2 А кто там в будке — тот ли, та ли, Душа ль, в которой — высота? Душа ль, что рвется, вылетая Клубочком белым изо рта? Иль, отрешенный, застекольный, Мой ближний стерся и умолк, Чтобы — ни радостно, ни больно, Чтоб только волю втиснуть в долг? Молчанье. Кран, как дух рабочий, Стрелою с хрустом поведя, Покончил вдруг с застоем ночи, Напружился — и, погодя… Не отрывалась, а всплывала Плита, теряющая вес, Как, удивленная сначала, Она недолгий путь свой весь Чертила вытянуто, странно, Не отклоняясь ни на пядь: Она боялась грубой гранью Рассвет до крови ободрать. И двуединое подобье Бетон со спуском обретал: Неотвратимый — как надгробье, Торжественный — как пьедестал. 3 То в профиль, то лицом — при спуске — Там, надо мной, горит душа, На вечность плюнувши по-русски, Живой минутой дорожа. А здесь, по русскому присловью: «Один работай, семь дивись», — По-русски ртами диво ловят И головой — то вверх, то вниз. Железный жест под грузом точен. Без груза — радостно-широк: Талант наукой не источен, Науке дар свободный — впрок. Жаль, с ним — с безвестным — я расстанусь. Да что ему? В пылу труда Хранит в нас душу безымянность Надежней славы иногда… 1970 «Сердце, и когда ты застучало…» Сердце, и когда ты застучало, В утреннем предчувствии своем, Знал ли я, что нежное начало Мне такую муку обещало, Без которой песни не споем. И пока хранить умеешь в тайне До поры и чувство, и слова, Значит, правда — спутница страданья И любви взыскательной — жива. 1970 «Пусть гримаса не станет улыбкой…» Пусть гримаса не станет улыбкой, Но взлетел твой смычок огневой Над блокадной оттаявшей скрипкой, Над ночной многоструйной Невой. О Нева! Ей в гранитной неволе — Как вину в запасном хрустале: Ведь его не пригубит в застолье Та, что там — в пискаревской земле. Та, что знала: не быть с нами третьей Ни тогда, ни теперь средь огней, Та, что знала: не будет бессмертья, Но бессмертье заплачет о ней. 1970 «Земля свободна и просторна…»
Земля свободна и просторна, Земля тепла и глубока, И перевеянные зерна Томит предчувствие ростка. Для праздных глаз — однообразье, А для меня — на сотни верст Неразделимость и согласье… 1971 Безвременье (На мотив старинной казачьей думы) — Ой, Корнила, Корнила, Стало дома все немило. А куда бы мне, Корнила, Снарядиться в поход? — Дал бы я совет — на север, Да все дороги снег завеял, Не к поре поход затеял — Добрый конь не пройдет. — Ой, Корнила, Корнила, Пропадает даром сила! Ты отправь меня, Корнила, Не на север, так на юг. — А на юге-то, на юге Прошли черно бури-вьюги — Конь травы не найдет. Еще мать нам не велела: Там идет чума-холера, Человеческому горю Нету берега, как морю, Не ходи ты на юг. — Эх, Корнила, Корнила, Мне слова твои немилы, — Кован конь, клинок наточен, Мое сердце воли хочет — Отпусти хоть на восток! — На востоке, на востоке, Там Урал стоит высокий, Люди пушки льют, Кандалы куют. Не ходи на восток. — Ой, Корнила, Корнила, Что-то сердце заныло… Коль пути мои не торены На глухие на три стороны, Хоть четвертую мне дай! — А четвертая сторона Будет к западу, А на западе Двери заперты, И без умысла без злого Не поймут там твое слово. А поймут, так не поверят — Не откроют тебе двери. Не ходи на запад. — Эх, Корнила, Корнила, Постарела твоя сила! Только ездит к куму в гости, Только греет свои кости — То твоя и доля! А моя-то доля Не ночует дома, Ночью кличет меня с поля, Закликает с Дона! Я слыхал про атамана, Про его победу, Я до Разина Степана На совет поеду. — Не найти тебе Степана — Изменило счастье, Порубали атамана На четыре части… — Что ж об этом человеке Всюду слышу речи? — В церкви прокляли навеки — Значит, Стенька вечен. 1971 |
