— Только не вздумайте сообщить его жене об этом автомобиле — хозяин будет вам не слишком признателен, — по-дружески предупредил Радж.

— В ходе следствия всегда узнаешь что-нибудь интересное, — пробормотал инспектор, раздумывая о том, что может заставить человека избрать такую женщину в любовницы. — Кстати, а что за девушка была с тобой?

Радж закатил глаза, придумывая, что бы ему ответить. Но в этот момент вошел курьер с пакетом для Ананда.

— Результаты экспертизы, сэр! — доложил он инспектору, и тот жадно схватил конверт, надеясь найти в нем последнее доказательство вины Раджа.

Однако заключение эксперта разочаровало Ананда — смерть Амбарасана наступила никак не позже девяти часов утра. Радж, по свидетельству водителей грузовика, сел в их машину в два часа дня. Концы с концами не сходились. Неужели парень убил Амбарасана утром, потом подхватил где-то свою девчонку и ждал в машине с трупом, пока проедет грузовик, чтобы втащить тело в него и спрятать в сене? Или он проник в поместье утром, убил хозяина, погрузил его в кузов к Рави и покинул «Ситу», чтобы потом подкараулить их на дороге и доехать до Калькутты вместе. Зачем? Чтобы его видели в машине с трупом?

Ананд потребовал от Раджа алиби на утро и, похоже, оно у того было: не менее пяти человек — вся семья его друга — видели, как он развлекался в деревне с восьми утра. Конечно, инспектор еще проверит их показания, но сейчас ему все-таки пришлось отпустить Раджа. Он, Ананд, не будет переступать закон, даже если интуиция — его безупречное, необыкновенное чутье! — подсказывает ему, что именно этот парень и есть коварный и жестокий убийца. Ничего, Радж обязательно попадется, если, конечно, пристально следить за каждым его шагом. А уж это инспектор может ему обещать!

— Вы свободны, идите! — буркнул Ананд, не глядя на Раджа.

— Боже! О радость! — снова, но уже с другими интонациями выкрикнула Нирмала. — Пусть у вас будет четыре жены и сорок детей! И пусть все они будут здоровы!

Эти ее пожелания тоже не принесли Ананду особого удовлетворения. Ни одной? Или четыре?.. Тут не знаешь, что лучше, особенно если хоть у половины из них голос будет такой же противный, как у этой дамы. А сорок детей — это что же, пожелание счастья?

Внезапно Ананда осенила блестящая мысль. Он схватил со стола небольшое стеклянное пресс-папье и внезапно запустил его в собравшегося покинуть участок Раджа. Тот инстинктивно поймал его и с удивлением уставился на полицейского — убить его, что ли, решил этот странный инспектор?

— Неплохая реакция, — похвалил Ананд. — Положите вещь на место.

Радж недоуменно пожал плечами и вернулся к столу. Он положил пресс-папье на край и, потоптавшись минутку, осторожно направился к двери, все время ожидая новой выходки со стороны Ананда. Только очутившись на улице и пережив пятиминутные объятья счастливой Нирмалы, сопровождавшиеся неизменными причитаниями, Радж поверил, что он свободен и совершенное кем-то убийство не известного ему господина сошло ему с рук. Что ни говори, а в тюрьмах полно еще менее виновных людей, чем Радж с его страстью к катанию на чужих машинах.

Но для инспектора Ананда история с арестом Раджа вовсе не была закончена. Когда сержант хотел отодвинуть пресс-папье от края стола, опасаясь, что оно упадет и разобьется, инспектор с криком опередил его, схватив предмет чистой салфеткой.

— Вы что, сержант, службы не знаете? Тут отпечатки преступника! — недовольно пробурчал он.

— О! Как вы предусмотрительны! — воскликнул Нирали, спеша исправить свою оплошность. — Я восхищаюсь вашей ловкостью.

Он склонился, желая почтительно коснуться руками стоп гениального Ананда, но тот великодушно не позволил ему этого.

— Рано, рано, дорогой сержант! — смягчившись, сказал он. — Вот уличу его, тогда… точно конечно.

Апу проснулся от того, что Кавери слабо вскрикнула. Он осторожно открыл глаза, не зная, наяву это было или во сне, и увидел мать за столом с газетой в руках. Она быстро перебегала взглядом со строки на строку, и лицо ее становилось все более и более встревоженным.

Что такое могло произойти, забеспокоился Апу, но, спохватившись, сообразил: она читает об убийстве Амбарасана. Конечно, смерть такого важного господина газеты не могли обойти своим особым вниманием. Это ведь не те жалкие бездомные, которые умирают незаметно для всех от голода, болезней или — целыми семьями под колесами грузовиков.

Предчувствуя объяснение с матерью — ей наверняка придет в голову, не он ли все это устроил, — Апу попытался укрыться одеялом, но поздно — Кавери уже поняла, что он не спит.

— Мальчик мой, послушай-ка! — голос дрожал и плохо повиновался ей. — Амбарасан убит!

Сначала Апу хотел изобразить недоумение, сделав вид, что не понимает, о ком идет речь. Но это была бы слишком грубая ложь мать не поверит, что он мог забыть одно из двух названных ею имен убийц их отца. Поняв это, он быстро сел в кровати и, сделав удивленные глаза, спросил:

— Как? Когда? Кто убил?

Вышло так натурально — недаром Апу был артистом, — что Кавери вздохнула с видимым облегчением:

— Ты не знаешь? Какое счастье… Я уж подумала было, что…

— Ты решила, что это я его убил? Жаль, но не я. Когда это случилось? — продолжал свою игру сын.

— Вчера утром, около десяти — так пишут в газете, — ответила Кавери. — Ты не подумай плохого, я вовсе не считаю, что ты мог это сделать, — принялась она оправдываться, решив, что обидела сына своим страшным подозрением. — К тому же вчера ты весь день провел со мной, здесь, а его убили в двадцати километрах от Калькутты…

Вчера? Почему вчера? Прошло уже двое суток с момента убийства. Апу не мог понять, в чем дело, неужели его нашли только накануне и полиция ошиблась, датируя преступление. Странно, ведь у них такие современные средства установления момента смерти! Но, как бы там ни было, ему это только на пользу — пусть у матери останется убеждение, что ее сын тут ни при чем. Так лучше для всех.

Кавери ушла за ширму переодеваться и оттуда раздался ее голос — теперь уже радостный:

— Я знала, что они не избегнут наказания! Представляешь, его сразили из лука. Было ясно, что такой человек своей смертью не умрет.

— Тебе не кажется, что это слабовато для возмездия, — усмехнулся Апу. — Оно медлило двадцать пять лет, прежде чем опустить свой меч на грешную голову. Четверть века отсрочки — не много ли?

— Лучше поздно, чем никогда, — ответила Кавери, выходя из-за ширмы уже одетая для того, чтобы отправиться на улицу. — Я должна сходить в храм, Апу. Мне надо помолиться.

— Скажешь Богу спасибо или попросишь позаботиться таким же образом и об остальных? — фыркнул Апу. — Ты бы подсказала ему, как именно должны погибнуть эти трое, раз уж тебе необходимо вмешивать его во все свои дела.

— Не кощунствуй! — краснея от гнева, прикрикнула Кавери.

В последние недели его отношение к вере становилось все более нетерпимым. А ведь ей казалось когда-то, что ее сын довольно легко шел по дороге, ведущей к истинному религиозному чувству. В его душе она видела то главное, что требовалось для этого: любовь ко всему в мире — даже болезненному, уродливому — как проявлению Высшей воли. И вот теперь он нетерпим, жесток и холоден. Вот итог ее воспитания, всех ее усилий! Как помочь ему? И есть ли надежда, что это не навсегда, что он еще опомнится и станет прежним — светлым, чистым человеком с открытой для веры душой?

Чтобы не заплакать, она вышла из комнаты и отправилась в храм, чтобы поблагодарить Бога, но не за то, что покарал виновного, а за то, что это сделал не Апу. Просить заступничества и милость для ее заблудшего сына, погрузившегося во мрак неверия.

Апу смотрел в окно, как она проходит мимо. Конечно, ему было не по себе. Он совсем не хотел ее обидеть, это вышло как-то помимо его воли. Ужасно, что он так жесток с ней. Вот даже попугай его осуждает.

— А-пу, А-пу! — укоризненно прокричал тот. — Неважные дела.