по циферблату часов.

— В кино мы уже опоздали, — пожал он плечами. — Что у тебя случилось, ведь ты так хотела посмотреть этот фильм?

— А, голливудская чушь! — отмахнулась Джанеки, еще вчера с жаром уговаривавшая его посмотреть «уморительную комедию». — Я купила себе такое платье, такое! — она закатила глаза и сжала у груди руки. — Хочешь, покажу?

— В другой раз! — быстро ответил Радж, видя, что она готова броситься к своей машине, чтобы тут же продемонстрировать ему покупки, которыми было завалено все заднее сиденье.

Он завел машину и влился в поток автомобилей, устремившихся к центру города.

— Куда мы едем? — спросила Джанеки.

— Куда прикажешь, — беспечно ответил Радж, но, заметив, как оживилось ее лицо, счел необходимым добавить: — Только не в магазины!

— И не думала тебя туда звать, — оскорбилась Джанеки. — Что за удовольствие ходить по магазинам с мужчиной! И потом, не думаешь ли ты, что я нигде, кроме как в них, не бываю?

— Отчего же, — усмехнулся Рад. — Еще в рестораны захаживаешь, к косметичке, в парикмахерскую…

— А сам-то? Ты что, все вечера проводишь в театре или на симфоническом концерте? Давай, вези меня немедленно на что-нибудь посерьезнее — душа моя жаждет Шекспира и Бетховена! — решительно заявила Джанеки и, устремив на парня испепеляющий взгляд, фыркнула сквозь зубы: — Сноб!

— Какой тебе Шекспир в такое время? — рассмеялся Радж. — А вот в ботанический сад я бы тебя свозил. Ты хоть знаешь, что в нашем саду самый крупный в мире баньян растет? Я его видел — настоящий лес!

— В ботанический сад? Чтобы я там изжарилась на солнце?

— Тогда в музей, там точно есть кондиционеры, — предложил парень. — Например, в «Виктория мемориал» Мурильо, Рубенс, Тициан… Устраивает?

— Я там была, — сердито ответила Джанеки, понимая, что культурного времяпрепровождения не избежать, и честно добавила: — В шестом классе.

— Храм богини Кали? Джайнистский храм? Мечеть Накхода? Мраморный дворец? — Радж наблюдал, потешаясь, как с каждой его фразой Джанеки становится все и мрачнее и мрачнее. — Неужели ни одна достопримечательность нашей бедной Бенгалии не удостоится твоего внимания?

— Подумаешь, какой бенгальский патриот! — откликнулась девушка, не поворачивая к нему головы.

— Конечно, — согласился парень. — Особенно мне нравятся бенгалки, среди которых ты — лучшая.

— Да? — сразу же оживилась Джанеки. — А мне уж казалось, что ты решил меня уморить архитектурными памятниками.

— Ладно уж, — примирительно заявил Радж. — Везу тебя туда, где точно есть кондиционеры.

— В ресторан? — с надеждой спросила девушка.

— В планетарий! — ответил ей Радж и свернул на проспект, ведущий к южной части города.

Джанеки тяжело вздохнула.

— В конце концов, смотреть на звезды ужасно романтично, — сказала она скорее себе, чем ему.

Через несколько минут они ехали по прекрасным улицам Южной Калькутты — самого респектабельного района города, где обитали не просто состоятельные, а очень богатые люди. Радж почти бессознательно сбросил скорость, чтобы насладиться ощущением близости к этой чудесной и недоступной жизни, которое всегда охватывало его здесь.

Роскошные виллы утопали в пышной зелени тропических садов. За изящными изгородями можно было разглядеть холеных дам, беседующих друг с другом, сидя в плетеных креслах у самого края огромного бассейна. Прекрасно выбритые мужчины играют в теннис или гольф на бархатных лужайках; или тянут что-то из запотевших бокалов, уставившись в газету. Вялые юноши с разочарованными глазами лениво обсуждают достоинства своих и чужих автомобилей, каждый из которых стоит целое состояние. Тут же бегают толстенькие крикливые дети, среди которых немало белокурых отпрысков владельцев английских фирм.

Даже запах здесь какой-то не такой, как в других районах Калькутты. Здесь не пахнет нищетой, грязью, болезнями. Жители южных кварталов вдыхают ароматы цветов, садовой свежести, хороших духов и напитков. И удивительно, Радж никогда не видел над этими местами сизой дымки калькуттского смога — настоящего бича города. Выхлопные газы машин, едкий дым кизяка, которым топятся очаги бедных лачуг, выбросы промышленных предприятий, смешиваясь во влажном воздухе, заставляют слезиться глаза и вызывают першение в горле. Может быть, миллионеры избавлены от этой напасти, или все-таки порывы ветра с океана не дают смогу опуститься поближе к гордым головам баловней фортуны?

Раджу нравилось здесь бывать. В его желании прикоснуться к недоступному миру не было зависти или самоуничижения. Преисполненный молодости и здоровья — физического и нравственного, — он не терзался сознанием собственной ущербности в сравнении с идеально вымытыми, одетыми по последней моде и прекрасно образованными юношами. Он совсем не хотел бы попасть сюда, если бы для этого ему пришлось совершить что-нибудь недостойное, ограбить, предать, завладеть чужими тайнами. Но образ человека, у ног которого лежат все сокровища мира, поневоле притягивал его, заставляя вновь поворачивать сюда машину, которая, собственно, ему не принадлежала.