Вдруг дверь приоткрылась, и в комнату заглянула мачеха, проверяя, не встала ли Деваки. Неожиданно ее внимание привлек большой туго набитый кожаный бумажник, видневшийся из-под подушки падчерицы, поскольку Деваки, склонив голову к стене, придавила подушку таким образом, что тот угол подушки, под которым она хранила свою находку, приподнялся. Мачеха с вожделением и алчностью с минуту наслаждалась увиденным. Затем изящной походкой слона она подошла к кровати и выхватила кошелек. Круто повернувшись, она направилась к выходу, унося добычу.
Деваки, почувствовав неладное, быстро вскочила с постели и сунула руку под подушку: бумажника на месте не оказалось.
— Мама! Стойте! Верните кошелек! — повелительно произнесла она.
Мачеха дернула плечами и остановилась, удивленная такой дерзостью.
— Боже мой! — простонала она. — Глазам не верю! Полно денег!
Она уже прикинула, куда их «пристроить».
— Ты молодец! — похвалила она Деваки.
— А они не мои! Их нужно вернуть! — сухо и четко ответила та. — Просто один господин случайно обронил свой кошелек, а я подобрала! Это было на улице! — искренне и чистосердечно призналась она мачехе. — Я найду этого господина и верну ему бумажник с деньгами. Я должна это сделать!
— Ишь, богачка нашлась! Подумайте только! Она вернет деньги?! — с сарказмом и издевкой проговорила мачеха. — Забудь о них! И нечего хныкать!
— Отдайте кошелек! Умоляю вас! — со слезами просила ее Деваки.
— Дурочка, пойми, эти деньги сами пришли в наш дом! — пыталась вразумить падчерицу мачеха.
— Отдайте! — вдруг резко сказала Деваки и бросилась к толстухе, схватив ее за жирную руку, которой та сжимала бумажник.
После короткой борьбы, в которой Деваки применила всю свою ловкость, ей все-таки удалось вырвать кошелек, после чего она стремглав выбежала из комнаты.
— Ах! — воскликнула мачеха и в бешенстве закричала:
— Ты такая же глупая, как твой отец! Остановись! Вернись!
Но Деваки и след простыл.
— Ну, подлая тварь, ладно! Я тебе покажу, когда вернешься домой. Только вернись! Пожалеешь, что родилась на свет! — металась мачеха, как раненая львица.
А Деваки, спрятавшись в зарослях кустарника в саду, ждала, когда мачеха уйдет на рынок. Тогда она сможет прилично одеться и привести себя в порядок.
Ждать долго ей не пришлось. Минут через сорок мачеха в широкой пестрой юбке и белой блузке, с корзиной на изогнутой жирной руке шумно вышла из дома и, хлопнув дверью, отправилась на рынок.
Покинув свое убежище, Деваки вернулась в комнату. Она облачилась в сари из тонкого ситца, подкрасила тику и сделала все, что нужно для того, чтобы выглядеть скромно и вместе с тем строго и красиво. Положив заветный кошелек в небольшую сумочку, она легко выпорхнула из дома.
Из аэропорта Джавар направился в гостиницу и снял номер на сутки.
«Сегодня выходной, и Ананд с женой наверняка дома», — думал он.
Ему хотелось «накрыть» племянника внезапно. Что-то здесь было не так! Не верилось, чтобы Ананд без его разрешения женился. Хотя он понимал, что в современной жизни всякое бывает, и племяннику, видимо, было неудобно ему сообщать, чтобы не расстраивать «старика».
Он вышел из парикмахерской аккуратно подстриженным, с расчесанной и надушенной бородкой, в голубом костюме и рубашке цвета свежевыпавшего гималайского снега. В руках он держал короткий стек. Он свободно шагал по улицам, наслаждаясь Бомбеем — городом его юности, его студенческой жизни.
За десять лет, которые он прожил в Кении, Бомбей расстроился, и в основном вверх. Он подошел и полюбовался памятником, где на мраморном пьедестале красовался на бронзовом коне легендарный Шиваджи, всю жизнь возглавлявший борьбу маратхов против мусульманских завоевателей.
«Кстати, Шиваджи родился недалеко отсюда, в городе Пуна», — вспомнил Джавар лекции по истории Индии.
Он посмотрел на высокое здание, где на двадцать четвертом этаже находилась контора Ананда. Вдалеке, на фоне лазурного неба, упрямо и прочно стоял Форт, видны «Ворота Индии». На противоположном здании висел огромный плакат с крупно написанным и перечеркнутым словом «Бомбей», рядом с которым красовалось другое: «Мумбай». Идея переименовать мегаполис давно будоражила умы жителей города и, как всякая идея, вызывала ожесточенные споры. С одной стороны — логично: в независимой Индии вернуть городу его настоящее имя, переиначенное англичанами. С другой… Можно ли отождествлять с ним названную по имени маратхской богини Мумба-Деви деревеньку «Мумбай», захваченную в XVI веке португальцами?
«Да… — подумал Джавахарлал, — если бы имя оставалось постоянно таким, каким оно было, то и город был бы Другим, да и мы тоже…»
Он подозвал такси и велел водителю, молодому красивому сикху, ехать на западное побережье, в свой старый дом, к племяннику.
Дом Ананда… В прохладном холле, развалясь в кресле, сидит Раджа, его друг, и разговаривает по телефону.
— Его нет! Звоните позднее! Ничего не знаю, пока! — отрывисто сообщил он кому-то в трубку.
Джавар отворил калитку рядом с широкими воротами и вошел во двор. Справа, в гараже, дверь которого была распахнута, он увидел светло-голубой «премьер».
«Значит, Ананд дома», — подумал Джавар.
У входа его встретил старый слуга в белом ширвани и дхоти. Увидев прежнего хозяина, слуга Раму лишился дара речи. Сложив ладони у подбородка, он подбежал к Джавахарлалу и совершил глубокий пронам — низкий поклон, выражающий почтение, и прикоснулся правой рукой к блестящей кожаной туфле хозяина.
— Бог вам навстречу, господин Джавахарлал! Вот неожиданность-то какая! То-то рад будет Ананд! Он вас уже заждался. По нескольку раз на дню спрашивает, звонили ли вы! — и у слуги увлажнились глаза.
Джавар был тронут таким приемом и подарил ему сто одну рупию, так как четное число считается в Индии несчастливым. Раму поклонился и приложил деньги к сердцу, а затем — ко лбу.
Старый хозяин свободной походкой вошел в холл с видом завоевателя-колонизатора, небрежно помахивая стеком. Его широкие плечи, рост выше среднего и весь его вид внушали почтение.
Раджа, роясь в папке с бумагами, раздраженно бросил:
— А вы? Вам что? То звонят, то приходят!..
— Ты с кем так разговариваешь, сукин сын! Прикуси свой язык или я велю вырвать его и бросить собакам! — надменно проговорил Джавар, не глядя на молодого «барашка».
Раджа только и смог произнести известное всему миру междометие:
— А?..
— А где Ананд? — грозно прозвучал вопрос.
— Разве я могу, то есть разве я должен знать, где этот Ананд? — попытался увильнуть Раджа.
— Я подожду.
— Извините, господин, а с кем имею честь? — уже соблюдая этикет, спросил друг и компаньон Ананда.
— Я дядя Ананда.
— Его дядя в Африке, в Кении!
— Я приехал.
Ананд, услышав шум, появился у балюстрады второго этажа.
— Дядя?! — вскрикнул он и мгновенно спустился с лестницы. Он остановился перед ним и совершил пронам. Затем дядя и племянник пожали друг другу руки.
— Если бы я знал, что вы приехали, я бы прислал машину!
— Оставь, Ананд! Полно тебе! — лукаво улыбнулся Джавар. — Я на тебя немного сердит. Я пришел к выводу, что ты очень плохой муж, — сходу, «взяв быка за рога», начал дядя.
— Почему я плохой муж, дядя? — усмехнулся племянник, умело скрывая свою растерянность.
— Конечно, плохой, — настаивал Джавар, — во-первых, где твоя жена?
— О чем вы, дядя? — спросил озадаченный Ананд, и страх понемногу начал овладевать им.
— Боже мой! Разговор идет о жене, о твоей жене! — членораздельно и терпеливо повторил дядя.
— Ах, да! О моей! А-а! Она, понимаете, тут недавно уехала к маме, — спохватился Ананд, слегка заикаясь; глаза его забегали.
Джавар посмотрел на него серо-голубыми глазами твердо и настойчиво, и сердце Ананда затрепетало в груди, запрыгало, как щенок на веревке.
«Господи! Что сейчас будет-то? — подумал он — Готов броситься в священные воды Ганга, чтобы смыть с себя грех! Еще немного — и мне, наверное, надо будет признаться, а потом на коленях просить прощения!»