Отец будет ждать меня у выхода на улицу или уже около дома? Дома. Он не хочет, чтобы нас видели рядом, стыдится меня. Я не знаю на то причин, но мне больно и уже хочется взять на себя любую вину, только бы все эти мысли хоть на миг исчезли из моей головы. Кто-то приходит по ночам в наш дом, как коршун, пикирует Он от кровати к кровати, садится на ее изголовье и что-то бормочет на своем адском языке».
В воздухе повисло беспокойство, чувство беспричинной тревоги заставляло людей оборачиваться и смотреть на Элизабет. Она заметно занервничала, так как не любила пристальное внимание к своей персоне, это могло разгневать отца да и окончательно испортить ее репутацию ни в чем неповинной девушки. В это время в храм ворвался вольный Слушатель, рыскающий в поисках объекта для дьявольской насмешки. Дух не имел ни имени, ни образа, который был бы постоянен. Он с легкостью менял черты лица, местонахождение, вселяясь в статуи или людей из толпы, ловко скача между ними по рядам. Дух вел себя дерзко, напоказ выставлял Свое пренебрежение к человеку, служившему игрушкой в Его руках.
Элизабет испугалась, ощутив на себе Его обличающий взгляд. Она ведала, что пред ней предстал один из тех, кто проклят Богом, что Он уселся рядом с ней и наблюдал. Ее грудь вздымалась все чаще, а между ног у нее заиграли маленькие искорки, которых она раньше не замечала. Сущность, без тени сомнения в голосе, с лаской произнесла напутственную речь:
- Посмотри на всех, кто окружает тебя. Боятся ли они своих поступков и мыслей, боятся ли они творить зло и судить? Они вгрызаются в жизнь, стремясь оттянуть свою кончину, но они уже мертвы. - Он заглянул ей в глаза. - Но ты не боишься смерти, а ждешь ее, взывая к ней по имени. Ждешь того, что она пойдет тебе навстречу и оборвет нить твоих страданий. Удивительная способность видеть чудовищ, населяющих людские умы, сводит тебя с ума, но все равно хочешь нести Свет своим ближним. Ты заперта в собственной реальности, которая лишь косвенно соприкасается с общим бытием, но ты разделяешь его страдания. И все, к чему прикасается твое сердце, покрыто шипами, ранящими тебя и доводящими до отчаяния. Никто, кроме меня, не слышит твоих криков, тебе не верит и не видит того, что видишь ты. Сама прекрасно понимаешь, что с каждым днем тебе будет ставиться все хуже и хуже, тебе будет все тяжелее и тяжелее. Будут появляться новые оковы, которые неизбежно прикуют тебя к людскому быту, а скорее всего, сломают тебя и превратят в одну из них. В тебе навеки затухнет огонь протеста, и тебя не потревожит мысль о том, что нужно искать большего. Ты боишься того, что смерть не подоспеет вовремя, что ты перестанешь ждать, будешь напугана ее появлением. Прибереги свои силы для дальнейших странствий, не распыляй их на бренное существование, ведь это существование в ограниченном пространстве. Тебя не оставят в покое даже на миг, они всегда будут присутствовать рядом с тобой. Давя на жалость, сочувствие, они будут себя называть твоими близкими и привязывать тем самым тебя к быту, который ты уже не осмелишься бросить.
Монолог оборвался, и Варя открыла глаза: бесплотный Дух исчез, оставив за собой лишь след из маковых лепестков и дегтя. Внезапно собралась гроза, и молния попала в церковь - она вспыхнула, как спичка, и быстро прогорала. Элизабет, как и другие прихожане, побежала к выходу и вышла одной из первых, Варя же осталась сидеть на лавочке и смотрела, как пламя охватывает все вокруг. Но оно ее не ранило и не тревожило. Ее взгляд застыл на статуе ангела с холодными и влажными губами: крыша над ним провалилась, и он стоял под ливнем, озаряемый светом молний. Огонь не подступал к нему, и никакие балки, сорвавшись с потолка, не могли разрушить грот, в котором он нашел свое убежище. В дыму стали пропадать очертания предметов, и Варя закрыла глаза, в тот же миг воздух применился и стал холодней, зловонней. Покойница вернулась на болота, где все также было заволочено дымом.
Хильда, мать Элизабет, стояла во дворе и истошно вопила. У Вари защипало глаза, и она перевела взгляд на воду, в тихой глади которой отражалось происходящее на берегу: глава семейства выволок на улицу детей, они упирались как могли и кричали, но все это было бесполезно. Он обложил дом кучами хвороста и соломы и поджег их. После Арон схватил свою жену за руку и подволок ее к одному из деревянных столбов, врытых в землю у них в палисаднике. Варя насчитала шесть столбов: братьев было трое, оставалась Элизабет и Хильда, кому предназначался последний шест, она не знала и не могла предположить. Мальчишки побежали к маме, но она велела им вернуться, бежать в лес и прятаться, Арон без раздумий кинул ей под ноги факел, и языки пламени молниеносно охватили подолы ее платья.
На тропе, ведущей по холму, появился силуэт Элизабет, она вся промокла под дождем, и ее золотистые локоны растрепались и волочились за ней по лужам. Она пыталась согреться, обхватив саму себя руками, ее зубы стучали, а по лицу стекали слезы. Девушка снова ходила к гадалке, это было понятно сразу - креста на ее груди не было, она держала его в руках, не успев надеть до возвращения к отцу - на горизонте было пламя, и она была уверена в том, что их дом горит, а потому спешила, как могла.
Но Варе показалось поведение Лизы странным: она видела, как огонь вцепился в ее мать и истязал ее до последнего стона, но девушка не шелохнулась с места - стояла как вкопанная, и на лице у нее не было гримасы ужаса, смятения - оно выражало только спокойствие, холодность, присущую Вурду.
Отец бегал по двору, вытирая о траву окровавленные руки: один из его сыновей все- таки попытался бежать, и он догнал его с топором в руках и убил. Оставшихся двоих сыновей он растащил к столбам и крепко-накрепко связал. Вытерев руки, Арон отдышался, но снова в пал в истерику и закричал:
- Очисть - очисть! Пусть эта боль станет искуплением их греха. А если не было греха, то пусть они вознесутся, как возносятся невинно убиенные. - Арон озирался по сторонам и заметил Лизу, теперь он говорил, глядя ей прямо в глаза: - Ты забрал меня у них. Уволок прочь, не оставил им ни единой надежды. Впервые вступая на порог моего дома, Ты крался в ее спальню, как вор. С недавних пор Ты возомнил себя здесь хозяином. Но они последовали за мной, покорились моей воле, а не Твоей, потому что я привел их к Спасению. И теперь они навсегда останутся в моей светлой памяти, а о Тебе я навсегда позабуду. Я перестану знать Тебя, сотрутся мгновения нашей первой встречи. Прошу, пусть исчезнет память о том дне, когда Ты обольстил мою дочь, клеймил ее позором смертного греха и приблизил ее встречу со Смертью. Но ничего! Я испепелю все, чего касалась Твоя могучая тень. Восставший против любых оков, Ты сносишь свое бытие, я снесу свое. Не стой на моем пути!
Отец смотрел прямо на Элизабет, но не видел в ней своей дочери. Варя вмиг осознала, что произошло с ней, и ей хотелось, чтобы девушка ее услышала: «Я сама стояла на пороге, у каждого он свой. Стараниями врачей муки моего пребывания среди живых были продлены. Не знаю, вернулась ли моя душа в тело, или же просто оно рефлекторно ожило. Все мои действия вполне могли быть лишь мышечными подергиваниями и выражать собой лишь симптомы, столбняка. Но это не отменяет того, что я единожды, как и ты, оступилась, заблудилась на своем пути. Я тоже обещала себе, что дойду до конца, и я не уверена, что сдержу свое слово. Но ты написала, что готова ползти на брюхе, стараться из-за всех своих сил дотянуться до тишины. Я не смею судить тебя, то, что я до сих пор с Ним, не дает мне права оценивать твою жизнь. Я верю, что ты старалась изо всех сил, сделала все, что могла. Чувствую тот ветер, что бил тебе в лицо. Даже там, на разбитой скале, ты почувствовала себя ненужной, униженной. Шагая вниз, ты понимала, что тебя ничего не ждет, никому даже там ты не нужна. Ты накрутила себя еще сильнее, взвела курок? Довела себя до края, чтобы, хватило смелости шагнуть вперед? Я верю, что не сама ты себя довела. В тебе нашел отголосок вечный плач. Твоя душа, как и некогда моя, оплакивала все человеческие муки и беды. В своем плаче ты доходила до остервенения, врывалась в кладовку своего подсознания. Ты кидалась словами, рвала свое нутро, резала себя каждой обидой, чтобы быстрее иссякнуть. А запас сил, амбиций, воли к жизни, казался неисчерпаемым. Элизабет, как долго длится твое падение или полет? Коснулась ли ты земли? Разбилась ли… Боюсь спросить, ты умерла?»
