«Уходи. Я с ней один побуду…» Как и жить мне с этой обузой, А еще называют Музой… А. Ахматова Уходи. Я с ней один побуду, Пусть на людях, но — наедине. Этот час идет за мной повсюду, Он отпущен только ей и мне. Я к ее внезапному приходу Замираю, словно на краю, Отдаю житейскую свободу За неволю давнюю мою. Обняла — и шум пошел на убыль, И в минуты частых наших встреч, Чем жесточе я сжимаю губы, Тем вернее зреющая речь. Эта верность, знаю я, сурова К тем, кому дается с ранних дней, И когда ей требуется слово, Дай — судьбой рожденное твоей. И опять замрет звучанье чувства, И глаза поймут, что ночь светла. А кругом — торжественно и пусто: Не дождавшись, ты давно ушла. 1970 И, ясная в трепете боли, Начальная светит минута «Как прянет луч вечерний…» Как прянет луч вечерний, Ударит в грудь мою, Я тихое свеченье К ногам твоим пролью. Тревожным черноземом С краев окаймлено, Забытым и знакомым Увидится оно. По залитой дороге Пройдешь ты без следа, И лишь кругами дрогнет Глядящая вода. Широкое, водою, Как сон твой наяву, Я — облачко цветное — Вожатым поплыву. Иди за мною следом. Предчувствую межу. Спеши — последним светом Я в бездне исхожу. Все ближе камень серый — Однообразный путь. Здесь гибельный мой берег… Прощай и не забудь. 1967 «Сказали так, что умер я…» Сказали так, что умер я. Не знал. Но слишком многих я похоронил. Идет душа, храня живой накал, Идет — среди живых и средь могил. И как-то странно чувствую порой В глазах людей, увидевших меня, То отраженье, где еще живой Встаю — свидетель нынешнего дня. И те, кого я скорбно хоронил, Глядят моими честными глазами На этот мир, где жизней и могил Число должны определять мы сами. 1967 «Зажми свою свежую рану…»
Зажми свою свежую рану, Пусть кровь одиноко не свищет, Она, как душа в нашем теле, Смертельного выхода ищет. В глаза ли глубокие гляну — Живое в них дышит сознанье, Что рана — твое обретенье, А с ним ты сильнее страданья. И словно отысканный выход — В душе отступившая смута, И, ясная в трепете боли, Начальная светит минута. А мы осененно и тихо Столпились, чего-то не смея: В животном предчувствии доли Нетронутым рана страшнее. 1969 «Если ко мне ты захочешь…» Если ко мне ты захочешь, Руки свои протяни — Камень, холодный на ощупь, Встретят сегодня они. В камне, пугающем руки, Не распознаешь черты — Те, что до нашей разлуки Были теплы и чисты. Только в отчаянье — слышишь? — Камень винить не спеши, — Может, пустыня в нем дышит Зноем усталой души. Есть в этом мире ваятель С грубым и страшным резцом: Счастливы мы, если платим Горю — веселым лицом. Счастливы, если удастся Сердце корой бытия Скрыть, чтоб неузнанно — здравствуй! — Вскрикнуть: — Да это же я! Руки неверяще вскинув, Что-то сомкнут и сорвут, Как реставратор — картину, К свету лицом повернут. Если ко мне ты захочешь, Дай лишь доверчивость рук, — Камень, холодный на ощупь, Сердцем окажется вдруг. 1970 «Листа несорванного дрожь…» Листа несорванного дрожь, И забытье травинок тощих, И надо всем еще не дождь, А еле слышный мелкий дождик. Сольются капли на листе, И вот, почувствовав их тяжесть, Рожденный там, на высоте, Он замертво на землю ляжет. Но все произойдет не вдруг: Еще — от трепета до тленья — Он совершит прощальный круг Замедленно — как в удивленье. А дождик с четырех сторон Уже облег и лес и поле Так мягко, словно хочет он, Чтоб неизбежное — без боли. 1971 |
